— Идет понемножку, пан председатель, — ответил тот весело. — Хотя я бы лично выбросил это старое барахло на свалку.

Пан Лопотек тряхнул своей седеющей головой.

— Наберись терпения! Увидишь, что из этого получится. Не рессора будет, а куколка! Это ведь, хоть кому скажу, — знаменитая сталь. Сейчас таких рессор уж не делают.

— Это-то и счастье, потому что через тридцать лет кому-нибудь пришлось бы над ними мучиться так же, как мне сейчас.

— Эх, из тебя, видно, лень палкой не выбьешь. Побродяжничал бы сейчас немножко, а? — поддел его старый механик.

— С удовольствием бы, пан председатель, но долг не позволяет.

— Посмотрим, что ты запоешь осенью, когда пойдешь в школу. Мы с паном Вацеком уже решили, что ты будешь учиться. Человека из тебя сделаем.

— До осени далеко, — усмехнулся парнишка, — может быть, пан председатель еще раздумает.

«Да, до осени далеко, — думал Манюсь, изо всех сил протирая рессору. — А потом?.. Потом школа. А может быть, они и правы… Во всяком случае, пока что об этом нечего тревожиться».

Размышляя таким образом, он вдруг за грудой автомобильного лома увидел Тадека Пухальского. Бывший игрок «Сиренки» остановился и поглядел на Чека, точно собираясь сказать ему что-то очень важное. Манюсь был поражен: никак не ожидал он этого посещения. Разглядев грустную физиономию Тадека, он крикнул:

— Привет! Как там у «фазанов»?

Пухальский кисло улыбнулся. У него, видно, не было никакой охоты шутить.

— Я узнал, что ты здесь работаешь, — сказал он уклончиво.

— Работаю, брат. Уже целую неделю оказываю квалифицированную помощь по оживлению этих трупов. Из старых «Оппелей» и «Шевроле» делаем новые «Люксы». Чудеса техники с применением новейших изобретений, — рассмеялся Чек.

Тадек, видя, что Манюсь смотрит на него почти по-дружески, пододвинулся к нему поближе.

— Хочу с тобой поговорить, — произнес он шепотом.

— Присаживайся и шуруй рессору с другой стороны. Таким образом ты внесешь и свой вклад в дело развития техники.

Тадек неохотно глянул на старую рессору, однако, понимая, что так ему будет сподручнее завязать с Манюсем разговор, принялся за дело.

— Ну, как там у вас? — первым заговорил Манюсь.

— Эх, — вздохнул Тадек, — лучше об этом не говорить!

— Опять тебе не нравится?

— Это не клуб, а банда!

— Почему же?

— Если бы ты только видел… Ты же знаешь: я настоящий спортсмен. Больше я там не выдержу. Пришел к тебе посоветоваться. Ведь ты свой парень, не то что этот задавала Манджаро. Послушай-ка, я хотел бы к вам вернуться.

— Ха-ха-ха! — залился Чек. — Пришла коза до воза.

— Брось дурачиться. Я пришел к тебе как к товарищу, а ты ломаешься!

— Да, получается вроде этого, — примиряюще улыбнулся Манюсь.

— И у нас всяко бывало, — продолжал Тадек, — но все-таки команда была сыгранная, дружная. А там… Представь себе, сегодня утром на тренировке Лободович дал мне по уху.

— По уху? — присвистнул Манюсь. — Ничего себе воспитательные приемы! А ты что?

— Собрался и ушел. А Королевич кричит: «Проваливай, «голубятник» несчастный, выиграем и без тебя…» Говорю тебе, Чек: не по мне весь этот «Ураган». А этот шеф…

— Какой шеф? — прервал его Манюсь.

— Ну, тот толстяк, что дает деньги клубу… Не знаешь разве? Дарчак этот. Тоже, братец, хорошая птица. После матча со «Столицей» забрал всех нас в ресторан и велел пить вино.

— Заботится, значит… — насмешливо начал было Чек.

— Иди ты! — обрушился на него Тадек. — И это называется спортивный клуб! Я им говорю, что не могу пить, потому что я настоящий спортсмен, а они меня же высмеяли… Или позавчера… Приходит ко мне Королевич и говорит: «Идем, братец, на одно дело». — «На какое дело?» — спрашиваю. «Иди и помалкивай…» Пошли мы на Гроховскую. Оказалось, что они перегружали какой-то товар, а вся команда сторожила, не идет ли милиция. Потом каждому дали на мороженое.

— Интересно, — пробормотал Манюсь. — Что же они там грузили?

— Откуда я знаю? Они всегда что-нибудь комбинируют. Этот Дарчак вместе с Ромеком Вавжусяком обделывает темные делишки. Скупает в магазине какие-то товары, а потом на толкучке их перепродает. Поэтому его и прозвали «Король толкучки». А денег у него — пруд пруди. Он же всем им костюмы и форму купил. И сейчас пообещал: если выиграем, то каждому купит новые бутсы.

— Так это же профессионалы! — не выдержал Манюсь. — За деньги играют!

— Еще похуже бывает… — продолжал Тадек. — Вчера я был у Королевича, а там целое сборище. Я слышал, они толковали о каком-то автомобиле. Автомобиль хотят украсть, понимаешь. Ромек говорил, что разберет его на части, а потом продаст покрышки и что удастся…

— Ого! — Манюсь вскочил. — Вот так комбинаторы! Надо будет с сержантом поговорить.

— Прошу тебя, не делай этого! — закричал Тадек. На лице у него был написан ужас. — Они предупредили, что если я пикну хоть одно словечко, то повесят меня, как собаку… — Он умоляюще поглядел на Манюся.

Оба помолчали с минутку, с азартом протирая старую рессору. Слышно было только шарканье тряпок по ржавой стали и прерывистое дыхание ребят.

— Ну и влип ты! — прервал молчание Манюсь.

— Что и говорить, — вздохнул Тадек. — Но к ним я больше не вернусь. Слушай, Чек, поговори с нашими, чтобы меня приняли.

— Это не так просто. Манджаро захочет созвать собрание, проголосовать… Я-то буду за тебя, но другие… — Манюсь оставил на минуту рессору и глянул на Пухальского. — Я тебя понимаю… Знаешь что? Лучше всего будет, если ты пойдешь к Стефанеку и расскажешь ему все откровенно.

— Да он меня за дурака посчитает…

— Не бойся, это мировой парень. Я для начала сам с ним поговорю, а потом посмотрим.

Оставив эту скользкую тему, ребята перешли к более интересным вещам, обсудили множество матчей турнира, высказали соображения по поводу результатов будущих матчей, углубились в размышления о технике футбола. Беседовали спокойно и дружески, и, чем дольше они говорили, тем ярче разгорался румянец на их щеках. Время летело быстро, и вскоре старая рессора засверкала так, будто ее только что отникелировали.

— Работа первый класс, норма выполнена досрочно, — с удовлетворением заявил Манюсь.

Подняв тяжелую рессору, он взвалил ее на плечо и, весело посвистывая, пошел в мастерскую.

— Пан шеф! — закричал он, выкладывая рессору на станок механика. — Пусть пан полюбуется, какая работа!

Пан Лопотек с удовлетворением кивнул седой головой.

— Вот видишь. Хоть кому скажу — хорошая работа А хорошо выполненная работа — тебе же удовлетворение. — Механик глянул на висящие на стене старомодные часы. До двух оставалось еще четверть часа. — Можешь идти, — объявил он, кладя руку на плечо мальчику. — Возвращайся после тренировки — есть срочное дело.

Манюсь помрачнел.

— Сверхурочные часы перед самым матчем… — как бы про себя пробормотал он.

— На полчасика, не больше.

— Ну ладно, — улыбнулся мальчик. — Для пана шефа и часа не пожалею.

— Смотри приходи к восьми. Только не запаздывай, работа срочная. Приедет один шофер — хочет, чтобы я ему раму выпрямил. Заработаешь на мороженое.

— Будет исполнено, пан начальник! — весело крикнул Чек и, по обыкновению, щелкнул по козырьку шапочки.

Когда ребята возвращались с тренировки, ласковый летний вечер уже окутывал фиолетовыми сумерками шумные улицы. Как всегда в этот час, здесь было очень людно.

В скверах на скамейках сидели матери, которые вывели на прогулку своих «птенцов». Маленькие сорванцы бегали по дорожкам, перекликаясь громкими, пронзительными голосами. На балконах расселись мужчины постарше, отгородившись газетными листами от гудящей улицы. Из открытых окон неслась музыка.

Ребята свернули на Гурчевскую. Они были очень возбуждены, и темой их шумной беседы был, конечно, завтрашний матч. Они обсудили его уже много раз, однако он все еще оставался неисчерпаемым источником споров и ссор.