В окаменевшей душе Жданы уже не осталось места для удивления. У её ног лежала бездыханная Малина с разбитой головой; она несла травы, чтобы добавить их в целебный отвар для Яра, но копыто чёрного коня оборвало её жизнь. Дочь, которой знахарка наверняка передавала своё целительско-ведовское искусство, улетела горлицей… Надежда на излечение сына утекла водой сквозь песок, оставив Ждану сохнуть от горя, как разбитая и брошенная на берегу лодка.

– Если уж на то пошло, то и ты не очень-то мужчина, – сказал тем временем Заяц, недобро блестя глазами и клыками. – Я, как и ты, тоже кое-что чую… сестрёнка.

Вместо ответа всадник отстегнул наголовье плаща от шлема и снял последний, открыв гладко зачёсанные назад угольно-чёрные волосы, заплетённые в косу, которая пряталась под плащом. Лицо воина в воронёных доспехах оказалось действительно женским, суровую и холодную красоту которого слегка портил длинный косой шрам, пересекавший лоб, бровь и щёку. Чёрные брови и ресницы странно сочетались с почти белыми глазами, полными пронзительной одержимости, которая вкупе с жёсткой линией рта производила леденящее впечатление. Это была замороженная смесь ярости, насмешливости, презрения ко всему, безжалостности и бесстрашия.

– Природа наделила меня женским телом, но я, в отличие от тебя, доказала своё право носить оружие и воинские доспехи, – проговорила всадница, насмешливо смерив Зайца взглядом с головы до ног. – А ты просто остриглась и надела мужскую одежду.

– Ну, так ты сейчас увидишь, чего я стою, – рыкнула девушка, которую Ждана и её дети знали под именем Заяц.

В её васильковых глазах сверкнул жёлтый волчий огонь, клыки обнажились, подкладка свитки кроваво распахнулась в прыжке…

Глаза Жданы не успели уловить, что произошло. Всадница осталась почти недвижимой, а девушку-оборотня отбросило назад, точно она встретила мощный удар. Судя по тому, что рука всадницы оказалась приподнятой, удар всё-таки был – молниеносный до невидимости. Уже не надеясь ни на что, Ждана просто молча стояла, ожидая: поднимется или нет? Девушка не поднималась.

Глаза цвета зимних туч обратили взгляд на княгиню Воронецкую, и Ждана стала медленно, точно во сне, нагибаться за оброненным колом. Хотя что значил деревянный кол против стальных лат? Если б только найти место на теле этой женщины, чтобы вонзить белогорскую иглу!… Если она – исчадие Маруши, игла должна уязвить её. Сердце не достать, оно защищено сталью, так хотя бы рану нанести – такую, чтобы злодейка вкусила боли сполна и помучилась за всё сотворённое.

– Ты смелая, Ждана, – промолвила чёрная всадница. – Там, где иной воин сдался бы, ты продолжаешь сражаться… Моё имя – Северга, это я по просьбе Вука должна была сопровождать тебя до Белых гор, но ты ухитрилась от меня сбежать с этой девчонкой. За неё не бойся, я не убила её. Полежит и встанет… Правда, не так скоро, как хотелось бы.

Слышались всхлипы: это Вечеля с Боско оттаскивали тело знахарки к дому.

– Зачем ты убила её? – глухо спросила Ждана.

– Это сделала не я, а мой конь, – ответила Северга, успокоительно похлопывая нервно притопывавшего коня по шее. – Весьма сожалею… Дым не любит этих вышивок до бешенства.

Она оставила коня у столба-коновязи, вырезанной из цельного бревна, и приказала стоять смирно, а сама направилась в дом. Её чёрный плащ краем почти касался земли, а волосы отливали синевой. Ждане пришлось сделать усилие, чтобы преодолеть мертвящий яд слабости и заставить ноги повиноваться; оскальзываясь в грязи, она кинулась вперёд и попыталась преградить Северге путь внутрь, к Малу и Яру, но наткнулась грудью на стальной налокотник всадницы: та положила руку на дверной косяк, не давая Ждане пройти.

– Успокойся, – сказала она снисходительно. – Я не враг.

Те же слова сказал Вук: «Я не враг тебе». А Северга, войдя в дом и принюхавшись, поморщилась. Ткнув кнутовищем в укутанный горшок с настаивающимся отваром против хмари, приказала:

– Убрать!

– Сейчас, сейчас, – одышливо отозвался Вечеля.

Тело Малины лежало в сенях, укрытое рогожкой почти с головой, виднелся только верх её вышитого красного повойника. Боско, размазывая слёзы по неумытому лицу, сидел рядом. Ждана поискала взглядом Мала и нашла его на печке, рядом со стонущим и кашляющим Яром; едва Северга приблизилась, чтобы взглянуть на ребёнка, Мал выбросил вперёд руку с ножом:

– Прочь!

В его округлившихся от ужаса глазах сверкала решимость драться до последней капли крови. Слегка отклонившись назад от ножа, Северга усмехнулась. В окно было видно, как Радятко снаружи силился вытащить свой меч из стены, но тот засел накрепко.

В осиротевшем без хозяек доме воцарилась горестная тишина, только слышались всхлипы мальчика. В распахнутую настежь дверь незваным гостем врывался холодный ветер, Яр хрипел, кашлял и сбрасывал полушубок, а Мал машинально укрывал его снова и снова, тогда как его остекленевший от страха взгляд неотрывно следил за женщиной в тёмной броне.

Ростом, телосложением и силой Северга походила на дочерей Лалады, но взгляд выдавал её принадлежность к царству Маруши. Стряхнув с плеч плащ, она свернула его и повесила на прялку; блестящая, как у Твердяны, чёрная коса спускалась по её спине ниже пояса. Усевшись на место главы семейства за столом, Северга бросила задумчивый взгляд в сторону Яра.

– Твой сын слишком тяжело болен, княгиня, знахарка всё равно не сумела бы его спасти, – проговорила она. – От трав, которыми она собиралась его лечить, толку не будет, он угаснет за два-три дня. Но я могу сделать так, чтоб он выжил.

– Так сделай это, – проронила Ждана, ощупывая под одеждой игольницу.

Ледяной взгляд Северги вонзился в неё больнее иглы.

– Просишь о помощи, а сама думаешь о том, как убить меня, – хмыкнула та. – Сначала я хотела помочь тебе просто так, но теперь… даже не знаю. Придётся всё-таки взять с тебя плату.

Ждана прислонилась к стене, ни жива ни мертва. Перед её глазами стояло залитое кровью лицо Малины, а из груди рвался крик, острый и безумный, ранящий душу, как ветка с шипами.

– Я долго преследовала вас, устала и проголодалась, – сказала между тем Северга невозмутимо, сидя за столом с хозяйским видом. – Пусть истопят баню, а ты, Ждана, попаришь меня. – И добавила с многозначительной усмешкой: – Думаю, мало кто на свете может похвастаться, что банщицей у него была сама княгиня Воронецкая!

Сняв латные перчатки, она со стуком решительно припечатала их к столу. Жестом скупца, гребущего к себе золотые монеты, её смуглая рука с длинными пальцами притянула блюдо с ватрушками. Склонившись и понюхав, Северга взяла одну ватрушку и надкусила, но тут же скривилась и пренебрежительно бросила, после чего раздражённо отодвинула всё блюдо.

– Это не еда… Я люблю мясо. Приготовь мне достойную пищу, княгиня.

– Сначала вылечи моего сына, – потребовала Ждана, покрываясь сухим румянцем отчаяния. Внутри у неё невыносимо жгло, словно раскалённым железом в ней ворочали.