Его руки все еще лежали на ее плечах. Хью крепко сжал их, жалея о том, что не может сделать большего, чтобы утешить Дженни.
— Я непременно поддержу тебя, Дженни, — пообещал он. — Ну а теперь надо позвать Лукаса. Ты сделаешь это, или мне самому крикнуть?
После плотного ужина Дженни и Хью снова сходили на опушку леса и увидели, что снегопад прекратился. Ветра не было, и тишину нарушало лишь нежное журчание далекого ручейка. Одинокая звезда ярко сияла на небосводе, пока ее не закрыло облаком.
— Думаешь, сегодня еще пойдет снег? — спросила Дженни.
— Я больше не предсказываю погоду, — ответил Хью. — Правда, мне кажется, что сегодня теплее, чём вчера. Возможно, завтра пойдет дождь, а вот снег — едва ли.
Они пошли назад, и Дженни невольно подумала о том, как ей хорошо с ним. Несмотря ни на что, у Дженни не было ни малейшего желания возвращаться в Аннан-Хаус к Риду Дугласу.
Вернувшись в свой небольшой лагерь, они заметили, что Лукас смотрит на них с опаской, словно оценивая, кто из них сейчас сорвет на нем свое плохое настроение.
— Иди спать, детка, — сказал Хью. — Мы пока займемся костром, а потом я тоже лягу.
— Когда мы должны пуститься в дорогу?
— Не очень рано, — ответил Хью. — Сначала дождемся, чтобы немного потеплело, если только завтра это вообще произойдет.
Дженни кивнула. Она поняла, что Хью нарочно задумал назавтра помедлить, чтобы в Аннан-Хаусе их раннее прибытие не вызвало лишних толков и чтобы никто не судачил о том, что ночь они провели вместе.
Если нет снега, путешественники могут без труда преодолеть пятнадцать миль от Дамфриса до Аннана за какие-нибудь четыре-пять часов, тем более что дорога хорошая. Но даже при снегопаде им понадобится не более двух, в крайнем случае трех, часов на то, чтобы доехать от лагеря до Аннан-Хауса.
Умывшись ледяной водой из ручейка и почистив зубы веточкой, Дженни разложила рядом два тюфяка так же, как они лежали в Дамфрисе, нашла свой и забралась под свои одеяла. Когда пришел Хью, она еще не спала и никак не могла согреться.
— Кажется, мне не хватает одеял, — пожаловалась она.
— Мы все одеяла поделим поровну, — спокойно промолвил он в ответ.
— Ты не станешь возражать, если я ненадолго опять прижмусь к тебе?
— Нет. Как ты говорила, на эту ночь мы с тобой муж и жена, что бы ни таило для нас будущее.
Дженни быстро согрелась, но не испытывала никакого желания отодвинуться от Хью, а потому размышляла о том, следует ли ей в связи с этим испытывать чувство вины.
— Как по-твоему, что Господь думает обо всей этой неразберихе? — спросила она шепотом.
К ее удивлению, Хью громко засмеялся. Потом, взяв себя в руки, он ответил:
— Это известно лишь ему одному, но я полагаю, у него должно быть чувство юмора.
Удовлетворенная этим ответом, Дженни быстро уснула, а проснулась несколько часов спустя, обнаружив, что запуталась в собственной сорочке. Подол плотно обмотал ее бедра, а под левой грудью образовался какой-то комок — то ли из ткани, то ли еще из чего-то. Более того, она ощущала на себе что-то тяжелое, придавливающее ее к земле.
Придя в себя ото сна, она поняла, что повернулась на живот таким образом, что левая рука Хыо сжала ее левую грудь, а правая обхватила ягодицу. Довольная, она расслабилась.
— Уже проснулась, детка?
Сам Хью пробудился от сна уже довольно давно. Заметив, в какой позе они лежат, он не решился высвободить руки, чтобы не разбудить Дженни. Помня об этом, он улыбнулся, когда Дженни, проснувшись, напряглась всем телом. Вспоминая все свои давние сны, Хью понадеялся, что видит происходящее не во сне, а наяву.
Ее грудь так хорошо подходит к его руке. Равно как и ягодица.
Хыо также безумно хотелось выяснить, подходят ли друг другу их тела. Честно говоря, он сгорал от желания исследовать ее восхитительное тело от макушки до пальцев ног.
Он с усмешкой спросил себя, что об этом думает Господь Бог!
— Дженни, — прошептал он, — я знаю, что ты проснулась.
— Кажется, я все еще слишком сонная, чтобы шевелиться, — шепотом ответила она. — Мне так хорошо и тепло.
— Так оно и есть, — согласился он. — Но, видишь ли, здоровый мужчина не может долго противиться своим инстинктам.
— А что, если они осмотрят меня и обнаружат, что я уже не девственница?
У него перехватило дыхание.
— Полагаю, моего брата больше интересуют твои поместья, чем твоя невинность, однако он может серьезно испортить тебе жизнь. А если подтвердится, что мы с тобой вступили в супружеские отношения, то аннулировать брак будет гораздо сложнее, я в этом уверен.
— Тогда я бы хотела, чтобы ты меня изнасиловал, — тихо проговорила она. — Честное слово, я бы предпочла, чтобы меня касались твои руки, а не руки твоего брата или какой-нибудь бабы-повитухи.
— Ты вводишь меня в искушение, — простонал Хью.
— Так поддайся же ему. Нам обоим будет хорошо.
Дженни повернулась, и неожиданно его рука, лежавшая на ее ягодице, оказалась у нее между ног.
Хью осторожно сдвинул руку вверх, к ее нежному обнаженному животу.
— Ты не хочешь поправить свою одежду, Дженни? — спросил он. — Не может быть, что тебе удобно, когда твоя сорочка скрутилась жгутом.
— Да, мне неудобно, поэтому помоги мне стянуть ее, — попросила она.
Хью медлил, и Дженни добавила со вздохом:
— Я не виню тебя в том, что ты с такой легкостью противостоишь моим чарам. Ведь я носила эту сорочку целых два дня и даже ни разу не сняла, чтобы проветрить.
— Мне вовсе нелегко противостоять тебе, — промолвил Хью, не шевельнувшись.
Она снова вздохнула.
— Я слышала, что женщинам в первую брачную ночь бывает очень больно. Вот я и боюсь, что мне придется терпеть это от твоего брата. Его приставания было бы легче перенести, если бы…
— Прекрати, Дженни! Не хочу больше слышать о Риде и вашей первой брачной ночи!
— Я тоже, — не стала возражать она. — Уж не знаю, почему я это сказала. Возможно, я надеялась, что ты покажешь мне, чего следует ожидать. Только прошу тебя, не убирай руку. Мне так нравится чувствовать ее на своей коже.
— Тебе было бы лучше в платье, если оно хорошо согревает тебя, — проговорил Дуглас, думая о том, что ведет себя еще глупее, чем Гок и Гилли, вместе взятые.
— Ты достаточно меня согреваешь, — сказала она тихо.
Хью на ночь снял с себя куртку и штаны и спал в рубашке. Дав себе клятву, что не снимет больше ничего, каким бы сильным ни было искушение, он помог Дженни стянуть сорочку. И лишь когда его рука коснулась ее обнаженной груди, он понял, что вместе с сорочкой она стянула с себя и белье.
— Тебе нельзя верить, — серьезно промолвил он.
— Нет, нельзя, — кивнула она. — Потому что, боюсь, я порочная и развратная женщина. Но ты мой муж. И имеешь полное право учить меня. Что хорошие мужья делают в первую очередь?
В самых смелых сновидениях Хью не происходило ничего подобного.
У нее была такая нежная и шелковистая кожа, что он опасался, как бы его руки не поцарапали ее. Впрочем, похоже, Дженни не возражала против того, чтобы он поглаживал ее.
— А разве мужья не разговаривают, когда ласкают своих жен? — спросила Дженни.
— Некоторые разговаривают, — ответил Хью, поворачиваясь на бок. — А другие находят более удачное применение для ртов своих жен и собственных ртов, — добавил он, накрывая ее губы поцелуем.
У Дженни были пухлые мягкие губы, и Хью неторопливо наслаждался ими. Опасность заключалась в том, что от этого он еще больше возбудился. Она запретный плод, встретившийся ему на пути. Однако, как это ни парадоксально, этот плод принадлежит ему, и именно он имеет право очистить его, попробовать на вкус и наслаждаться им так, как ему заблагорассудится.
Этот парадокс манил и отталкивал одновременно. Мужская сущность торопила Хью, уговаривала его быстро овладеть ею и получить от этого удовольствие. Но благородная часть его существа останавливала его, требовала вести себя осторожнее, напоминала о его обещаниях и долге, да и вообще рекомендовала немедленно прекратить запретные действия.
