Кетман профессиональной работы. Поскольку я оказался в условиях, которых не могу изменить, а у меня только одна жизнь и эта жизнь уходит, рассуждает человек, я должен стараться сделать ее как можно лучше. Я — как рак-отшельник, прилепившийся к скале на дне моря. Надо мной бушуют бури, плывут большие корабли, но я стараюсь держаться своей скалы, не то погибну, унесенный водою, и не останется по мне никакого следа. Так возникает кетман профессиональной работы. Если ты ученый, ты принимаешь участие в съездах, на которых произносятся положенные доклады в строгом согласии с линией партии. Но у себя в лаборатории ты продвигаешь свои исследования, оперируя научными методами, и в этом видишь цель жизни. Если ты успешно делаешь свое дело, не все ли равно, как оно будет представлено и во чью славу употреблено. Результаты, достигнутые во имя бескорыстных поисков истины, останутся надолго, а политики покричат и исчезнут. Нужно делать все, чего требуют, пусть они пользуются моим именем, если благодаря этому я имею лабораторию и деньги на приобретение инструментов.
Если ты писатель, ты считаешь на полке изданные тобой книги. Вот работа о Свифте. Она написана с применением марксистского анализа. Анализ этот, однако, позволяет очень хорошо вникнуть в исторические явления, и анализ этот не равнозначен Методу и Новой Вере. Маркс был гениальным наблюдателем. Подражая ему, ты застрахован от нападок, поскольку он занимает место пророка, а то, что ты признаешь Метод и Новую Веру, — это можно написать в предисловии, выполняющем ту же задачу, что посвящения королям и императорам в минувшие времена. Вот перевод длинной поэмы шестнадцатого века; разве это не есть нечто такое, что останется надолго? Вот мой роман, сюжет которого взят из далекого прошлого; я старался в нем как можно вернее представить события. Вот мои переводы с русского; это у нас любят, и они принесли мне много денег; но ведь Пушкин на самом деле великий поэт, и ценность его не меняется от того, что ныне он служит Ему как средство пропаганды. Разумеется, я должен заплатить за право профессиональной работы определенным количеством восхваляющих статей и стихов. Однако итог целой жизни не оценивается по панегирическим произведениям на случай, писавшимся по необходимости. Даже великий польский поэт Мицкевич, ненавидевший царя, должен был посвятить ему свою поэму и в посвящении не скупился на похвалы[47], потому что он был в ловушке; когда же он хитростью выбрался из России, он показал, кем был на самом деле, и его хитрость не вменяется ему в вину.
Приведенные примеры показывают, что кетман профессиональной работы не то чтобы совсем невыгоден для властей. Это важная движущая сила и одна из причин мощного порыва к образованию, то есть к получению знаний или умений в какой-либо специальной области, в которой можно разрядить свою энергию и благодаря которой можно избежать жребия функционера, зависящего от политических флюктуаций. Сын рабочего, став, например, химиком, получает прочное положение. Сын рабочего, став чиновником полиции безопасности, выплывает на поверхность, туда, где движутся большие корабли, но поверхность моря изменчива и бурлива. Что, однако, еще важнее, проведение химических экспериментов, строительство мостов, искусство поэтического перевода, лечение болезней — все это нечто, в принципе свободное от лжи. Государство пользуется этим кетманом, потому что химики, инженеры и врачи нужны. Время от времени слышится, правда, сверху глухой рык ненависти к гражданам, практикующим кетман в области гуманитарных наук. Надзиратель литературы в Центре Фадеев в одном из своих докладов издевался над Ленинградским университетом, где дошло до возмутительных явлений: одна студентка написала диплом об английском поэте Севедже Лендоре[48]. Кому нужен этот Лендор? Кто о нем когда-нибудь слышал? — кричал Фадеев. Стало быть, в странах, зависимых от Центра, практикующие этот кетман должны проявлять умеренность и осторожность.
Скептический кетман. Его охотно практикуют в интеллектуальных кругах. Человечество, так рассуждают, не умеет ни воспользоваться своими знаниями, ни разрешить трудности производства и распределения благ. Первые попытки научного исследования общественных проблем в девятнадцатом веке были интересны, но довольно беспомощны. Однако они попали в руки русских, которые не умеют рассуждать иначе, как только догматично, и которые возвели эти первые попытки в ранг религиозной догмы. То, что творится в России и зависимых от нее странах, — это своего рода безумие. Не исключено, даже вполне возможно, что Россия сможет навязать свое безумие всему миру и что человечество очнется лишь через двести или триста лет. Оказавшись в самом центре исторического циклона, нужно вести себя как можно разумнее, то есть внешне полностью поддаваться силам, которые с легкостью уничтожают сопротивляющихся. Это, однако, не мешает получать удовольствие от возможности наблюдать. Ведь явление в самом деле небывалое. Никогда, пожалуй, до сих пор человек не подвергался такому давлению, и никогда, пожалуй, он так не корчился и не извивался, пытаясь приспособиться и жить в формочках, сконструированных по книге, но, похоже, не по человеческой мерке. Испытанию подвергнуты все умственные и эмоциональные способности человека. Кто видит это ежедневное зрелище отречений и унижений, больше знает о человеке, чем кто бы то ни было в странах Запада, где единственный способ давления — это деньги. Коллекционирование богатства наблюдений — занятие скупца, пересчитывающего в тайном укрытии свои монеты. Этот кетман не мешает внешней деятельности в согласии с обязательной линией и даже, поскольку он опирается на полное отсутствие веры в рациональность Метода, помогает, позволяя абсолютный цинизм и, следовательно, гибкость в приспособлении к меняющейся тактике.
Метафизический кетман. Встречается особенно часто в странах с католическим прошлым. Из стран Империи больше всего примеров может дать Польша. Что касается других стран, то Испания знала католиков, сотрудничающих с коммунистами. Этот кетман заключается в том, что убеждение о метафизической основе мира приостановлено, временно отменено. Человек, платящий дань этому кетману, считает эпоху, в которую он живет, антиметафизической, стало быть, такой, когда по особым причинам метафизическая вера выявляться не может. Человечество учится мыслить в категориях рационалистических и материальных, оно стоит перед сугубо земными задачами и вовлечено в классовую борьбу. Потусторонние же религии распадаются и, более того, служат средством защиты устаревшего общественного порядка. Это не значит, что в будущем человечество не вернется к лучшей, чем прежде, и очищенной религии. Кто знает, не есть ли Новая Вера — необходимое чистилище и не свершаются ли gesta Dei per barbaros[49], то есть деяния Бога через действия Центра, который заставляет широкие массы пробуждаться из летаргии. Духовная пища, которую эти массы получают от Новой Веры, — посредственного качества. Центр ошибается, думая, что пищи, которую он может предложить этим массам, хватит. Тем не менее следует положительно оценить то, что Новая Вера вспахала почву и разрушила те фасады, которые лишь снаружи выглядели пышными, внутри же были полностью прогнившие и издавали запах тухлятины. Нужно, стало быть, помогать Новой Вере, не выдавая своей привязанности к Тайне, тем более что для ее выявления, например, в литературе нет сейчас никаких способов, ни язык, ни понятия современного человека для этого не созрели. Этот кетман имеет в свою очередь много разновидностей. Некоторые верующие католики служат даже в полиции безопасности и приостанавливают свой католицизм в этой, как правило, не лишенной жестокости работе. Другие стараются сохранить христианскую общность в лоне Новой Веры и выступают публично как католики. Они хлопочут о сохранении католических институций, и часто это им удается, потому что диалектики хорошо относятся к так называемым «прогрессивным католикам» и «католикам-патриотам», податливым в делах политики. Идет взаимная, довольно двусмысленная игра. Правящие терпят этот тип католиков как временное неизбежное зло, потому что не наступил еще этап, на котором религию можно полностью искоренить, а пока лучше иметь дело с вежливыми святошами, чем с упрямыми. «Прогрессивные католики», со своей стороны, сознают, что правящие назначают им не очень-то почетное место, место шаманов и колдунов диких племен, которых терпят до времени, когда дикарей можно будет одеть в штаны и послать в школу. Они участвуют в разных правительственных мероприятиях, их даже посылают за границу как уникальные экземпляры, которые должны свидетельствовать дикарям на Западе, что Центр проявляет терпимость в отношении нецивилизованных племен. От окончательного унижения их спасает метафизический кетман: они обманывают дьявола, который думает, что он их обманул, хотя дьявол отлично знает, что они думают, будто это они его обманывают, и дьявол доволен.
