А на улице прямо-таки оживление. Все трудятся. Одни солдаты оттаскивают с проезжей части тела убитых. На лицах красноармейцев отвращение и удовлетворение – нелепая комбинация эмоций, присущая лишь победителям. Другие бойцы, уже на обочинах, принимают те самые тела, обыскивают их, собирают оружие, боеприпасы, медикаменты, продукты.

– К чему все это мертвому? – с глубоким житейским спокойствием произносит немолодой ефрейтор, откладывая в сторону окровавленное снаряжение, снятое с изрешеченного пулями поляка. В паре метров от этого места, согнувшись пополам, блюет впечатлительный молодой боец…

Гримасы войны, чтобы ей пусто было…

Проходя мимо подбитого танка, облепленного суетящимися, подобно муравьям, красноармейцами, пограничники с интересом посмотрели на разбитую технику. Смертельно опасный зверь, если он мертв, – очень привлекательный объект для изучения. А то, что зверь стальной, с механическими внутренностями – тонкости-с, господа…

Чуть поодаль носители зеленых фуражек заприметили еще две группы людей – тех, кто продолжил охранять товарищей от возможной опасности, и тех, кто сгонял немногочисленных пленных.

Охрана разрослась за счет прибывшего подкрепления. Очень разномастного, не всегда эффективного из-за большого количества раненых и не говорящих по-русски иностранцев, но все же подкрепления.

– Куда ты пулемет ставишь, чумазый? По товарищам стрелять собрался? – сокрушенно качает головой рослый младший сержант. Прямо перед ним с возмущенным видом устраиваются поудобнее пулеметчики из числа союзников.

– What are you want from me, sergeant? I have an order, that’s it. Please, stop wasting my time[28], – на грани вежливости отвечает капрал, так усердно пристраивавший треногу под пулемет.

Советский сержант устало машет рукой и уходит… И ведь они друг друга поняли. Какой там языковой барьер?..

– Смотри, что творится… – сдавленно произносит Юра, указывая куда-то вперед и тут же срываясь на бег.

Сергей, совершенно не понимая причин такого поведения, все же мчится следом, чтобы впервые в жизни увидеть вместо родного брата совсем другого человека.

Взгляд Пауэлла, полный дикого безумия, его холодный, злой голос, рваные, нервные движения – все было чуждо, незнакомо и страшно…

– Когда ты стал таким?.. – с горьким сожалением пробубнил себе под нос снайпер, неуверенно шагая за братом.

На месте боя все немного успокоилось. Тел убитых ни на дороге, ни на обочинах нет, всяческая беготня тоже прекратилась. На пыльной проезжей части, обрамленной немного пожухлой травой, остались лишь несколько бойцов, в том числе и я. Потянул легкий ветерок, принесший запахи войны и… болота. Отвратную, незнамо откуда взявшуюся болотную гадкую вонь!

– …Фу, ох и запашок… Ну, ты все понял, Оклэйд? – требовательно спросил я, пытаясь уловить в глазах офицера непонимание или легкомысленное отношение к приказу. Стою смотрю, а сам не могу отвязаться от навязчивой мысли: «Воняет!» Заклинило, и все тут… Как можно жить при таком запахе? И откуда он взялся?..

– Так точно, сэр! – Похоже, он понял, что от него требуется. Надеюсь, на этот раз не сдрейфит. Коль в бой сам пошел и оружие не испугался взять в руки. Значит, я могу спокойно ехать в Лавстыки и руководить отходом сил на новые позиции.

– До моего возвращения ты остаешься за старшего, Оклэйд. Это твой шанс реабилитироваться в моих глазах. – Не стоит себя возвеличивать и думать, что моя не очень скромная персона для него авторитетна. – Особо можешь не напрягаться, и стратегию разводить не надо, действуй по плану, а я быстренько метнусь туда и обратно. За полчаса, может, минут за сорок – обернусь. И вообще сейчас руководит старший лейтенант Томилов, он знает что делает. Если что – помогай ему, и все.

– Я понял, сэр. Я постараюсь…

Позади меня грозно зарычал, без сомнения, мощным движком польский бронетранспортер. Выплюнув клуб дыма из выхлопной трубы, техника пару секунд погудела и спокойна умолкла. Интересная, скажу я вам, машина. Смотрю на это произведение польского автопрома и угораю – они слизали все, что могли, с немецкого «Ханомага»! Классический фашистский бронегроб, только не на гусеницах, а полностью колесная версия. И камуфляжная окраска не немецкая – зелено-коричнево-песочная, с плавным размытием переходов от цвета к цвету.

– Сэр, бронетранспортер на ходу, топлива почти полный бак. – Над бортом машины показался сержант Хорнер.

– Хорошо. Что с вооружением? – Это уже к капралу Джамперу, что увлеченно возился с вооружением бэтээра – станковым пулеметом Виккерса, издалека сильно похожим на «максима» времен революции.

– Ничего хорошего, сэр. Разбит вдребезги. – И показательно выбрасывает изувеченную тушу архаичного Виккерса за борт. С жалобным бумом оружие пало на землю, подняв тучу пыли. Мы с Оклэйдом закашлялись и отшатнулись. – I'm sorry, sir![29]

– Кхем… Осторожнее надо быть… Ладно, если нету пулемета, будем выкручиваться. Сбегай-ка в белое здание, там у входа в подвал лежит ручной пулемет, и к нему несколько коробок с лентами и магазинами. Возьмешь все это – и бегом сюда. БАР и патроны к нему оставь тут, в машине. – Капрал сбросил свое снаряжение и умчался за новым пулеметом. – Постой, капрал! Еще там же прихвати сумку с ракетницей… Так, сержант, а твое оружие и боеприпасы при тебе? – Алекс поднял над бортом винтовку. – О’кей. Ждем возвращения капрала – и поехали…

– Товарищ первый лейтенант, мы с вами.

Ну надо же! Недружелюбные мои явились. Юра и Сергей собственной персоной. Брат понурый, в глаза не смотрит, а вот Иванов глядит как зверь… на зверя. Что-то я натворил, коли они так резко свое отношение поменяли. Эй, а куда Оклэйд делся? Тут же только что стоял?.. Эммм.

– И зачем же вы мне нужны? – Вопрос выходит немного резковатым. Да и поведение мое со стороны не очень адекватно выглядит – со мной разговаривают, а я по сторонам глазею. Словно мне нет дела до бесед…

– Для обеспечения контакта с красноармейцами, вот для чего, – в тон моему вопросу отвечает Юрец. – Или вам уже бойцы Красной армии подчиняются?

– Оружие, боеприпасы, медикаменты – все при вас, товарищи сержанты? – Вижу, что любой спор бессмыслен. Они настроены не очень дружелюбно, и быть беде, если начнем бодаться. Да и какая, к черту, разница, где они будут? Здесь или там? Везде опасно, везде война. А я хоть как-то их проконтролировать смогу. – Все свое ношу с собой – одно из основных правил рейнджера. И пока я старший, вы этим правилам подчиняетесь. Ясно?

– Так точно, – кратко отвечает Юра.

Вижу, и у него, и у Серого за плечами по вещмешку.

– Забирайтесь в машину…

– Товарищи сержанты! Товарищ первый лейтенант! Подождите! – Опа. Горбунов бежит. – Вы куда, товарищи сержанты? – Ага, личная опека явилась. Молодец, милиционер! – Я с вами, у меня приказ. – И преспокойно так лезет следом за пограничниками.

М-да. Толпа растет на глазах… А плевать, все своим умом живут, творят что хотят! Надоели. Шпиономания процветает, конспираторы опять задергались, лучший друг оборзел, брат боится меня, окружающие вообще меня за психопата держат! Милиция еще эта с-с-с-славная… Дебилизм! Как же все быстро достает до самых печенок!..

Пока мы тряслись в бэтээре, мне почему-то вспомнился старый стишок Маршака про трех мудрецов в одном тазу. Клянусь! Глазастых, злобных или непонимающих «мудрецов» на квадратный сантиметр внутреннего пространства бронетранспортера оказалось слишком много. Юра у заднего борта с пулеметом стоит, то и дело через плечо поглядывает, да таким взглядом, что по спине холодок бежит. Сергей, брат мой кровный, взгляд отводит, а если посмотрит в мою сторону – тут же головой качает, будто сожалеет о чем-то. А Горбунов с Джампером глаза выпучили, наблюдают за нашими «гляделками» и ничего уловить не могут. Да и я ни хрена уже не понимаю! Чего на меня брат с другом взъелись?! Ну, дал я слабину, признаюсь. Стыдно мне за это. Размышляю вот и понимаю – глупость совершил. Поддался какой-то бредовой мыслишке, и все… Ох и страшно же из-за этого. А вдруг крыша потихоньку едет, а я и не понимаю этого… Может ли сумасшедший здраво оценить свое заболевание? Не думаю… Черт, как же все это быстро происходит! Всего несколько дней сражения – и я уже «поплыл»? Какой из меня тогда солдат, не говоря уже о командовании? От этого еще страшнее.