– И что же? Задаются?

– Едва ли.

– Видишь ли, Уэсли имеет сильный голос против работорговли.

– Хотя бы и так, Стенмор, все равно ты не можешь утверждать, что молитвами и добрыми намерениями можно похитить корабли после того, как за них заплатили, но до того, как они отправились на юг на свой дьявольский промысел. – Николас взглянул на друга исподлобья. – Подобный трюк требует тщательного планирования и ловкости. И конечно же, денег, не сомневайся.

– Прекрасно. Не стану оспаривать твою точку зрения касательно вопросов. Но скажи мне, Николас, где ты заработал этот порез, которым так гордишься?

– Если тебе так уж охота знать, в Уимблдоне. – Николас уронил газету на стол и коснулся пореза на лбу. – Эти чертовы сельские ярмарки теперь совсем не такие, как в былые времена. И прежде чем читать мне нотации, милорд, вам следовало бы знать, что поначалу я был просто зевакой. Пока меня не втолкнули в круг. А потом пришлось защищаться.

– Втолкнули? Ха! – Стенмор указал приятелю на стул. – Хотелось бы мне посмотреть на того, кому удалось бы втравить во что-то Николаса Спенсера.

– Раз уж мы коснулись этой животрепещущей темы, кто кого во что может втравить, хотелось бы надеяться, что в Сент-Олбансе ты не бросал деньги на ветер.

– К чему ты клонишь?

– Ладно, спрошу без обиняков. Пока ты находился в отъезде, твоя последняя пассия пребывала в полном расстройстве. По городу ходят слухи, будто эта дама нашла утешение в азартных играх, промотав за прошедшую неделю в различных увеселительных заведениях баснословную сумму.

– Мы с Луизой договорились. Я не одобряю ее страсть к азартным играм.

– Можешь говорить что угодно. Но позволь предупредить тебя, мой друг, насколько я понимаю, чаровница расстроена.

– Неужели это все, на что ты способен, Николас, – распространять сплетни?

– Почему? Нет! У меня все дни расписаны. Сегодня, к примеру, я буду занят дрессировкой новой пары серых лошадок. Они настоящие красавицы. Ближе к ночи намерен побывать на вечеринке у леди Морнингтон. Потом постараюсь соответствовать образу светского человека, швыряя деньги в «Уайтсе» или «Бруксе», – пока еще не решил, где именно. Позже проведу час в саду развлечений. Куда посоветуешь податься на этот раз, в Воксхолл или Рейнлаг? Затем публичный дом. Но постой, – Николас уставился на друга, – тебе как будто что-то еще не дает покоя, я угадал? Не игорная ли страсть леди Нисдейл?

Стенмор подошел к окну, выходившему на Баркли-сквер.

– Твоя потрясающая наблюдательность ничуть не пострадала от распутного образа жизни, Николас.

– Что б меня черт побрал, Сгенмор. Я слишком давно тебя знаю. Выкладывай, что случилось.

– Находясь в отъезде, я получил сведения об Элизабет.

Николас выпрямился на стуле и не мигая смотрел на друга.

– Оливеру Берчу удалось отыскать ее следы. Он прислал мне из Нью-Йорка письмо.

– Выходит, все эти годы Элизабет жила в колониях?

Стенмор резко повернулся к нему:

– Она умерла по пути туда десять лет назад.

Николас не решился выразить соболезнование.

– Оливер обнаружил корабль, на котором она пересекала океан.

– А что с ребенком?

– Он сообщил, что младенец остался жив.

Николас, как ни старался, не увидел на лице графа радости.

– В конце письма Оливер пишет о своем намерении посетить провинцию Пенсильвания. Когда мальчика в последний раз видели, он находился на попечении женщины, сопровождавшей Элизабет с момента посадки на борт. Конечным пунктом следования этой дамы была Филадельфия.

– Знает ли Берч, кто эта особа? Насколько я помню, Элизабет не взяла с собой никого из слуг и ни с кем из родственников или друзей не встречалась в тот вечер, когда исчезла из Лондона.

– Ты хорошо помнишь подробности, – сказал Стенмор после длительной паузы. – Мне неизвестно, кто эта дама.

– И что ты собираешься делать?

– Ждать от Оливера новых известий и дать объявления относительно Элизабет.

Николас присоединился к приятелю, расположившемуся у камина.

– А знаешь, ты теперь лакомый кусок пирога, добыча.

– Добыча, которая не имеет намерений когда-либо снова попадаться в сети.

– И все же ни одна приличная дама не устоит от искушения попытаться тебя заарканить.

– Пусть все они катятся к черту.

– Пугающее поведение для пэра королевства. – Николас покачал головой. – Вспомни, чего желал для тебя старик. Титул и богатство – это у тебя есть. Уважение – его ты заслужил. Красивая жена – она была у тебя и наверняка будет снова. Но самое главное – сын. Наследник. Верно?

– В большей степени, чем ты себе представляешь, – мрачно ответил Стенмор. – Но сын и наследник уже есть. И очень скоро Оливер Берч доставит его в Англию.

Солнце обдавало теплом его лицо, едкий запах смолы, моря и дыма заполнял легкие. Он слышал перекличку моряков и докеров и думал, что это и есть отголоски славного прошлого – Англии Дрейка и Рейли, Гудзона и Смита – и малоприятные отзвуки менее славного настоящего.

Берн снял для Стенмора комнаты в гостинице на Брод-Ки, Стенмор смотрел в окно, Внизу со стороны доков катили дроги, доверху груженные табаком, сахаром и хлопком. Пришвартованные у бристольских доков бесчисленные корабли стояли впритык друг к другу, напоминая густой лес, образованный из мачт, рангоутного дерева и линей, простиравшийся насколько хватало глаз.

У торгового судна прямо напротив гостиницы сидела вереница закованных в кандалы африканцев, в то время как работорговцы готовились погрузить их на судно, чтобы отправить на сахарные плантации Карибских островов. При виде этого зрелища Стенмору стало не по себе. Он перевел взгляд на массивную квадратную колокольню Св. Марии и мысленно поклялся продолжать войну против этого варварского промысла.

Пришел сэр Оливер.

– Прошу прощения, что заставил вас ждать, – извинился адвокат. —Но в снятых для них комнатах я никого не обнаружил. Погода прекрасная, и миссис Форд, видимо, вывела юного Джеймса на прогулку. Я оставил ей записку, чтобы пришла сюда, как только вернется.

Стенмор снова переключил внимание на лежавшую перед ним пристань.

На некотором удалении за пирсом, уставленным штабелями бочек с мадерой, какой-то маленький озорник носился вокруг женщины. Потертые синие штаны, жалкого вида красный жилет, волосы, развевающиеся на ветру, – все это свидетельствовало о свободе, столь естественной для ребенка из низшего сословия. Стенмор нахмурился. Вести себя подобным образом ему никогда не дозволялось и не будет дозволено Джеймсу. Он видел, как женщина в сером плаще раскинула руки, чтобы поймать мальчишку, когда тот с разбегу бросился ей в объятия. Оба они пошатнулись и со смехом повалились на пустую волокушу.

– Она не такая, как вы ожидаете, – сказал адвокат.

– А чего именно я ожидаю? – спросил граф, оборачиваясь.

– Ясно как день, милорд, вы ожидаете увидеть женщину, от которой можно откупиться. Смею заметить, вы заблуждаетесь, если думаете, что миссис Форд здесь только потому, что я не предложил ей в Филадельфии достаточно крупное денежное вознаграждение за оказанные ею услуги.

– Посмотрим, насколько я заблуждаюсь, Оливер.

Граф продолжал смотреть в окно. Женщина сидела перед мальчиком на корточках. Капюшон слетел с ее головы, и в мягких золотисто-рыжих волосах играло солнце. Она взяла лицо мальчика в ладони, а мальчик обвил ее шею руками. Оторвав взгляд от окна, Стенмор обернулся к Берчу и встретил его нахмуренный взгляд.

– Говори, Оливер, Бога ради, говори, что думаешь! Ты выглядишь так, будто тебя ведут на виселицу.

– Пока мы путешествовали, милорд, я имел удовольствие провести некоторое время в обществе миссис Форд. Должен заметить, вопреки тяготам ее положения вдовы без достаточных средств для воспитания ребенка она сумела сохранить поразительное самообладание и такт. Несмотря на простую одежду, эта женщина обладает благородными манерами. Многократно за время путешествия я наблюдал, как она своей добротой и искренностью завоевывает расположение окружающих. Она не провинциалка, милорд, и она умеет заставить людей проникнуться к ней уважением, не прилагая к тому каких бы то ни было усилий.