— Сейчас, заели меня.

— Тише, прошу быть приличнее, а то ужина не получите.

Вишенка посматривает на всех женщин, которые теперь уже немного вежливее, и спрашивает у полной дамы:

— Вы, сударыня, содержательница этого пансиона?

— Именно так, моя милая, я содержу мещанский пансион и общий стол, вы как раз вовремя явились, мы сейчас будем ужинать… а что, Мино пришел?

— Нет еще.

— Я не хочу ожидать его каждый вечер, у меня должно идти как по ниточке, если через пять минут не придет, то садимся ужинать. Опять проиграется в пух и прах, он уж верно, где-нибудь играет.

— Сударыня, прикажите дать мне комнату, а на ужин я вам очень благодарна, мне есть не хочется, — сказала Вишенка.

— Вам неугодно ужинать, извольте, мы вам отведем комнату, только прошу заплатить пять франков, мы дешевле не берем, а иногда даже дороже.

Вишенка достала из кармана сто су и передала полной женщине. Та, взяв их, позвала:

— Эй! Жолиса, поди сюда.

У дверей зала появилась грязная и обрюзглая служанка.

— Ужин готов, — сообщила она.

— Хорошо, мы, дожидаемся еще Мино. Пусть твое кушанье постоит, а сама оправь постель для барышни, в той комнате, которая на четвертом этаже и которую никто не хочет занимать. Ну, ну, живей поворачивайся.

— Там простыней нет.

— Сходи за ними и приготовь все.

— Иду.

Служанка ушла, а полная женщина сказала Вишенке:

— Сейчас будет все готово. Но почему же вы не хотите с нами поужинать? Я с вас за это ничего не возьму, я вас приглашаю.

— Я поздно и очень хорошо пообедала в Пале-Рояле.

— Вы обедали в Пале-Рояле, в ресторане?

— Да, сударыня.

— Одни.

— О! Нет, с молодым человеком, который меня привез из Сен-Клу в коляске и к которому я должна идти завтра в двенадцать часов.

Все девицы начинают смеяться, а пожилая женщина качает головой и говорит:

— Ну! Ну! Ну! Вы долго нам об этом не говорите… это, может быть, ваш возлюбленный привез в Париж и будет вас содержать?

Вишенка осушает глаза и ничего не говорит, а полная женщина продолжает:

— А господи! Тут нет ничего дурного, я не думаю читать вам наставления за это… мы не щепетильны в этих безделицах. Где же живет этот господин? Если вы не знаете Парижа, то будьте осторожны, заблудиться можно.

— У меня есть адрес его, я завтра возьму коляску и поеду к нему.

— Хорошо сделаете, а сами найдете? А как вас зовут?

— Вишенка.

— Вишенка, и только?

Некоторые начинают смеяться и восклицают:

— Какое знатное имя, это имя торговки фруктами!

— Уж я бы лучше согласилась, чтобы меня звали печеное яблоко.

— Уж конечно, тебе больше, кстати, это имя идет.

— Вы глупы: Вишенка такое же имя, как и всякое.

Девицы опять хохочут, а потом обращаются к полной женщине:

— Нам есть хочется, прикажите, пожалуйста, подавать ужин.

— Еще минутку подождем этого негодяя Мино, а вот, кстати, это, верно, он. Да вот и Гриньдон.

Маленькая собачка, виляя хвостом, вбежала в комнату, стала ко всем ласкаться и, вскочив на колени хозяйки, принялась лизать ее руки, щеки и даже рот. Наконец она надоела своими ласками, что та ее сгоняет, приговаривая:

— Довольно, довольно, Гриньдон, ты рад, что вернулся, ты больше, кажется, ко мне привязан, чем к твоему хозяину. А-а, вот и он идет!

В комнату вошел немолодой мужчина лет сорока пяти, но сохранивший подвижность и стройность молодого человека: он хорошо сложен, заметно, что когда-то был и недурен, но видно, что пожил в своей жизни, и потому надо долго в него всматриваться, чтобы отыскать следы прежней красоты. У него тусклые глубоко сидящие глаза, выдающиеся скулы, морщины на лице, впавшие щеки по причине недостатка зубов, нос обвислый и синий, резко выделяющийся на мертво-бледном лице. Из осанки его видно, что он был когда-то львом и теперь пришел в то положение, о котором лучше помолчать. По платью его, которое хотя хорошо на нем сидит, но теперь уже сильно поношенное и с пятнами, по манерам, по размашистой манере, с которой он надевает свою сильно потертую шляпу, наконец по ловкости и особенному шику, с которым владеет своею тросточкою, видно, что время его миновало и кроме страшной пустоты, нахальной смелости и дерзости ничего у него не осталось. Развалившись широко на диване и заложив ногу на ногу, наш истощенный франт, именующийся господин Мино, восклицает:

— Я устал до изнеможения! Вообразите, я провожал Дежониру от ворот Сен-Мартен до дому, каково удовольствие.

— А с какой стати берешь на себя этот труд? Что ты за провожатый для Дежониры? Разве для того я тебя содержу, а?

— Черт возьми, моя милая, так следовало, я обязан был, не удивляйся моей рыцарской вежливости, вот как это было: проходя мимо ворот Сен-Мартен, вижу, впереди идет Дежонира, а за ней какой-то сверхштатный франт, в старом пальто и без перчаток, явно преследовавший ее. Я, прибавив шагу, слышу его предложения Дежонире, она их не принимает, и он даже не зовет извозчика для нее, а пешочком изволит забавляться. Меня вывело это из терпения, подхожу к ней, она меня сразу узнала и с удовольствием повисла на моей руке. Франт этот не оставляет нас; начинает говорить мне дерзости; доискивается, как будто прав каких-то в отношении Дежониры; разговор мой с ним идет все крупнее и крупнее, наконец он делает мне вызов и предлагает место и секундантов. Я, конечно, насмехаясь над ним, сказал, что принимаю вызов и как он, так и его секундант могут явиться с каким угодно оружием, но я кроме хлыста ничего не возьму и им постараюсь их разогнать, — испугался мой франт и дай бог ноги бежать.

— Однако у тебя какой-то шрам на лбу заметен.

— Верно, своей палкой неосторожно задел, когда поднял ее на этого господина.

— Ты вернулся пешком?

— Конечно.

— Кажется, Дежонира могла бы за твои услуги нанять коляску?

— У нее денег нет.

— У тебя зато были, разве ты проел все сто су?

— Нет, я их проиграл, да еще ходил покурить.

— Все ты тратишь напрасно.

— Как я голоден, черт возьми! Это ужасно! Сделаю надлежащую честь вашему ужину. А-а, ба, что я вижу! Новенькая? Какие у нее глазки, какая осанка! Поди сюда, милочка, дай на тебя посмотреть. — С этими словами обратился Мино к Вишенке.

Молодая девушка смотрела на него с удивлением, но не пошевельнулась даже. Хозяйка при последних словах Мино делала ему разные знаки, но он не понимал их, наконец она закричала:

— Мино, закрой свой рот, ты болтаешь как попугай! Эта барышня искала меблированную комнату. Беренис ее встретила и привела ко мне.

Я требую, чтоб с ней обращались с должным уважением.

— Отлично, мамаша! Я со всею вежливостью рассыплюсь у ног этой барышни.

— Она в ней не нуждается, сбереги ее лучше для меня.

— А можно узнать имя этой прелестной девицы?

— Будешь подбирать еще сладкие названия! Барышню зовут Вишенка, доволен ли ты?

— Лучше бы назвали ее амурчиком.

— Зададут тебе, старый волокита, амурчика! Погоди…

— Что за чутье у этого Гриньдана, как он увивается около красавицы…

— Гриньдан хвостом выражает к ней свое расположение, — смеется Ралез.

— Видно, что я его дрессировал. Мне бы сделаться учителем собак.

— Что это, барышня, вы немы? Я еще не слышал вашего голоса, но надеюсь, что за ужином его услышу, — близко наклоняся к Вишенке, произнес Мино.

— Я не буду ужинать, — ответила она, смущенная обращением с ней Мино.

— Как, вы не ужинаете?! Это очень мило! В каком бы положении вы ни находились, а все же ужинать необходимо. Вот я, например, по крайней мере двадцать раз был на дуэли и не менее тридцати наглецов отправил на тот свет.

— Стало быть, по полтора наглеца пришлось на всякую дуэль, — шепчет Радез.

— Не возражать на малые неточности в рассказе! — кричит Мано. — Знаете ли, барышня, я никогда не ужинаю с таким удовольствием, как накануне вызова, можете спросить у госпожи Ганкрет, вашей почтенной хозяйки, она видала меня за едой.