И вот мы собрались и пошли. Каждому из нас выделили дом. Тележку мы оставили на улице. Я, как старший в группе, вошёл в первый дом. И позвонил в первом этаже. Это была большая ошибка. Но понял я это, когда уже поздно было.
Мне открыла молодая женщина, подозрительно посмотрела на меня и, фыркнув, спросила:
— Чего тебе?
Я не ответил. Уж очень невежливо она спросила. Должно быть, я даже покраснел. А когда я покраснею, то сколько бы ни злился, ни слова сказать не могу.
Бац! — и дверь захлопнулась перед самым моим носом. Я постоял немного и решил: надо ещё раз попробовать. Может быть, у неё всё-таки найдётся немного старой бумаги. Я снова позвонил. Мне открыла та же черноволосая тётенька.
— Ты чего это по лестнице шляешься да в звонки трезвонишь? Только людей беспокоишь!
— Да нет, мне бы вот бумаги надо!
— Ступай в лавку да купи!
Бац! — и дверь снова захлопнулась. Ничего себе, хорошенькое начало. Но я всё-таки понял, что сам виноват. Надо мне было получше объяснить, зачем я пришёл.
В соседней квартире дело пошло лучше. Маленькая старушка вынесла мне пачку газет.
Я очень обрадовался и сказал ей:
— Большое спасибо вам, фрау Та́де. — Фамилию я прочёл на дощечке.
После этого бабушка вынесла мне ещё и лепёшку.
Поднялся я этажом выше. Теперь у меня уже был опыт. А когда стал подниматься на третий этаж, нести мне было уже тяжело. Я волок за собой огромную кипу бумаги и большой пакет старых костей. На третьем этаже мне ещё добавили. Здесь жил какой-то профессор. Он выскреб из своей квартиры много всякого барахла — бумагу, какие-то медные прутья, — и вообще был очень ласков со мной. Но я уже злился вовсю на себя, что начал с нижнего, а не с верхнего этажа. Спускаться вниз ведь гораздо легче.
Согнувшись в три погибели, я полез на четвёртый этаж. Там я снова сказал всё, что полагается, и мне вынесли хорошую пачку старой бумаги. Теперь я был нагружен по самые уши. Пора уже начинать спуск. Но только я начал спускаться, как застыл на месте от ужаса. Возле профессорской двери… сидел лев! Он смотрел на меня очень серьёзно и не двигался. Я отскочил назад и со страху даже присел на ступеньки. Может, это мне почудилось? Я привстал и осторожненько поглядел вниз. Нет, в самом деле! Сидит, приготовился к прыжку и таращит на меня свои глазищи! Должно быть, это он кости учуял в моём пакете…
Куда же мне податься? Если я резко повернусь и побегу вверх по лестнице, он меня в два счёта нагонит. А что, если мне выпрыгнуть в окно? Оно чуть приоткрыто… Я тихонько толкнул раму и поглядел вниз. Там стояли ребята и тележка.
Я наклонился и громким шёпотом сказал:
— Не могу спуститься! Задерживает лев.
Должно быть, потому, что я говорил шёпотом, они ничего не поняли.
— Осторожно, лев! — крикнул я громче и быстро оглянулся.
Лев сидел на том же месте и не сводил с меня глаз. Ребята немного постояли, потом Петер кивнул в мою сторону, покрутил пальцем у виска, и все они пошли к следующему дому. Я тихонько опустился на ступеньку и не меньше часа так просидел, боясь шевельнуться. Но дольше я выдержать не мог. А что, если я закричу: «Караул, помогите!» Чтобы настигнуть меня, льву достаточно двух прыжков. Да, но за это время я успею вылезти за окошко. Ну, а дальше что?
Перед домом рос старый каштан. Правда, ветви не совсем доставали до окна. Внизу виднелся палисадничек, зеленела травка.
Прошло ещё полчаса. Я окончательно решил спасаться бегством. Очень осторожно я взял самую большую кипу бумаги — надо ж было хоть что-нибудь спасти — и выбросил её на улицу. Но я не рассчитал: там дул ветер и почти вся бумага разлетелась. Только тоненькая пачка упала под ноги какой-то женщине. Я быстро отскочил от окна и оглянулся. Лев сидел всё так же, приготовившись к прыжку, и напряжённо глядел на меня. Должно быть, у него уже слюнки текли! Я собрался с духом, вылез на карниз и после нескольких попыток всё-таки дотянулся до толстой ветки каштана. Гляди-ка! Получается здорово! Вот только пакет с костями и медными прутьями очень мешал… Но не успел я с нижней ветки прыгнуть на землю, как кто-то цап меня за штаны…
— Ага! — услышал я густой бас. — Наконец-то мы тебя поймали, разбойник! Вот кто у нас тут без конца по деревьям лазает! Вот кто у нас цветы топчет! И ещё по всей улице бумагу разбросал!
Я понял, что это дворник. Он очень сердито глядел на меня и крепко держал за воротник.
— Да нет, — плакался я, — это совсем не я….
— Не ты? Нет уж, голубчик, не отвертишься! Я же сам тебя с дерева снял.
— Да нет! — начал я объяснять. — Что вы меня с дерева сняли — это правда. Но ведь я не нарочно на него залез. Я спасаюсь бегством! От льва! Меня зовут Альфонс Циттербаке. Я пионер и собираю старую бумагу.
— Да ты очумел, что ли? — сказал дворник. — С каких это пор у нас львы по деревьям лазают? — Он всё не отпускал меня.
— Да не по деревьям они лазают! Он сидит там, на площадке, перед квартирой профессора. Я едва спасся от него в окно.
Дворник посмотрел мне в глаза и покачал головой.
— А ну, пошли! — сказал он. — Идём на лестницу.
— Нет, нет! — крикнул я. — Боюсь! Он сожрёт меня!
Вокруг уже толпился народ, и я слышал, как кто-то объяснял:
— Говорят, он льва увидал и от страха в окошко выскочил.
Кто-то засмеялся. Но остальным было не до смеха.
— Да где он, твой лев? — спросил широкоплечий дяденька.
— На лестнице сидит! — ответил я.
Подошли наши пионеры, и Петер протолкнулся ко мне.
— Ты что тут опять натворил, Циттербаке? — спросил он. — Вечно из-за тебя неприятности!
Ох, и разозлился я на него!
— А я виноват, что ли, когда лев на лестнице сидит, а мне надо старую бумагу собрать. Вы всё на меня валите!
Тут широкоплечий дядька взял здоровенную палку, дворник — лопату, они кликнули меня, и мы все трое должны были подняться на третий этаж. Мне пришла в голову удачная мысль. Дай, думаю, возьму свой пакет с костями. Как увижу льва, так ему скорее брошу. Он, конечно, начнёт обнюхивать кости, а я тем временем удеру!
Но совершенно неожиданно на улице появился профессор. Дворник — к нему:
— Господин профессор! Мальчишка вон говорит, будто на вашей площадке лев сидит.
Профессор покачал головой:
— О нет, мальчик, ты ошибся. Это не лев. Это гиена.
Народ забеспокоился, а я крикнул:
— Слышали? Значит, я правду сказал.
Петер шепнул мне:
— Где же правду-то, когда это не лев, а гиена. Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты на зоологии ушами не хлопал.
Дяденька с палкой возьми да скажи профессору:
— С какой же это стати, господин профессор, ваша гиена по лестнице гуляет? Видите, бедный мальчуган был вынужден прыгнуть в окно!
Профессор ничего понять не мог.
— Как это — гуляет? — переспросил он, — И почему — в окно?
И вдруг он ужасно захохотал. Он даже весь трясся от смеха. Потом снял очки, долго их протирал и опять покатился со смеху.
— И ничего тут нет смешного, — сказал я. — Гиены тоже очень опасные звери и тоже кусаются.
Но профессора уже нельзя было остановить. Он держался за живот и чуть не плакал от смеха.
— Гиена… гуляет по лестнице… кусается! Да нет, мальчик, она уже давно не кусается… Это чучело!.. Его моль сожрала, вот я и выставил его на лестницу. Думал, ты заберёшь с собой и гиену, чтобы сдать её в утильсырьё…
Все так громко хохотали, что к нам подошёл народный полицейский — должно быть, хотел проверить, не стряслось ли чего-нибудь.
— Да нет, — говорят ему, — ничего не стряслось. Просто один мальчик чучела гиены испугался и в окно выпрыгнул.
Я обиделся. Потом я понемножку стал собирать бумагу, разлетевшуюся по всей улице, и складывать её в нашу тележку. Вот ведь что получается, когда чересчур стараешься!
На будущей неделе мы будем проходить по зоологии зверей, которые водятся в Африке. И гиену тоже.
Когда учитель объявил нам об этом, Бруно поднял руку и сказал:
