Оба адъютанта задумчиво кивнули.

Возвратившись на квартиру, Сезар застал настоящую идиллию. Женщина мыла пол, Флоран же перетряхивал одежду в сундуке виконта и неторопливо рассуждал:

– Ведь что получается, Мари! Господин едет на войну, и это ужасно, потому что приличные костюмы ему теперь не нужны. Не велел мне ничего брать, сказал, будет носить форму. И носит. Я видел мельком – обшлага у мундира обтрепаны! А сам он не чищен! Как же…

– Мари? – переспросил Сезар, останавливаясь в дверях.

Флоран смущенно к нему повернулся.

– Так ведь, ваша светлость, она ни слова не говорит, а называть ее как-то надо! Вот я и стал кликать Мари. Она вроде ничего, не возражает.

Не возражающая Мари стояла, опустив голову, над ведром и с тряпкой в руках.

– Пока остаешься, – сказал женщине Сезар, – только чтобы ни шагу за пределы двора и никому на глаза не попадаться. Полковник еле-еле разрешил, – и, проигнорировав явную радость, отразившуюся на ее лице, обратился к Флорану: – Я ухожу, вернусь к обеду. Чтобы никаких происшествий без меня.

– Ваша светлость, можно я мундир почищу? – взмолился камердинер.

– Нельзя, – отрезал Сезар и вышел, еле заметно улыбаясь.

Он спросил у Тьерри, где найти полкового врача, и первый адъютант подробно описал дорогу. Идти, впрочем, оказалось недалеко – всего пару улиц миновать.

Господин Венсан Прюно был человеком роста громадного, гренадерского. Как выяснил Сезар в первые же минуты разговора с доктором, гренадером он и служил – лет двадцать назад.

В крохотном домике за хлипкой оградой, кроме врача, никого не оказалось, и разговор обещал быть продуктивным. Прюно Сезару сразу понравился – за громадный рост, раскатистый бас, могучие руки, которые тем не менее являлись руками первоклассного костоправа, и сдержанное чувство юмора. Услыхав, что виконта прислал полковник с поручением, Прюно усадил гостя и налил ему и себе по рюмочке шерри.

– Хорошо для пищеварения, – пояснил он. – Это мне англичане приносят. У них с докторами беда, вот и бегает ко мне кое-кто из красномундирников. Боятся, а ходят, потому как знают: лучше меня только Лабри из второй дивизии, но больно уж заносчив. Считает, раз сын герцогского дворецкого – уже высоко родился.

– Я думал, тут у вас каша вавилонская, а нет никого.

– Ну, так затишье перед бурей. Оно, конечно, и в мирные дни скучать не приходится – то с мозолью кто придет, то с зубом больным, кого лошадь тяпнула, кто похмельем страдает… Это мы пока русских не встретили. Столкнемся – и буду руки-ноги резать да кишки обратно в брюхо зашивать, а дальше пусть Господь решает, жить страдальцу или преставиться.

Он глотнул шерри и продолжил:

– Я ведь когда-то сам в полку шагал. Гренадером был, м-да… Только на двадцать пятом году жизни почуял неутолимую тягу к медицине. Смотрел, как наш полковой доктор работает, и думал: э, а те осколочки костей лучше бы сложить вот так, а не эдак! Думал, думал, да и пошел к нашему полковнику. Был у нас, звали мы его Старина Фабьен, хороший человек, хоть и неласковый. Выслушал он меня, говорит: так что ж, учиться на костоправа хочешь? Я ему: хочу, дескать. Он говорит: ладно, так и быть, подпишу приказ, поедешь учиться. Так и получилось, кое-что в мою голову вдолбили, а основное я уже и сам знал. Солдатская практика, она впрок идет… Вернулся, сначала под присмотром нашего полкового умельца косточки вправлял, а потом меня сюда назначили. Вот уже, м-да, восемь лет как в двадцатом. Да это хорошо, полковник у нас отличный. Значит, он вас прислал, чтобы я про капитана де Эмона рассказал?

– Так и есть, – шерри было превосходным, и Сезар с удовольствием допил то, что оставалось в рюмке. Прюно немедленно долил ему еще. – Расскажите все, что заметили и что думаете.

– Вызвали меня на рассвете, – тут же начал врач. – Говорят, де Эмон преставился, пулю себе в лоб пустил. М-да, думаю, здоровый такой человек, все зубы на месте, руки-ноги не ломаны, а туда же, стреляться. Тьфу. Прихожу. Там народу было немного, полковника вызвали, да денщик капитанский стоит и трясется, ровно заяц. Ну, я стал все осматривать. Капитан на полу лежал, лицом вниз; вроде как сидел на стуле, потом стрельнул себе в голову и упал. Начал я осматривать беднягу, потом гляжу – э, тут все непросто. Попросил полковника выставить денщика, да так сразу и говорю: дело нечисто, дескать.

– Что вас навело на эту мысль?

Прюно усмехнулся, показав крупные неровные зубы, желтые от табака.

– Вряд ли покойник сначала сам себя по голове огрел, а потом застрелился. Бутылка та…

– Какая бутылка? – живо заинтересовался Сезар.

– Разбитая. Которой его по голове и били. На полу осколки, хотя расколотить ее, конечно, сила нужна – бутыль на славу. Вино в ней было, немного, но было, с кровью смешалось. Там его ударили, больше негде.

– То есть вы предполагаете, что некто огрел капитана по голове бутылкой, а затем обставил все как самоубийство? А не могло случиться, скажем, так, что де Эмон имел с кем-нибудь ссору, господа повздорили, противник ударил его бутылкой, а затем ушел? Капитан же, очнувшись, впал в черную меланхолию и решил свести счеты с жизнью. Пьян был. Расстроен.

– Ну, вином от него, конечно, разило. М-да. Только нет, не так все было. Там тонкий… как это говорится… а, нюанс, – последнее слово доктор выговорил с гордостью. – Коли все так бы случилось, как вы предполагаете, он бы слегка по-другому лежал. Ну и лоб…

– Что – лоб?

– Я видал, как стрелялись, – ответил Прюно неожиданно усталым голосом. – Особенно, помню, был один… Лейтенантик молоденький. Приехал из самого Парижу в полк, весь такой цветущий, пахнущий. И влюбился, как кот, в дамочку обозную. А они, обозные, знаете какие – им заплатишь, они дают, что пожелаешь. Какая тут любовь. Он ей стихи писал, шлюхе вшивой, прости господи, – врач сплюнул. – Говорил, муза она его. Чушь нес. Я ему подсунул кое-какие травки, чтоб он в клозете пару дней посидел да поразмыслил, только его все забирало и забирало. До того дошло – предложение ей отправился делать. Ну а она, м-да… обозная девка… высмеяла его перед друзьями-офицерами. Он пошел к себе в палатку да и пулю в лоб, вот так. Мать у него от горя чуть с ума не сошла, как говорили.

Сезар молчал.

– Я все это к чему, сударь, рассказываю вам… А, впрочем, показать-то проще, – Прюно встал, дотянулся до полки и взял с нее пистолет. – Ежели человек в лоб стреляется, как капитан наш, то ему это делать неудобно. Ибо пистолеты наши, как изволите видеть, длинные, а руки не очень, – он повернул пистолет дулом к себе, приставив дуло к центру лба. – Есть покороче, да только у де Эмона был приблизительно такой, как у меня. Видите? Прямо в лоб тычешь, и неудобно. Обычно поэтому в висок палят, в лоб-то реже. Потому как руку вытянуть надо, а пистолет…

– Я понял, – прервал его Сезар, – и что же? Вы ведь показываете, как это возможно.

– Возможно, сударь, – врач снова сел, положив пистолет на стол рядом с собою, – а только дальше смотрим на результат. Кто в лоб застрелился – это одно, а в кого стреляли с расстояния, хоть с небольшого, – другое. Следы пороха и то, как пуля вошла и вышла, – тоже детали немаловажные. Когда сам стреляется чудак, чуть наискось получается, а тут – словно он себе запястье вывернул. К тому же, думаю, убили его не сразу после того, как по голове бутылкой ударили.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.