Если взглянуть на состав брежневского Политбюро, то подавляющее число входивших в него - родились в деревне и там провели свои первые, самые важные для формирования человеческого характера годы.

Не случайно Никсон обратил внимание на резко выделяющегося на фоне своих коллег Косыгина, который родился и вырос в Питере.

При всем том умильно-блаженном описании российской деревни, которым так сильна русская литература, крестьянство всегда было и по сей день остается самой отсталой, самой косной, самой дикой частью населения. Если это и не полностью его вина, то это, несомненно, его беда.

Закрепление этих выходцев из крестьян у власти символизировало окончательное завершение процесса оформления крестьянской монархии. Попытки установления своей власти, которые холопы предпринимали со времен Стеньки Разина и Емельяна Пугачева, увенчались успехом в 1917 году.

П. Струве, когда-то легальный марксист, сидя в неуютном военном Париже, записал в своей „Социальной и экономической истории России”, что „...большевистский переворот и большевистское владычество есть социальная и политическая реакция эгалитарных низов многовековой социальной и экономической европеизации России”.

Сметая прослойки дворян и образованных, крестьянская анархия восстановила самодержавие, усадив на кремлевский престол партию большевиков, подчинявшуюся ограниченному диктатору Ленину. Расстрелявший эту партию и создавший вместо нее свою, Сталин сделался диктатором неограниченным. В стране его называли царем. Затем был „царь Никита”, ограниченный диктатор, пытавшийся стать неограниченным. На смену ему пришел Леонид Брежнев, также бывший диктатором ограниченным, но пытавшийся играть роль неограниченного. Однако народ видит в тех, кто правит им, царей. Так что все титулы, все ордена, которыми награждал себя Брежнев, были выражением не только его тщеславия и честолюбия, но и подсознательным отражением желания отсталых масс видеть в своем правителе то, что делало бы его не таким, как все.

К тому же происходит и формальное закрепление главенствующего положения современного российского царя, носящего титул генсека. Вначале Брежнев добивается того, чтобы выборы на эту должность проводили отдельно от выборов в Политбюро. Тем самым он подчеркивает, что генсек, по крайней мере, равен Политбюро, поскольку обоих выбирают на пленуме ЦК. Но Брежневу этого мало. В новой конституции появляется статья шестая, которая гласит, что ’’руководящей и направляющей силой советского государства является коммунистическая партия”, из чего следует, что тот, кто возглавляет партию, возглавляет и советское государство.

И генсек провозглашается главой государства. Колокольного звона не было, не возлагалась и корона. Но тем не менее, провозглашение Брежнева в 1977 году председателем президиума Верховного Совета СССР очень походило на венчание на царство.

Марсель Пруст дал своему знаменитому роману название ”В поисках утраченного времени”. Брежнев, как и герой этого романа, тоже ищет утраченное время. Он тоскует по сталинскому времени. Он пытается вернуть его. Против этого Андропов ничего не имеет, поскольку возвращение в сталинские времена предполагает восстановление КГБ в тех же правах, которые он имел при Сталине. Именно это и происходит. В подтверждение этого впервые после Берия председатель КГБ получает место в Политбюро.

Но возвращение КГБ прав, которыми он пользовался при Сталину представляло опасность и для Брежнева. Ведь секретная полиция, под каким бы строгим контролем она ни находилась, в доказательство своего профессионализма должна суметь обойти любой контроль. Это единственная из легально существующих в СССР организаций, способная легально подготовить и провести захват власти.

В ее руках и средства связи, и охрана Политбюро. В любую минуту те же самые люди, что всюду сопровождают членов Политбюро, могут из телохранителей превратиться в охранников, и мчащийся по улицам черный лимузин может вместо Кремля завернуть на Лубянку.

Как в спектакле проявляется характер режиссера, всегда остающегося за кулисами, так вся деятельность КГБ за те пятнадцать лет, что Андропов занимал кабинет председателя, несет на себе печать его личности. Это не ежовые рукавицы, это не ’’лес рубят — щепки летят”, это ежовые рукавицы, прикрытые бархатными перчатками, это кованые сапоги, на которые надели войлочные тапочки. И то, и другое легко сбросить. Это знают и те, кто их носит, и те, кто испытывает их действие на себе. Вот эта возможность, всегда присутствующая возможность сбросить бархатные перчатки и вновь взяться за дело в ежовых рукавицах, вновь приняться за рубку, при которой летят щепки , отличало андропов-ский КГБ.

К тому времени, когда он покинет Лубянку, в нем мало что будет напоминать того цветущего Андропова, вошедшего туда весной 1967 года. Лимузин вывезет одряхлевшего старца с дрожащими руками, с обтянутым нездоровой кожей и с оттопыренными ушами лицом, делающим его похожим на инопланетянина, с кривой деланной усмешкой на сухих тонких губах.

Те, кого привозили туда вопреки их воле, дали воротам Лубянки название ’’Врат ада”.

Андропову повезло: его эти ворота впустили и выпустили.

Среди старых большевиков, которых расстреливали в тридцать седьмом году, было немало продолжавших несмотря ни на что верить в дело коммунизма. Объяснить это можно тем, что, защищая дело, которому они отдали жизнь, они тем самым защищали свою жизнь, смысл ее. Если дело, которому она отдана, неправое, жизнь теряет смысл. Тогда Рубашов требует у надзирателя бумагу и перо и пишет: ”Мы выбросили за борт балласт ненужных предрассудков, а потому вынуждены руководствоваться единственным мерилом — разумом”, а разум отказывался понять, что происходит. Оставалась только вера, слепая вера в то, что окутавшая их тьма все же не беспросветна. Но тьма оставалась слепящей не только для героев Кестлера. И не все из них даже под дулом пистолета своей партии отказывались от дела жизни. Не отказался бы и от лет, проведенных им на Лубянке,и Андропов. Лубянка превратила его в развалину, но она же привела его и к власти...

Андропов принадлежит к тем актерам, которые за право сыграть на подмостках истории готовы пожертвовать всем. Без этого жизнь его теряет смысл.

КГБ открывал ему путь на подмостки истории.

Само время способствовало этому. Осевшая за заборами своих дач, в квартирах, уставленных импортными вещами, партийная аристократия желала теперь только спокойствия и сытой, обеспеченной жизни. Упаси Боже... никаких перемен.

Она рассчитывала, что Андропов ее охраняет. Она не учла, что в борьбе за власть он готов был пожертвовать ею, поскольку был уверен, что сумеет править, опираясь на выпестованные им самим в КГБ кадры, которые и заменят старых партократов. Он намерен был заменить показавшую свою полную неспособность справиться с положением дел в стране партократию кагебистократией.

Но это все в будущем. Прежде надо было заполучить власть. Ключом к ней, по мысли шефа КГБ, должен был стать известный ему прежде и столь основательно подтвержденный за время его пребывания во главе Ведомства общий знаменатель деятельности своих потенциальных соперников. Этот общий знаменатель — коррупция. Это было сильнейшим оружием в его руках. Поступавшая к нему по долгу службы и тщательно накапливаемая им информация неопровержимо доказывала, что все его предполагаемые соперники в борьбе за кресло генсека, а иными словами, почти все высшее руководство страны замешано в коррупции.

Но лобовая атака ни к каким результатам привести не могла. Для захвата Кремля он применяет обходной маневр. Он знает, что каждый из сидящих в Политбюро пользуется услугами своих клевретов на местах, которые так же как их высокопоставленные покровители, и именно благодаря этим покровителям, беззастенчиво берут взятки и грабят казну. Нанеся удар по тем, кто стоял внизу, шеф КГБ подрубал основы сложившейся структуры и тем наносил удар по своим соперникам.

Но и Брежнев был начеку. Одновременно с Андроповым на Лубянку прибывает и Семен Цвигун.