Тематика ранних рассказов и повестей Первухина вполне традиционна для фантастики той поры: лучи смерти, путешествие на автомобиле к Северному полюсу, загадочные обитатели морских глубин, необычные изобретения. И все-таки эти произведения резко выделялись на общем фантастическом фоне уже в силу литературной одаренности автора.
«Вторая жизнь Наполеона» по понятным причинам стала последней публикацией Михаила Первухина на родине. Избранный писателем художественный метод анализа исторических событий (а на деле — анализ современности) противоречил учению марксизма-ленинизма. Но в 1924 году в Берлине вышла главная книга писателя — историко-фантастический роман «Пугачев-победитель». Обращение к одному из самых сложных периодов российской истории не было случайным. «Что было бы, если бы в свое время Пугачев победил? — написано в предисловии к первому изданию книги. — Этот вопрос не однажды приходил в голову нам, русским, судьбой обреченным увидеть нашу Россию побежденной вторым «университетским Пугачевым», который кроме «свободы» и «власти бедных», этих старых испытанных средств затуманивать разум народный, принес с собой яд много сильней — учение Карла Маркса, то зелье, каким, по счастью для тогдашней России, еще не располагал Емельян Пугачев».
В 1994 году, спустя 70 Лет, усилиями уральского знатока и библиографа фантастики И. Г. Халымбаджи, «Пугачев-победитель» был переиздан. Книга не устарела — ни по языку, ни по тематике. Она и сегодня — образец качественной литературной фантастики. Но вот парадокс времени: при явном интересе современной жанровой критики к «альтернативным историям» роман пионера жанра не попал в поле зрения обозревателей; не проявляют интереса и издатели к переизданию Других произведений незаслуженно забытого писателя (а такие попытки предпринимались), — слишком рискованно делать ставку на неизвестные имена. И творчество русского фантаста по-прежнему остается достоянием узкого круга знатоков. □
Рецензии
Стивен ДОНАЛЬДСОН
ЗЕРКАЛО ЕЕ СНОВИДЕНИЙ
Москва: ACT, 2000. — 608 с.
Пер. с англ.
(«Золотая серия фэнтези»).
12 000 экз.
________________________________________________________________________
В высшей степени парадоксальная книга. Начало вполне традиционное — закомплексованная американка Териза Морган внезапно оказывается в средневековом мире, раздираемом войнами, в том числе и магическими. Чтобы спасти королевство Мордант, юный Джерадин, кандидат в Гильдию воплотителей, отправляется сквозь зеркало за неким могучим воином, дабы тот пришел и спас. Но то ли по ошибке, то ли волею судьбы он вламывается в квартиру Теризы…
И вот она во дворце короля Джойса. Странное место и странное время — король то ли свихнулся, то ли притворяется безумным, маги-Мастера все силы и время тратят на интриги. Один из них в основном занят сексуальными домогательствами по отношению к Теризе, но каждый раз у него ничего не выходит — и отнюдь не по ее вине. Другой снюхался с врагами. Третий, самый сумасшедший, тайно помогает Теризе… Полкниги девушка ничего не понимает, вторую половину пытается что-то делать, но это ведет к изрядной ломке дров. А когда искомого воина все же вытаскивают из «правильного» зеркала, то получается совсем нехорошо. Заговоров, интриг и предательства тоже хватает, однако действие идет медленно, тягуче. Перенасыщенность деталями, масса побочных линий, а схватки и поединки чрезвычайно редки… как это было бы в реальном мире.
Ближе к финалу ожидаешь, что вот сейчас… что вот тут-то…
Ан нет! Все обрывается на самом интересном месте. Любопытно, что роман, в общем-то, читается не без некоторой приятности. Написанный в особом ключе (назовем его историко-фэнтезийным реализмом), роман Дональдсона ориентирован на читателя взыскательного. Есть некоторые маркеры, позволяющие обнаруживать у автора (или приписывать ему) отсылки к мировой классике — от «Поминок по Финнегану» Джойса до «В поисках утраченного времени» Пруста. Впрочем, у Дональдсона, филолога по образованию, это прописано весьма тонко, ненавязчиво и с немалым мастерством. Читателю, правда, от этого не легче.
Павел ФАЕНКО
УЖАС СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Новосибирск: Russia, 2000. — 320 с.
(Серия «Библиотека остросюжетной фантастики»).
5000 экз.
Павел ФАЕНКО
ВИРУС СМЕРТИ
Новосибирск: Russia, 2000. — 320 с.
(Серия «Библиотека остросюжетной фантастики»).
5000 экз.
________________________________________________________________________
Идет судебное разбирательство. Астронавта обвиняют в уничтожении корабля с экипажем. Он оправдывается — на корабль пробралась злобная неуязвимая тварь, она-то и уничтожила экипаж, а ему пришлось подорвать корабль, чтобы избавиться от нее. Нет, это не знаменитый «Чужой», это эпизод из романа П. Фаенко «Вирус смерти». Правда, обвиняемый астронавт — не бой-баба Хелен Рипли, а мужчина; тварь — другой астронавт, только мутировавший под действием инопланетного вируса, — еще один устойчивый мотив подобного рода фантастики.
Астронавты столкнулись с разумной планетой, которая подвергла их малоприятным испытаниям. Нет, это не «Солярис», это повесть Фаенко «Врата Вселенной». Правда, в этом случае суперорганизм выступает в роли отборочной комиссии при эдаком межзвездном «ОВИРе», выдавая избранным пропуск в чужие миры. Современный американец чудом переносится в прошлое и попадает в глухое средневековье. Нет, это не «Янки при дворе короля Артура», это роман Фаенко «Ужас средневековья». Правда, янки на этот раз по профессии кинорежиссер, а в прошлое он переносится после удара током и спасает мир от смертоносной чумы. В сущности, произведения Фаенко представляют собой чистой воды «космическую оперу». Беда или, напротив, преимущество этого жанра в том, что в нем снова и снова обыгрываются все мифологемы фантастики. Без узнаваемого сюжета, без героя — спасителя человечества, без романтической любви и Ужаса-Из-Космоса этот жанр обойтись не может. Как и без предельной американизации (стоит только сделать главным героем Ваню Пупкина или Муню Трахтенберга, как вся присущая жанру патетика непозволительным образом испаряется). Американизация достигается следующими способами:
а) именами героев (Стив, Джон, Алекс);
б) единицами мер и весов — дюйм, миля, галлон;
в) нейтральным и одновременно высокопарным языком, смахивающим на перевод «Звездных королей» Гамильтона («Я обязан узнать всю правду! — билась в его голове лихорадочная мысль. — Это не простое совпадение, этого не может быть! Не должно существовать, как не существует Ада!»).
Космическая опера весьма вольно обращается с законами природы, мешая в одну кучу телепатию, ясновидение, переселение душ, черные дыры, субсветовые скорости и смертоносные вирусы, а странствия бравых астронавтов по степени условности недалеко ушли от путешествий Синдбада («Вместо Магеллановых облаков нас окружали какие-то незнакомые уродливые созвездия»). Казалось бы, этот гибрид жесткой фантастики и фэнтези обречен, как и многие гибриды, на бесплодие — жанр начал чахнуть еще при рождении, отойдя в маргинальную сумеречную зону комиксов и развлекательных кинофильмов. Ан нет, он еще держится — и весьма резво! И даже размножается — впрочем, довольно бесхитростно; то ли делением, то ли почкованием, как и положено простейшим.
Дмитрий СКИРЮК
ОСЕННИЙ ЛИС
СПб.: Северо-Запад пресс, 2000. — 480 с.
(Серия «Перекресток миров»).
10 100 экз.
