Тот же самый Кавендиш мог накануне выборов на протяжении одиннадцати часов подряд заниматься изгнанием бесов. Он помог партии тори, подобно фениксу, возродиться из пепла и заставил молиться богу войны. Мог сам превратиться в лидера, закованного в сверкающие доспехи, и быть им до тех пор, пока доспехи не начинали казаться для него великоваты. Кавендиш, который с одинаковой страстью, но на разных языках мог обратиться к оппозиции — дескать, не волнуйтесь, мальчики и девочки, вам совсем необязательно кому-то противостоять или занимать позицию, просто умерьте пока что пыл и объясните своим почитателям, что сейчас не время раскачивать лояльную британскую лодку, пусть даже она плывет в неверном направлении, управляемая лунатиками, и протекает точно дуршлаг.

Не кто иной, как Кавендиш, мог привести в волнение большинство, вызвать недовольное ворчание на тему того, сколь разрушительное влияние оказывает нынешняя политика на британскую промышленность, торговлю и фунт. Кавендиш всегда давал понять — именно так он выражался. Иными словами — превращал слухи и сплетни в не подлежащую сомнению реальность. И тем самым держал на коротком поводке зарубежных корреспондентов, работавших на империю Хэтри, а потому не попадавших до сих пор под подозрение в необъективности. Именно Кавендиш способствовал появлению в малобюджетных научных журналах статей, наполненных невнятными угрозами и обещаниями. Затем все сказанное там раздувалось и искажалось в невероятных пропорциях и появлялось уже в больших популярных журналах; ну а дальше снежный ком нарастал, и катился, и докатывался до публикаций в желтой прессе и так называемых низкопробных изданиях. И даже становился предметом поздних ночных дебатов на телевидении, причем не только на каналах, которыми владел Хэтри, но и на соперничающих с ними каналах. Ибо нет ничего более предсказуемого, чем бессмысленное повторение средствами массовой информации своих собственных выдумок, а также боязни, что кто-то может вырвать из-под носа сенсацию. И уж совсем неважным становилось, есть ли в этой информации хотя бы крупинка истины, потому что, если честно, дорогие мои, нам в этих сегодняшних новостных играх не хватает ни штата, ни времени, ни денег, ни энергии, ни элементарной грамотности, ни минимального чувства ответственности, чтобы проверить эти факты. Все средства хороши, но главное — собрать все, что было написано другими поденщиками от литературы на ту же тему, и повторять как заклинание.

Кто как не Кавендиш, грузный неуклюжий английский парень в твиде и с голосом комментатора крикетных матчей в солнечный летний день, мог с такой убедительностью пропагандировать через все те же средства массовой информации любимую доктрину Бена Хэтри «Если не сейчас, то когда?». Именно она лежала в основе всего этого трансатлантического выкручивания рук, дерганья за ниточки, интриганства, причем главная идея этой теории сводилась к тому, что Соединенные Штаты могут продержаться в мировых лидерах и сохранять статус сверхдержавы ну максимум еще лет десять, не больше. А что будет потом… тут занавес опускается, как бы давая тем самым понять, что миру предстоит тяжелейшая хирургическая операция. И пусть со стороны она покажется чрезмерно жестокой, радикальной и эгоистичной, зато от этого зависит наше выживание, и будущее наших детей, и выживание империи Хэтри с ее все растущим влиянием на сердца и умы стран третьего и четвертого миров: делай это сейчас, черт побери, пока мы еще пользуемся влиянием! Перестань озираться по сторонам! Бери что хочешь, разбивай вдребезги то, чего тебе не надо! И что бы ты там ни делал или делал, главное — перестань ныть, оправдываться, извиняться, перестань наконец быть тряпкой! И даже если тем самым Бен Хэтри оказывался в одной упряжке с окончательно сбрендившими американскими правыми, а также с их братьями по крови по ту сторону «лужи», даже если именно поэтому он был обожаем военно-промышленным комплексом… — да в фобу я вас всех видал, вот что он скажет в ответ на все эти инсинуации. И никакой он не политикан и всегда ненавидел ублюдков, всегда был реалистом, готов объединиться с любым, кто мыслит и говорит разумно, а не крадется по международным коридорам власти, нашептывая на ушко каждому встречному негру или японцу: «Вы уж извините меня, сэр, за то, что я являюсь белым представителем американского среднего класса. Простите за то, что я такой большой, и сильный, и богатый! Нет, мы верим в достоинство и равенство всех людей, созданий божьих на земле. И не будете ли так добры позволить мне плюхнуться перед вами на колени и поцеловать вашу задницу?»

Именно такой имидж неустанно создавал себе Бен Хэтри с помощью своей гвардии, однако всегда понимал при этом, что пока что это должно оставаться между нами, мальчики и девочки, исключительно в священных интересах объективной информации. Ибо разве не ради этого существуем мы на земле, на которую при других обстоятельствах даже ступить было бы противно?

— Меня можете исключить, — сказал Бен Хэтри Кавендишу накануне днем своим невыразительным тусклым голосом.

Иногда он говорил, вовсе не двигая губами. Иногда его начинало просто тошнить от собственных махинаций и человеческой бездарности в целом.

— Вы, мерзавцы, займитесь ими сами, — злобно добавил он.

— Как скажете, шеф. Сколь ни прискорбно, но именно таковыми мы и являемся, — ответил Кавендиш.

Но Бен Хэтри все-таки пришел, в чем лично ничуть не сомневался Кавендиш. Приехал на такси, потому что не доверял своему шоферу. Мало того, даже явился на целых десять минут раньше, чтоб успеть прочитать выжимки из того дерьма, что последние несколько месяцев рассылал Кавендиш, — словом «дерьмо» он предпочитал называть все виды прозы. Последним в папке оказался «горяченький» отчет на одну страницу, поступивший от «онанистов», засевших по ту сторону реки, — без подписи, заголовка и указания источника, — который Кавендиш назвал алмазом чистой воды, золотом высшей пробы, шеф, истинным перлом. Да люди Вэна просто с ума посходят!

— Какой ублюдок это написал? — спросил Хэтри, никогда не упускавший возможности раздать всем сестрам по серьгам.

— Лаксмор, шеф.

— Та самая задница, что провалил к чертовой матери всю нашу операцию на Фолклендах?

— Он самый, шеф.

— Да, через цензурный отдел материал не проходил, это ясно.

Тем не менее Бен прочел отчет дважды, что было для него совершенно нехарактерно.

— Это правда? — спросил он Кавендиша.

— Ну, в достаточной степени, шеф, — ответил тот с осторожностью и умеренностью, отличавшей все его высказывания. — Частично правда. Не думаю, что залежится на полке. Прочитав все это, ребята Вэна могут сразу схватиться за оружие.

Хэтри бросил ему листок.

— По крайней мере, в первый раз будут знать, что им делать, мать их за ногу, — проворчал он и коротко и злобно кивнул Тагу Кирби, третьему убийце, как метко окрестил его Кавендиш. Таг ворвался в комнату, даже не вытерев большие ноги, и тут же принялся озираться в поисках врага.

— А что, эти янки еще не прибыли?! — рявкнул он.

— Будут с минуты на минуту, Таг, — мягко заверил его Кавендиш.

— Опаздывают на собственные похороны, — заметил Кирби.

Главным преимуществом квартиры Джеффа было то, что располагалась она в самом сердце Мэйфер [28], имела запасной выход на Клэриджиз, все вокруг было обнесено железной изгородью и строго охранялось, поскольку рядом жили сплошь разные знаменитости, дипломаты и члены парламента, а в самом конце узенького проулка находилось итальянское посольство. И в то же время его отличали столь приятные собравшимся безликость и анонимность. Ты мог быть кем угодно — уборщиком, поставщиком продуктов, курьером, лакеем, охранником, мальчиком-партнером по сексу, хоть командиром всей галактики. Никому не было до этого дела. А Джефф работал открывателем дверей. Он знал, как подобраться к людям власти, как их свести. Имея под боком Джеффа, ты мог расслабиться и ждать, что будет дальше. Что, собственно, и происходило в данный момент: трое британцев и двое их американских гостей сидели за столом, обслуживали себя сами, как было заранее договорено, и поглощали ленч, состоявший из копченой семги, выловленной в окрестностях имения Кавендиша в Шотландии, перепелиные яйца, фрукты и сыр. На десерт подали знаменитый фирменный пудинг Джеффа, приготовленный его старой нянюшкой.