Де Голль, перед тем как сесть в машину, на секунду оборачивается и смотрит на этих солдат.
Тревожные мысли терзали генерала не первый день. Он чувствовал приближение новых бед, не таких, как этот позорный ультиматум Англии, а вполне осязаемых, очень близких и… смертельно опасных для многих людей. Но отнюдь не русские с американцами были источниками этих угроз. Наоборот, в этих людях генерал видел решение и, быть может, спасение от многих и многих бед. Они уже прибыли, они здесь, и Англия просто так не сможет больше диктовать своих условий. Нет и не будет желания у трусливой Владычицы Морей наживать себе могущественных врагов. Пытаться укусить слабого – это Англия может. Но Советы и Штаты воистину могущественны, и это неоспоримо. Однако даже при таких условиях островитяне могут пойти на решительные меры и ударить в самое сердце, быстро, смертельно и без негативных последствий для себя. Ударить по Шарлю де Голлю, по руководству Сражающейся Франции, по прибывшим послам, – и драгоценная, хрустальная возможность французов окрепнуть и встать на ноги, сбросив с плеч ненавистных врагов, рухнет и разобьется на тысячи осколков. Если это случится, то будущее Франции, за которую больше никто не сможет сражаться, будет предрешено.
А ведь кроме тайных врагов есть и явные. И Германия никоим образом не собирается отступать от своих целей. Верхушка рейха не меньше англичан мечтает стереть в порошок «мерзких бандитов» и занять их колонии…
– Мой генерал, с вами все в порядке? – Рейно заметил, как скривилось лицо де Голля.
– Все в порядке, мой друг. Все будет в порядке… Нам, главное, надо устоять…
– Я заколебался таскать этот проклятый бронежилет… Слышишь, Лайлз? – лениво, исключительно из вредности бубнит себе под нос рядовой Саммерс.
– Слышу, только меня это совершенно не колышет. Я лично счастлив, что есть такая полезная штука – бронежилет. Жить мне хочется подольше. Так что заткнись и не порть мне нервы. Лучше следи за сектором… – Капрал Лайлз отшил своего напарника влет.
– Как скажешь, босс…
Хха! Молодцы, ребята, хорошо службу несут, особенно Лайлз, только болтают много. Хотя все этой «болезнью» страдают – скучно ведь. Я себе занятия ищу – например, обхожу посты на территории посольства да слушаю, о чем судачат рейнджеры. Хотя обходы делать должен Кинг, моя забота – всем руководить. Но не могу! Скукота заедает быстро! Всего неделю тут живем, а уже устали сиднем сидеть на территории посольства. Дипломаты и их окружение под охраной десятка рейнджеров день через день мотаются в центр города, в резиденцию де Голля. Про окружение дипломатов я хотел бы сказать еще кое-что – они не те, за кого себя выдают. Они смотрят, двигаются и взаимодействуют как какие-то разведчики – ничто и никто не проходит мимо них без должного внимания. Есть еще некоторые сомнения, но думается мне, что никакие они не коллеги посла, а самые настоящие телохранители. Последняя линия защиты. Аналогичные парни стерегут Богомолова. Не думаю, что нам, рейнджерам и бойцам Аверьянова, не верят или сомневаются в нашей силе, нет. Скорее боятся, что в нужный момент мы не окажемся поблизости. Лично я – за такую двойную перестраховку и никакой обиды из-за этого не держу. Хотя заинтересованные в моей реакции взгляды Карпова уже ловил. Пусть думает что хочет, и тут я не против.
– Сэр!.. – козыряет мне Лайлз. Заметил, чертяка, молодец!
– Как дела, капрал?
– Прекрасно. Море, пляж, теплое солнце – есть ли место для наблюдения лучше? – улыбаясь, отвечает солдат.
Да, место тут шикарное. Два близко расположенных больших двухэтажных здания с полусотней комнат в каждом, обнесенных с трех сторон мощным каменным, а со стороны моря – ажурным железным забором, изначально должны были стать корпусами отеля для приезжих. До моря не больше полутора сотен метров, широкий песчаный пляж прямо перед корпусами отеля. Но война внесла свои коррективы – до нашего приезда тут никто не жил. Вообще. На открытых площадках, мощенных гладким камнем, перед железным забором нет столиков и больших зонтов летнего кафе, вокруг не бегают суетливые официанты, по пляжу не прогуливаются вальяжные отдыхающие, не снуют вездесущие арабские торгаши-приставалы – никого из этих людей здесь нет. Только изредка из-за забора появляются патрули солдат, медленно обходящих охраняемую территорию.
– Ладно, продолжайте нести службу, рейнджеры. – И иду дальше…
Ах, как здесь хорошо! На дворе конец осени, а погода – шикарная! Днем по-весеннему тепло, иногда даже жарко (это в ноябре-то месяце!), вечерами, однако, довольно прохладно – и без курток никто не ходит. Да и дожди идут с завидной частотой. Но, в общем, климат очень приятный. И место тут замечательное – Касабланка город старинный, наполненный арабским колоритом и удивительной романтикой. Узкие улочки, скользящие между нависающими бесконечными аркадами домами, украшенные глазурованной керамикой четырехгранные минареты, шумные восточные базары с их несметными, яркими богатствами – и все это на берегу океана. Но французы кое-что смогли привнести в этот чудный уголок мира. Грубого, разрушающего местные устои вторжения европейских идей здесь почему-то не наблюдалось – в центре города предостаточно домов в европейском стиле. Асфальтированные дороги пронизывают город во всех направлениях. Множество автомашин и людей европейской наружности. Но ни один из этих элементов никоим образом не затмевает красоты города.
Стоя у центральных ворот отеля, я смотрел на виднеющиеся в стороне дома. Мимо, по широкому бульвару, гибкой лентой пролегающему вдоль моря, мимо нас, мимо порта, лежащего севернее и уходящего в сторону столицы Марокко – Рабата, неспешно едут местные жители. На повозках, запряженных крепкими лошадьми, возвышаются горы всяческих вещей, и возниц мало интересуют иностранные солдаты, пялящиеся на них из-за забора.
– В город бы сходить, посмотреть, какая там жизнь… – устало вздохнул энкавэдэшник, стоящий на посту у ворот. Рядом с ним стоит Юра, его глаза внимательно следят за проезжающими мимо повозками. – А то сидим тут без дела, пухнем от скуки, а вокруг – мирная жизнь проходит!..
– Лопатин, рот прикрой и выполняй поставленную задачу, – грозно рявкнул Иванов, когда последняя повозка скрылась из поля зрения. – Мирная жизнь, говоришь? Тут тоже война идет. Война незримая, скрытая от глаз несведущего. Шпионы и разведчики наших врагов и врагов Франции здесь повсюду. Выйдешь отсюда погулять в город – и тебя повяжут.
– Товарищ старший сержант, так чего с меня взять-то? Да и в руки так легко я никому не дамся!.. – насупился боец Лопатин.
– Ты знаешь расположение всех постов охраны посольств, сколько солдат вообще охраняют территорию, какое у нас вооружение – да ты просто кладезь информации для врага!
– Да знаю я, товарищ старший сержант… Чай, не дурак, в войсках НКВД служу… Но больно уж грустно тут сидеть взаперти-то!.. Товарищ первый лейтенант! Здравия желаю! – козыряет рядовой, заприметив меня. И тут народ глазастый, углядели меня за кустами.
– Вольно. Как тут дела? Спокойно все?
– Так точно! Тихо-мирно все. Местные жители время от времени по дороге проезжают, пару раз французы на грузовиках куда-то мотались. Следов наблюдения за нами не обнаружено, – рапортует Юра, встав со своего места под небольшим навесом. Ни дождь, ни зной часовым не страшны.
– И скучно?
– И скучно. Ладно бы только здесь, на посту, скучно было, так нет же: сменяешься – и сидишь себе в комнате, дурью маешься… – Стоящий рядом Лопатин улыбается, слушая откровения Юры.
– Хм… ну лады, посмотрим с товарищем Аверьяновым, что можно придумать. Служите, бойцы…
Мысли-то у меня уже были, даже оформленные в виде письменного плана. Как только народ загрустил, стал поглядывать за забор в поисках развлечений – в моем мозгу появились кое-какие идеи. Во-первых, скучающий солдат – плохой солдат. Военная служба должна утруждать и выматывать бойца, вынуждая его радоваться любым мелочам, дающим ему определенную свободу и отдых, – прием пищи, сон, чтение книг. Да что угодно, главное – это не тяжелая служба. Во-вторых, скука же до добра не доводит. Боец начинает придумывать что-то, лезть куда не надо, рваться за приключениями и так далее в том же духе. Итог – проблемы у солдата и его командира. А может, и еще кого зацепит выходкой заскучавшего солдатика. Мало ли что он может надумать!
