— Почему?

— На границе паспортный контроль…

— Ах да, — Быков хлопнул себя рукой по лбу, — я и забыл, что мы с Грузией — отдельные государства… Все живу старыми мерками…

— Про то и речь… Придется разбудить одного человека… хотя, быть может, он еще только готовится ко сну.

— Отныне ты — Рамазин Алексей Леонидович. Изучи свои данные. У нас все должно быть четко. Ладно, — вздохнул Верник, — пора звонить ребятам в Грузию.

Верник ушел, а Быков застыл на стуле. Получится или нет?! Верник готов отвезти его в Грузию на своей машине… Но вдруг его грузинские друзья откажут в содействии?! Тяжелые чувства сдавили его грудь, стало трудно дышать… Сработает или нет?! Получится или сейчас ему с застенчивой улыбкой скажут: «Извини, друг, но возможности удовлетворить твою просьбу нет…» Куда ему идти тогда?! Кроме Верника, никого в Сочи у него не было… У него было почти физическое ощущение того, как сжимается петля вокруг его горла. Милиция-то не сидела без дела, и каждый лишний час работал против него.

— Мы можем ехать. — Верник улыбнулся Быкову. — Витя… что с тобой?! Дай-ка мне твой паспорт, — попросил он. Он сличил фотографию Рамазина с лицом Быкова, которое сильно видоизменил вызванный специалист. С помощью наклеек он скорректировал форму щек, нижней челюсти и носа Виктора. Даже подлечил ссадины на голове — к счастью, они оказались неглубокими. Перекрашивать волосы не пришлось — они точно соответствовали масти Рамазина. Но их надлежало укоротить радикальным образом, что и было осуществлено все тем же ловким гримером. Сначала Быкову был непривычен грим, но постепенно он приноровился и почти не замечал присутствия посторонних деталей на собственном лице. — Ну что ж… похож, дьявол тебя побери, похож! Ладно, помоги мне собрать на стол, сейчас сварю сосиски, и в дорогу! — Верник, тихонько напевая, засуетился вокруг плиты. Он ткнул кнопку телевизора и начал щелкать переключателем программ, стремясь найти что-нибудь развлекательное.

— А ваш Быков неплохо развернулся у нас в городе. Четыре трупа, а с шофером «Газели» он обошелся, как заправский бандит. Мы предъявили водителю машины его фотографию, и он сразу опознал Быкова. — Стрельцов пристально смотрел на Кузина.

— Все правильно — за исключением лишь того, что Виктор — никакой не «мой», — огрызнулся Кузин.

— Я связался с коллегами из Москвы. Не судим, встречался с бандитами не чаще, чем все другие люди, никаких серьезных связей с ними не имеет. И вдруг он приезжает в Сочи и ведет себя как профессиональный киллер. Может, он все-таки приехал в Сочи не только для того, чтобы отдохнуть на вашей вилле? А с какой-то другой целью?

— Да нет… у него просто поехала крыша. Один, второй, третий труп… и его уже не остановить. А в основе, я думаю, врожденная агрессивность боксеров. Вы должны остановить его… иначе вы не убережетесь от действительно большой беды…

— Значит, он приехал в Сочи, чтобы отдыхать?

— Именно. Сто процентов. Но все его инстинкты вдруг поперли наружу. И он взорвался, как бомба!

— Я думаю, мы сможем обезвредить эту бомбу. Причем в ближайшее время. Сейчас по телевизору будет показана фотография Быкова и дано описание. Сообщившему о нем мы обещаем вознаграждение. — Стрельцов ухмыльнулся. — Думаю, на нас обрушится шквал звонков…

— Все, я сыт! — нетерпеливо проговорил Быков.

— Ты почти ничего не ел! — отозвался с набитым ртом Верник. — Возьми еще бутерброд с сыром!

— Не хочу, я же сказал… Кстати, где твоя жена?

— У родственников в Ставрополе. Она давно туда собиралась… — Верник внезапно уставился в телевизор, да так пристально, что Быков невольно сам взглянул на экран. Увидел свое изображение. Диктор взволнованным голосом рассказывал, какой он ужасный преступник… А в конце передачи объявил сумму награды за любые сведения, которые помогут в его поимке. Когда Быков услышал цифру в долларах, он помертвел. За такие деньги его должен был предать практически любой. Сочинская милиция точно рассчитала силу удара, назвав именно такую сумму. Перед ней должны были спасовать дружба, верность, простая человечность. Он уже чувствовал, как наручники защелкиваются у него на запястьях.

— Витя, это правда?.. — Глаза Верника округлились. — Ты действительно убил четырех человек?!

— Нет, Миша… все было совсем не так… дай я тебе расскажу!

— Но в любом случае тебя преследуют не бандиты, а милиция?! Кто за тобой сейчас гоняется? Бандиты, о которых ты мне рассказывал, или милиция, — Верник кивнул в сторону телевизора, — о которой ты не сказал мне ни слова?!

— Миша, мне нужно рассказать тебе обо всем с самого начала…

— Где гарантия, что ты не захочешь обмануть меня снова? И твой рассказ не окажется такой же сказкой?! — Казалось, Верника угнетали не четыре трупа, а то, что Виктор лгал.

— Миша, мне не к кому обратиться, кроме тебя. — Быков понимал, как велика сейчас цена каждого слова. — Если ты откажешь, меня никто не сможет спасти!

— А нужно ли тебя спасать?! — Глаза Верника сузились.

— Миша, позволь все-таки объяснить…

— И почему ты убил Ирину Алмазову?! — Глаза Верника неожиданно увлажнились. — Мою любимую актрису?! — Он не хотел слушать Быкова. Теперь он был целиком настроен на свою волну. Объяснять было бесполезно — как выяснилось, он оказался поклонником Алмазовой.

Быков встал:

— Миша, я хочу сказать тебе… — Он вплотную приблизился к Вернику.

— Мне не нужны твои объяснения!

Быков резко ударил Верника правой рукой в голову. С губ Миши сорвался хриплый крик… Быков ударил еще несколько раз, и Верник рухнул.

«Я не мог поступить иначе», — подумал Виктор, наклонившись над телом Верника.

Он отодрал от стены телефонный провод и связал им руки и ноги Вернику. Сложив из тряпки кляп, засунул его в рот Верника и для верности заклеил губы клейкой лентой.

Когда он захлопывал за собой дверь, его обожгла мысль о том, что его видел Мишин знакомый — тот, кто изменял его внешность, добиваясь сходства с неким Алексеем Рамазиным. Гример понимал, для чего Быкову понадобился заграничный паспорт. Может, по его наводке менты уже мчались к дому Верника, а гример уже потирал руки в предвкушении обещанного вознаграждения.

Быков выбежал на улицу.

Мимо проезжал автобус, и Быков прыгнул в него. Слава Богу, хоть внешность его была изменена. Его не могли просто так легко опознать.

«Но любая проверка документов выдаст меня!» — в панике подумал Быков. Его зажало между двумя мужчинами, от которых шел устойчивый запах винного перегара, и дородной женщиной лет сорока с большим ртом, небрежно размалеванным помадой. Ощущение было отвратительным — он едва мог пошевелиться, у него опять отнимали свободу движения. «А ведь сейчас они уже послали патрули и наряды всюду, куда только можно, — подумал Быков. — Они наверняка проверяют всех подряд, приглядываются, присматриваются… рано или поздно я попадусь на глаза, и тогда мне — конец!»

Мысли путались в голове боксера. Только что он пережил страшное потрясение — переход от надежды на спасение, когда Верник сказал ему, что все в порядке и они могут ехать, к безднам самого дикого отчаяния, когда телепередача вдребезги разбила мечту о спасении и свободе. «Если бы я настоял на том, чтобы мы отправились в путь сразу, без этого дурацкого завтрака, может, Верник и не увидел бы проклятую передачу… просто не успел бы, — тоскливо думал Виктор. — И, глядишь, тогда мы уже катили бы к границе… И дальше все прошло бы как по маслу!» Какие-то несколько минут все погубили… Быков покосился на работяг, на дородную женщину. Они не обращали на него ни малейшего внимания. Это немного успокоило.

Он вышел на следующей остановке, смутно представляя, что ему делать дальше. Связав Верника и прикрутив его к батарее, он на какое-то время обезопасил себя, но одновременно лишился единственного человека, который мог помочь. Прогулочным шагом Быков шел по улице, проверяя по отражениям в стеклах витрин, не преследует ли его чья-нибудь тень. Постепенно он начал рассуждать.