Так было только на первом участке пути, потому что Эл-Ит забыла взять щит и, оказавшись у границы, автоматически наклонилась вперед, вцепившись в гриву Йори, сознавая, что если не удержится на его спине, то потеряет сознание, упадет и может погибнуть. Йори, почуяв спиной, что всадница слабеет, замедлил ход и перешел на шаг, а Бен Ата, увидев, как его жена бесчувственно шатается, снял ее со спины Йори и повез дальше, держа на руках. Те, кто видел их на втором участке пути, потом рассказывали, что королева заболела от горя, не желая покидать их зону, а король держал ее на руках, «как ребенка», и плакал, сидя в своем седле.

Йори не отставал от короля. У границы Бен Ата опустил жену на землю, поставив прямо по ту сторону, — но не очень далеко, ведь он сам не мог входить в Зону Три без защитного устройства, так же как она — в его страну. Едва заметив, что Эл-Ит вот-вот очнется, Бен Ата отступил назад, но одной рукой все же поддерживал ее за плечо. Когда она открыла глаза, оказалось, что стоит глухая темная ночь, и резкий ветер, всегда дующий с востока в ее страну, уже достаточно силен и может подтолкнуть ее. Перед собой Эл-Ит увидела Бен Ата, бледного и угрюмого, но решила, что он сердит, не поняла, как он беспокоится о ней.

Конь был рядом, женщина вскарабкалась на него и полетела во тьму, и они оба — она и Йори — исчезли, как пушинка, унесенная бурей. А Бен Ата поскакал назад, в лагеря, размышляя, когда же ей придет приказ вновь вернуться к мужу.

Проскакав совсем немного, Эл-Ит, усердно размышляя, все же догадалась, что произошло. Теперь, полная сочувствия, она опечалилась, понимая, что Бен Ата тоже огорчен, и ей захотелось хотя бы словом утешить его, сказать: она знает, что муж донес ее до границы и перенес на эту сторону и что не надо ему больше себя корить за свой грубый поступок, она и сама не понимает, как могла так опрометчиво обвинять его и критиковать его страну.

Как она могла! Она, Эл-Ит, которая в своем собственном королевстве никогда не была способна произнести жестокое или даже просто бестактное слово в чей-либо адрес, а тут позволила себе такие ядовитые выражения в разговоре с этим человеком, который вовсе не по своей вине оказался королем этой несчастной, отупевшей и погрязшей в нищете страны.

И теперь оба — он, вернувшись к своим солдатам, она, направляясь верхом в свою столицу, — думали друг о друге с сочувствием.

Когда Эл-Ит оказалась возле ущелья, по которому можно было из степи подняться на плато, она осадила Йори и поглядела на громоздящиеся вокруг горы. Вся ее жизнь прошла среди этих гор; и для нее было отдыхом и пищей для ума наблюдать, как они меняют свою форму и облик в доступных им пределах. Теперь, осторожно поворачивая коня в одну и другую сторону, Эл-Ит видела их такими, какими они всегда были, — но одновременно и такими, какими казались издали, когда вместе с Бен Ата смотрела на них снизу. У нее было такое ощущение, что и он в эту минуту уставился на эти горные пики, наплевав на существующий у них запрет. И мысленно видела, как он стоит там, на мгновение забыв о своих офицерах, среди палаток и пикетов лагеря, а они вначале изумленно переглядываются, а потом один за другим тоже поднимают взгляд кверху — а затем их примеру следуют и солдаты. Эл-Ит думала о женщинах Зоны Четыре, которые, как она подозревала, хранят в душе самые разные личные убеждения. И наверняка они, если не все, то многие, частенько, когда их никто не видит, поглядывают на западный небосклон, где снег покрывает горы на такой высоте, что его трудно отличить от облаков.

Теперь она вспомнила песню — услышанную, когда она лежала в объятиях Бен Ата. Тогда она просто бездумно ее запомнила, а сейчас ее слова всплыли в памяти. Эта песня теперь была навечно связана с тем восторгом, с которым их тела познавали друг друга. Оба тогда не могли скрыть взаимного удивления.

Высокий мелодичный голос женщины парил над их брачным ложем, и эти слова теперь всегда будут напоминать им друг о друге.

Конечно, Эл-Ит знала, что если эту песню услышит случайный слушатель, солдат или его непосвященная жена, они эти слова поймут по-другому, — их истинный смысл угадают только посвященные женщины, она же слушала их вместе с Бен Ата, — но понял ли он? Надо не забыть спросить его при следующей встрече!

Эл-Ит снова пустилась в путь, и теперь на всех дорогах ее окликали группы людей, приветствовавших свою королеву. И она останавливалась поговорить, выслушать их новости, рассказать, что она беременна от Бен Ата. Новость летела по всей степи, дошла до плато, ее передавали друг другу, так что когда Эл-Ит въехала в свою столицу, повсюду на тротуарах толпились люди, они пели и радостно приветствовали ожидавшую наследника королеву, так что к тому времени, когда она добралась до дома, она снова ощутила привычную для Зоны Три атмосферу необременительной дружественности.

На широких ступенях Эл-Ит поджидали сестра по имени Мурти и все дети, которые звали ее мамой. Они окружили Эл-Ит, источая любовь и приветствия, она провела с ними весь день и ночь, выслушала их рассказы о том, что случилось за время ее отсутствия. И все это время звонил колокол на нашей Башне, дабы оповестить всех жителей Зоны Три: Эл-Ит благополучно вернулась и у нее скоро будет очередной ребенок.

Потом они с сестрой удалились, предоставив детей их отцам-воспитателям. Начались занятия — уроки и игры, а обе женщины направились на самый верхний этаж дворца, там крыши простирались во все стороны на разных уровнях, оттуда можно было взобраться еще выше, на шпиль, и оказаться выше всех в столице. Оказавшись на самом верху этой башни, Эл-Ит сказала удивленной Мурти (что это королеве взбрело в голову забираться на такую высоту): «Посмотри-ка вон туда…» — и указала на глубокую расселину в горах, высящихся на северо-западе. Там сверкала сапфировая синева Зоны Два. Вначале Мурти видела только расселину между гор и в ней дымку.

А Эл-Ит все всматривалась, глаза ее тонули в синеве, она с любовью вспомнила Бен Ата и его слова: «Глазеть туда — только время терять», и улыбнулась. Мурти же, глядя на нее, догадалась, что сестра вспомнила о муже, эта улыбка не могла означать ничего другого. Она засмеялась, полуобернулась к сестре, собираясь подразнить ее и расспросить об этом знаменитом Бен Ата, великом солдате, но Эл-Ит попросила:

— Нет, не отворачивайся, просто постой и посмотри…

Ведь всю жизнь у нее, Эл-Ит, была возможность забраться на эту высоту и отыскать взглядом Зону Два. Никто ей не запрещал! Просто они никогда не вспоминали о Зоне Два! И теперь Эл-Ит вдруг вспомнила — да, давным-давно она сюда забиралась, когда была совсем юной девушкой, почти подростком. Тогда, много лет назад, что-то подстегнуло ее — и захотелось взбираться все выше и выше, вначале на беспредельную высоту крыши королевского дворца, который возвышался над всеми дворцами города, оттуда при желании она могла бы, перепрыгивая с одной крыши на другую, неделями бегать над городом. Но тут Эл-Ит увидела высокий шпиль и ведущую в него дверцу, подкралась и полезла вверх по невозможно крутой винтовой лестнице. Все выше и выше. И, наконец, оказалась на самом верху и встала, затаив дыхание, испытывая головокружение, на небольшой платформе, на которой они с сестрой и стояли сейчас в лучах заходящего солнца. Их окликали мелькавшие мимо птицы. Высоко над горами парили орлы. В тот далекий день Эл-Ит, вцепившись в ограждение, смотрела вверх и в сторону северо-западной границы и чувствовала в душе одно, всепоглощающее желание — улететь отсюда, утонуть в этой бесконечной синеве — оказаться там, где одна бесконечная синева! И только спустя много часов она прокралась назад вниз, душа ее была полна ощущением синего воздуха… — а что было потом? Она не помнила! Может, рассказала кому-нибудь и ей запретили туда лазать? Или никому не говорила, просто позабыла?