Но его психику надо было поддерживать, иначе и с катушек слететь недолго. И создавались ситуации вроде приездов некоего Торгового Представителя, которого Грайс научился воспринимать как свое отражение в кривом зеркале, потому что его компаньон, поначалу привлекательный и учтивый, вдруг превратился в совершенно другого человека, корчащегося и жалкого, который молил Грайса о сочувствии и понимании.

— Это все, о чем я прошу! — восклицал он в те минуты, когда не находился на службе. Поразительно, как быстро происходит подмена личности внутри ухоженного тела и хорошо скроенных одежд шпиона. — Мне нужно только поговорить с кем-то, кто поймет меня — в каком аду я живу! Но вы меня понимаете.

Это был агент Сириуса, который прошел специальную подготовку с целью развалить Волиен любым способом, каким только сможет. Выбранный как подходящий кадр в элитной школе на своей планете, он был отправлен для обучения на планету-метрополию Сириус, потом прошел инструктаж: как лучше освоиться на Волиене, как пробраться на высокие должности — и так далее и тому подобное, — в общем, все как обычно. Энергичный, умный, амбициозный и, главное, — преданный, он нравился начальству и сам был в восторге от собственных достижений. А тем временем ему понравилась жизнь на Волиене, такая приятная по контрасту с угрюмым фанатизмом законов Сириуса. Каких-то несколько В-лет назад, как он рассказывал Грайсу, пелена «вдруг разом» спала с его глаз. И шпион задумался: что же он делает? Старается навредить этому приветливому, пусть и безмозглому народу, этой приятной, хоть и разрушающейся и плохо организованной стране? Его миссия заключается в том, чтобы внести сюда гнусность — теперь он это понимал — Сирианской империи. У него произошел нервный срыв. Он страдал. Он не мог признаться своим, потому что его тут же уничтожили бы во имя Морали, в результате он исповедался представителю вражеской секретной службы, и на Волиене проявили чуткость к его моральным проблемам, но когда он им предложил свои таланты, не говоря уж о своей «абсолютной преданности», в роли двойного агента, местное начальство стало тянуть время. Как и многих противостоящих ему агентов на службе Волиена, его оставили в подвешенном состоянии, так что бедняге оставалось только пребывать в сомнениях, «настоящий» ли он двойной агент или нет. А пока что доверенные лица сочли его полезным для моральной поддержки таких людей, как Грайс.

У Грайса был тяжелый период в жизни, пока он размышлял, хватит ли у него сил вынести двойственность своего положения. Да и кто он, собственно говоря, такой? Губернатор, который ненавидит править; богатый уроженец Волиена, который любит свою страну, но не издали, как принято; поклонник Морали, но только абстрактной, чистой и идеальной, потому что ни на одной планете не была еще внедрена Мораль в том понимании, какого заслуживает это слово; ненавистник Морали по-сириански, не говоря уж о том, что творится в колониях Сириуса…

В такие минуты, когда Грайс говорил себе, что для него все это слишком, очередной визит упомянутого выше господина Икс всегда убеждал губернатора, что его положение — рай по сравнению с положением Икс. «Привет, это я, твой дружок мистер Икс», — так неизменно представлялся гость, и Грайс лишь изумлялся, как это «они» ухитряются так безошибочно почувствовать тот момент, когда он упал духом.

Теперь Грайс прибыл на Волиен и требует, чтобы его выслушали «на самом высоком уровне». Представители этого «самого высокого уровня», признав, что на самом деле, вероятно, было бы полезно встретиться с Грайсом, занялись проверкой его лояльности: не перешел ли он снова на сторону противника, знают они этих агентов. Кроме того, им было известно, что Грайса видели переодетым на митингах Колдера и его сторонников.

Он посылает одно сообщение за другим, он постоянно околачивается возле Главного Управления. «Это срочно! Вы должны меня выслушать немедленно! Ситуация просто критическая!»

Одним словом, Кролгул все это узнал и теперь размышлял, как бы воспользоваться ситуацией в свою пользу.

Да, ваши сведения подтвердились. Волиен может ждать вторжения со стороны Сирианской империи раньше, чем предполагалось, но какая именно планета нападет?

Я следую за Грайсом, как раньше шел по следу Инсента на Волиенадне: поведение губернатора так же непредсказуемо. Но о Грайсе рассказывают совсем другое. Пытаясь разгадать его намерения, опрашивая разных людей, я пришел к выводу, что у этого человека расстройство психики, о чем, кстати, уже все догадались.

Поэтому понятно, почему его прежние коллеги, назначившие Грайса губернатором, положение которых теперь так же щекотливо, как и его собственное положение, из-за их связи с Сириусом в прошлом, стараются отделаться от него извинениями. Да, да, соглашаются они, планы Грайса насчет благополучия Волиенадны грандиозны; но почему бы ему пока не съездить в приятный отпуск подальше от провинциальной скуки своей планеты?

Не сумев уговорить выслушать себя никого из сверстников, Грайс теперь обращается к революционным группам следующего поколения, к одной за другой.

Наконец я все-таки догнал его в небольшом городке на севере Волиена. Грайс разослал письма в Партию Благородных, в Партию Истинной Морали, в Партию Сторонников Сирианской Морали, в Партию Противников Сирианской Морали, Друзьям Олпута (спутник Сириуса СП 93), Врагам Олпута, Друзьям Мотца (спутник Сириуса СП 104). Каждая из этих групп от всей души озабочена повышением благосостояния Волиена и установлением там справедливого демократического правительства, однако все их время уходит на злобные междоусобицы.

Когда я пришел в гостиницу к Грайсу, он решил, что я — последний из этой длинной вереницы молодых революционеров, и продолжал вещать, не прерывая потока речи, начатой несколько часов назад.

Грайс расхаживал взад и вперед по своему номеру; его лицо в обрамлении растрепанных прядей белесых волос было возбуждено; обычно тусклые глаза сияли, он отчаянно жестикулировал; он рисовал (точную) картину страданий волиенаднанцев и описывал (неточно) успехи «специалистов по колониальным революциям, которые прибыли с Сириуса». Подразумевая Инсента.

— Грайс, — время от времени напоминал я ему о своем существовании, — Грайс, спуститесь на землю. Я Клорати. Мы с вами уже встречались, не помните меня?

Он и помнил, и не помнил. Губернатор подошел ко мне, наклонился, мигая, присмотрелся. Он буквально вибрировал всем телом от того, что его словесный поток был прерван на полуслове. Потом расслабленно рухнул на стул.

Я начал молоть всякую чушь, пока не восстановилась его способность слушать, и тогда я сказал ему следующее:

— Мы, Канопус, могли бы обеспечить подвоз на Волиенадну всего, что необходимо для организации новой системы сельского хозяйства. За очень короткое время эта бедная планета окажется в состоянии обеспечивать себя всем необходимым и даже экспортировать продукты. Это повлечет за собой самые разные, но очень важные последствия. Вы, губернатор Грайс, могли бы заставить власти Волиена содействовать прогрессу, для чего должны поскорее добиться согласия своего начальства.

Он чуть-чуть оживился.

— Их согласия? Шутите! — И снова с наслаждением впал в свою привычную угрюмость. — Эти безнадежно прогнившие, разлагающиеся…

Какое-то время я позволил ему молоть языком, потом сказал:

— Все это хорошо, но хотите ли вы, чтобы эти успехи — которые будут своего рода революцией — приписывались влиянию Сириуса?

При этих словах Грайс оцепенел, трясясь от страха; потом осторожно поднял голову и бросил на меня быстрый взгляд, после чего снова впал в оцепенение.

Он ничего не говорил. Он подыскивал подходящую фразу.

Я надеялся, что от страха Грайс может проговориться, и я узнаю более или менее точно, до какой степени он связан с Сириусом, но губернатор не проговорился.

Наконец он сказал:

— Да, многие бы обрадовались, если бы это получилось… — И звонко рассмеялся, потом из глаз его брызнули слезы. Видимо, конфликт в его душе из-за прежних контактов с Сириусом был даже глубже, чем я предполагал. — Вы представить себе не можете, сколько человек… Я их встречаю каждый день с утра до ночи, с тех пор как приехал сюда. Странно, правда? Мы теперь точно знаем, на что способен Сириус, но все равно — создается такое впечатление, будто люди и знать не хотят. — И снова приступ смеха вместе со слезами. — Ох, знаю я, что вы думаете, я слишком долго обманывался, но я хотя бы…