© Клеванский Кирилл

© ИДДК

Все меняется, то сливаясь воедино, то разделяясь на тысячи частиц. Жизнь как река с бесчисленным количеством притоков, как раскидистый дуб с мириадами ветвей. По какой дороге ты пойдешь? Какая-то приведет тебя к богатству, другая – к славе; сделав один выбор, ты станешь пиратом, сделаешь иной – гвардейцем. А может быть, ты выберешь стезю бродяги, шута или даже короля. Все это неважно, потому что одновременно с одним ты являешься многим. Закручиваясь в бесконечном водовороте жизни, ты пребываешь в плену иллюзий – тебе кажется, что ты один, но на самом деле тебя бесчисленное множество, и каждый из множества живет своей жизнью, своими мечтами и чаяниями, но так или иначе…

– Господин ректор, – распахнулась дверь кабинета, и в помещение ввалился пухлый, даже толстый маг.

– Я вас слушаю. – Старый Симусиан был очень огорчен тем, что его так нагло оторвали от размешивания какао, а ведь он только-только начал постигать суть водоворота.

– Беда, милорд, беда. – Пухлый волшебник, покраснев как рак, плюхнулся на кресло и стал обмахивать лицо папкой бумаг. – В этом году шестеро.

– Да-а, – протянул ректор и отвернулся к окну. – Шесть, таинственное и пугающее число для одних и тягостное воспоминание для других.

– Милорд, я не о том…

– О том или ином, неважно о чем, но сути мы не найдем.

– Милорд! – Толстяк вскочил и чуть пошатнулся на коротких ножках. – У нас шесть чертильщиков в этом году! Нужно укрепить полигоны, обновить барьеры в южных корпусах и заняться их распределением!

– Чертильщики. Рисуя линии, они вершат судьбы. Вы не находите забавным, что сумасшедшие стоят у штурвала шлюпки под названием Ангадор?

Пухлый взглянул на седовласого старика, покачал головой и умчался куда-то по своим делам.

– Молодые спешат, – казалось, что старого мага не заботит, есть ли у него собеседник или нет, – а куда спешат? Куда мы все стремимся и откуда мы пришли? Ребенок, появившийся на свет из утробы матери, не задает праздных вопросов. Он ест, спит и иногда плачет, о да, плачет, протяжно и заливисто, будто оплакивая свое прошлое и будущее. Скоро он, как и все, куда-то побежит, торопясь успеть на уходящий дилижанс, но дилижансу все равно, он просто едет и едет. Умрут предки, забудутся потомки, однако дилижанс все едет и едет, а разумные все так же пытаются запрыгнуть на его подножки. Но не все, не все хотят катиться по известному маршруту, есть и те, кто вышагивает в полном одиночестве. Сумасшедшие и гении, демоны и боги, короли и шуты, предатели и герои, все они старательно обходят этот дилижанс. Быть может, они знают, куда он нас приведет, а может, им не хватает смелости забраться в него?

Ректор Симусиан отвернулся от окна и вернулся к помешиванию какао.

– Жизнь как бесконечный водоворот…

Уже битый час я блуждал по этим лабиринтам в поисках общежития. И ладно бы хоть какой-нибудь абориген указал четкое направление, так ведь нет: «Сверни у третьего фонтана налево, у памятника Заку Вечному направо, потом прямо и со вторым поворотом налево». Я не дурак, но запутался только так, в итоге брожу фиг его знает где, а вокруг какие-то здания с цифрами. Скорее всего – учебные корпуса. Архитектура простенькая, обычные широкие дома на два, максимум три этажа. Разве что улицы очень чистые, будто их каждое утро вылизывают, а на ночь пленкой укрывают.

– Демоны! – выругался я, когда в очередной раз забрел в тупик.

Проклиная всех, кого только можно, я вернулся обратно, уселся на скамейку, благо они здесь были через каждые пять метров, и уставился на самое крупное здание. Четыре этажа и два подъезда, немудрено догадаться, что это главное здание. Бесцельно водя взглядом по окнам, я споткнулся на одном лице. Человек, смотревший прямо на меня, был безумно стар, его кожа покрылась коричневыми пятнами, лоб изрезан морщинистыми складками, а глаза обрамлены фиолетовыми кругами. И тут мы встретились взглядами. Меня пробрала крупная дрожь. Этот человек чем-то напоминал того деда в приемной комиссии, но если у того были ясные глаза, то здесь на меня смотрели две бездны. Меня все затягивало и затягивало в эти черные бездонные колодцы, пропала реальность, исчезло время, да и я сам практически перестал существовать. Я понял, что еще пара секунд – и произойдет нечто ужасное, нечто, перед чем даже смерть меркнет. Во мне вспыхнула какая-то первобытная ярость, я стал биться с этой бездной, как некогда бился с сознанием Ройса. Я рвался к удаляющимся границам, цеплялся за свое существование, но вскоре все исчезло. Вернее, я осознал себя сидящим на скамейке. Старика в окне уже и не было.

Со лба падали капли пота, руки тряслись, как у алкоголика с сорокалетним стажем, а сердце билось через раз. Отдышавшись, я вскочил на ноги и рванул куда глаза глядят. Минуя перекрестки, оставляя за спиной повороты, я думал только о том, как вырваться из столицы, покинуть империю, забиться в самый дальний угол и залечь на ближайшие двадцать лет. Потом в голове что-то заклинило, я остановился и стал анализировать. Я, конечно, не храбрец, но такое всепоглощающее чувство страха не испытывал никогда, даже ужас перед неотвратимостью падающей лавины меркнет по сравнению с этим.

Хлопнув себя по лбу, я сплюнул на мостовую и, закинув мешок за плечо, отправился в сторону длинного четырехэтажного здания. Уж не знаю, чего там колданул этот старик, но я прибежал прямиком к студенческой общаге. Получается, он либо проник в мои мысли и эта бездна стала туннелем, соединяющим два сознания, либо это была проверка на вшивость, крещение, так сказать. Пожалуй, не стоит забывать, что теперь я вновь стою в самом низу пищевой цепочки, а то привык, что клинки и ловкость всегда выручат, ан нет, добро пожаловать в маги, теперь ты никто и звать тебя никак.

Толкнув дверь, я зашел в приемную и тут же наткнулся на великана или великаншу, да, скорее всего, великаншу.

– Да что ж это такое?! – загромыхало где-то под потолком. – Год начаться не успел, а уже лезут всякие!

Здание я покинул так быстро, насколько позволяли ноги. Не очень хотелось огрести от такой мадам. А старик-то с чувством юмора, привел меня к женской общаге, а мужская вон, напротив стоит. Вздохнув, я пересек аллею и очутился перед братом-близнецом предыдущего здания. Те же четыре этажа, тот же бледно-серый цвет. Открыв дверь, я обнаружил перед собой… нет, не копию того терминатора в юбке, наоборот, меня привечала диаметральная противоположность. За овальным столиком сидел скрюченный старичок, его нос разве что спиралью не завивался, а редкие волосы были похожи на горный лишайник.

– Новобранец? – проскрипел он.

Смекнув, что к чему, и догадавшись, почему у него при такой внешности не дрожат руки, я вытянулся по струнке и щелкнул каблуками.

– Лэр! Так точно, лэр! – гаркнул я.

Заведующий склонил голову набок и долгое время сверлил меня взглядом. Решив что-то для себя, он покопался в столе и протянул мне ключ с деревянной дощечкой на шнурке. На своеобразной бирке красовался номер «407». Бывший вояка отдал мне ключ и протянул пергаментный лист, на этом наше знакомство закончилось. Подняв с пола заплечный мешок, я зашагал в сторону лестницы.

Поднимаясь по каменным ступеням, я старался выделить что-нибудь особенное в архитектуре общежития. Но увы, видимо, муниципальные здания всех миров имеют схожую планировку – сквозная лестница разделялась пролетами, и на каждом втором была небольшая площадка с дверью, ведущей на этаж. Миновав семь пролетов, я оказался в длинном коридоре. Высокий потолок, кирпичные стены, и если бы не отсутствие ковра на полу, я бы решил, что оказался в одной из Питерских общаг, правда, бывал я там всего пару раз, но не суть.