И тем не менее, несмотря на его усиленно культивируемую внешнюю бесцветность, стремление не выделяться, ввод Горбачева в Политбюро был символичным. Он свидетельствовал о том, что власть начинает перенимать поколение, чья деятельность началась в послесталинские годы.

Семидесятишестилетний Тихонов и сорокавосьмилетний Горбачев. Партократии есть над чем задуматься. Ведь больше всего на свете она держится за свои привилегии, которые ей дарованы не за какие-либо заслуги перед страной, а за партийные заслуги. Вот, к примеру, решил поохотиться член Политбюро, первый зам* Председателя Совета Министров СССР Дмитрий Полянский, и в ста километрах от Москвы, под Боровском, ему отводят чудесный лес в триста акров, куда завозят диких животных со всей страны. Не угодил Брежневу Полянский. Сняли его, и лишился он своих охотничьих льгот. Теперь боровские угодья перешли к кому-то из нынешних правителей. Ну, а если не эти, то какие-нибудь другие, но то, что пользуются они благами неслыханными,— это уже давно секрет полишинеля.

С тех, кто грабит страну наверху, берут пример и те, кто стоит пониже. Они действуют в духе того лозунга, который когда-то бросил Ьухарин: „Обогащайтесь!” Говорят, он имел в виду всех граждан. Партократию обогащение всех граждан страны отнюдь не устраивало. Она лучше, чем кто-либо, знала, до какого плачевного состояния доведена под ее руководством страна. На всех богатств не хватало. То, что было, партократия присвоила себе.

Но более того, она постаралась закрепить за собой неустойчивые дарованные генсеками, которые они могли же и отобрать, привилегии, сделав их неотъемлемой принадлежностью статуса, входящих в состав элиты. Партийная элита превращалась в особую касту, которую можно было назвать „неприкасаемой”, потому что закон к ней не прикасался. Она была выше закона. Она полностью игнорировала право, которое, как отмечал князь Е. Н. Трубецкой в своей „Энциклопедии права”, „есть необходимое условие всякого общества: оно — тот общий порядок, которому должно подчиняться как целое общество, так и каждый отдельный его член”. В меньшей степени, но это можно было отнести и ко всей партии. Ведь члена партии можно было арестовать только с санкции партийных властей. И органы правопорядка еще крепко подумают, прежде чем не только привлечь к суду, но и начать следствие против нарушившего закон партийца.

Французский ученый А. Безансон сравнивает возникший феномен с монашеским орденом, „чье влияние ощущается всем обществом, но который держится особняком от него”. Но членов КПСС, если и можно было отнести к монахам, так только к тем, кто, укрывшись за высокими стенами монастыря, предавались всем земным утехам, воздерживаться от которых, как от греха, они призывали других. Захватив власть и материальные блага, эти „монахи” продавали их всем остальным — за взятки или как награду за услуги.

Через десять лет в советской печати появятся ошеломляющие цифры, показывающие, что одна треть всех наличных денег страны уходит в подпольную экономику, которая контролируется тесно сросшейся с партией мафией. В Узбекистане возникает созданная кандидатом в члены Политбюро первым секретарем компартии республики Ш. Рашидовым особая структурная организация по продаже должностей и взиманию и передачи от нижестоящих к вышестоящим своеобразной денежной подати. Все имеет свою цену. За миллион можно было получить Звезду Героя Соцтруда. За полмиллиона — орден Ленина.

В Москве дочь генсека с помощью окружающих ее уголовников занимается скупкой и перепродажей бриллиантов.

Из отделения советского банка в Цюрихе таинственно исчезают огромные суммы в валюте. Как выяснится позже, деньги уходят на подношения Гришину, Кунаеву, Кириленко.

Не отказывается от подарков и генсек. От Алиева он получает драгоценный перстень, от Мжаванадзе — золотого поросенка, министр

внешней торговли Патоличев исправно обеспечивает его долларами.

Под сенью больших фигур действуют крепко связанные с ними дельцы, чьи имена не столь хорошо известны, но чье влияние огромно. Оно распространяется на всю страну, которую они рассматривают как свою вотчину. Их не сдерживают никакие моральные принципы. У них только один принцип — коллективное ограбление страны.

Вопреки несмолкаемым похвальбам о прогрессе советского общества, о действительной степени его прогресса давало представление то, что к нему целиком и полностью можно было отнести слова, сказанные вознамерившейся покончить с коррупцией Екатериной Второй о тогдашних российских чиновниках, которые за взятку „способствуют принятию нужных законов, раздают чины, титулы, крупные суммы денег, иными словами, почти все, и препятствуют другим учреждениям выполнять закон и осуществлять свои функции”.

Естественно, все это не может не остаться не замеченным вездесущим оком КГБ. Готов ли был Андропов помериться с ними силой? Если хотел завладеть властью, избежать этого не мог, поскольку на пути его стояли те, кто был тесно связан с партийной мафией. Но несмотря на всю мощь кагебистского аппарата, он оказывается бессильным в борьбе с проникшей на самые верхи власти мафией. Он может создать ГУЛаг и бросить за решетку миллионы людей, но перед партомафией он — ничто. Лишь только когда ослабевает сила Брежнева, Андропов решается действовать.

То, что старик Тихонов и те, кто его выдвигает, не решатся на какие-либо изменения существующего порядка вещей, при котором все знают, что будут сидеть на своих местах до тех пор, пока не начнут брать больше, чем по чину положено, когда действует правило: сам живи и другим не мешай, - ясно каждому. Но вот как поступят те, кто выдвигает молодого, полного сил Горбачева, — это не совсем ясно. Тем более, что, видимо, все-таки опасаясь, что сельское хозяйство, подобно Бермудскому треугольнику, способно поглотить и их выдвиженца, его покровители поручают ему возглавить комиссию, пересматривающую структуру юридического аппарата страны, и он делает доклад о новом законе о Верховном суде, прокуратуре, арбитраже и адвокатуре. Это свидетельствует о том, что его деятельность проходит в тесном контакте с Сусловым, под надзором которого находится юриспруденция, постольку-поскольку это касается ее идеологического направления, и в то же время практическое осуществление юриспруденции требует контакта с Андроповым, а, стало быть, и с аппаратом репрессий. Успех такой деятельности измеряется не количеством отправленного в закрома зерна, а количеством отправленных в тюрьмы. Так что успеха здесь добиться куда легче.

ОТМЫЧКА - ОРУЖИЕ КГБ

Где-то в Москве, а где — точно сказать нельзя, потому что адрес скрыт почтовым ящиком номер такой-то, существует завод, выпускающий детали для вычислительных машин. В этом бы не было ничего необычного, если бы не тот факт, что завод этот целиком украден в США.

Летом 1977 года американское консульство в Дюссельдорфе получило анонимное письмо, сообщавшее, что некая калифорнийская техническая корпорация переправляет в Советский Союз запрещенное оборудование. Но это было время расцвета детанта, и в Министерстве торговли, куда, в конечном счете, попало письмо, были заняты больше тем, как расширить торговлю с СССР, а не налагать запреты.

Тем временем ящики с секретнейшим электронным оборудованием продолжали поступать из Калифорнии. Сопровождавшая их накладная указывала, что содержат они всего-навсего ...электрические плитки. Достигнув берегов Западной Германии ’’электрические плитки” немедленно исчезали и подпольными, хорошо налаженными путями следовали вначале в Австрию, затем в Швейцарию и Голландию, откуда переправлялись в Советский Союз, где их получателем было управление ”Т” КГБ.

Это управление, входящее в состав Первого главного управления, начало бурно расти с приходом в Ведомство Андропова, превратившись в центр научного и технического шпионажа. У того, кто попадает в его лаборатории, скажем, те, что находятся в переулке за Белорусским вокзалом в Москве, создается впечатление, что это лаборатории обычного научного учреждения. Та же тишина, такие же сотрудники, ничем не отличающиеся от научных сотрудников других научных институтов. Разве только что выглядят более сытыми и одеты поприличнее. Что действительно отличает их — это уровень их знаний. Он неизмеримо выше уровня других советских научно-технических учреждений. Да это и понятно. Им ведь доступна информация, находящаяся за семью печатями