Элизабет рассмеялась и, коснувшись лба Дмитрия, заключила:
— Я посоветовала бы вам пить почаще, мистер Полянов. Тогда вам станут сниться по-настоящему мужские сны…
Сперва кабриолет двигался через город, который был больше похож на огромный сад. Нарядные горожане прохаживались по ухоженным тротуарам, тут и там разгуливали солдаты в пестрых парадных мундирах и звучала праздничная музыка, исполняемая небольшими оркестриками. Затем кабриолет выехал за город. Всюду были разбиты виноградники, изобилующие цветами и фруктами сады. Улыбчивые крестьяне приветственно махали им.
Перебравшись по мостику через небольшую речушку, кабриолет подъехал к расположенному на холме старинному мрачноватому замку.
— Добро пожаловать в Бренд! — воскликнула Элизабет, соскакивая на землю.
По широкой лестнице с сигарой в зубах спустился… «Уолтер»,
— всплыло имя в сознании Дмитрия. Он наморщил лоб.
— Вас зовут… — сказал он, протягивая руку, — вас зовут Уолтер?
Элизабет озадаченно посмотрела на Дмитрия, а Уолтер по-домашнему похлопал ее по спине и сказал:
— Как приятно узнать, что вы рассказывали обо мне…
— Мне никто ничего не рассказывал, — покачал головой Дмитрий.
— Но у меня такое чувство… есть такое психическое заболевание. Французы называют его «дежа вю»…
Приглядевшись к Дмитрию, Уолтер изменился в лице, и сигара выпала у него изо рта.
— Похоже, я тоже болен этой болезнью… — сказал он озадаченно.
— Ваша внешность кажется мне до боли знакомой… По-моему… Точно! Вы снились мне сегодня ночью… Дмитрий? — его лицо окончательно вытянулось.
Элизабет удивленно, почти испуганно смотрела на них. Пауза затягивалась.
— Что-то мне нездоровится с дороги, — нарушил тишину Дмитрий. — Пожалуй, я немного отдохну…
Уолтер, пристально глядя на Дмитрия, спросил:
— А может быть, вы сначала посмотрите картину?
— Да! — воскликнул Дмитрий. — Все дело в ней! Я хочу осмотреть ее немедленно!
Дмитрий взял одной рукой край ткани, которым был укрыт холст.
— Я знаю, что там изображено, — сказал он. — Портрет глупого жирного герцога.
Он сдернул покрывало. Но на холсте было совсем другое — благородное и одухотворенное лицо пожилого человека с мудрыми глазами и легкой усмешкой на губах.
— Не то! — воскликнул Дмитрий пораженно.
— Ну, слава Богу, — облегченно вздохнула Элизабет. — А я уже начала бояться, что вы нездоровы…
— Но этого я тоже знаю… — перебил ее Дмитрий.
— Его зовут Фабио, — вторил ему Уолтер, и они уставились друг на друга.
— Ой! — вскрикнула Элизабет. — Я, кажется, тоже больна.
Мужчины перевели взгляды на нее.
— Я его помню тоже… Он снился мне. — И тут она побледнела. — А еще я вспоминаю жуткую сцену из этого сна. Как вам, Уолтер, перерезал горло ножом какой-то страшный человек… — Пошатнувшись, она присела на ажурный плетеный стул.
— Перуцци, — отозвался Уолтер и побледнел.
— Не пойму, откуда, — сказал Дмитрий, — но я знаю точно, что под этим портретом есть еще одно изображение. Вы позволите мне снять первый слой?
— Вы уверены? — жалобно спросила Элизабет.
— Да, — подтвердил Уолтер.
— Но, мне кажется, эта картина очень хороша, и мне не хотелось бы терять ее, — возразила Элизабет.
— Я уверен, — настойчиво отозвался Дмитрий, — что под этим портретом нечто намного более важное.
— А как посоветуете мне вы? — взглянула Элизабет на Уолтера.
— Пусть он немедленно сделает это, — откликнулся рыжеусый, пытаясь дрожащими руками прикурить сигару.
Элизабет кивнула, и Дмитрий, натянув перчатки и взяв в руки инструменты, приступил к работе. Почти сразу его догадка подтвердилась.
— Так и есть, — возбужденно сообщил он. — Там имеется что-то другое!
— Что? — срываясь на крик, спросил Уолтер.
Дмитрий расчистил участок величиной с монету.
— Буквы… Какие то письмена.
— Письмена?! — поразилась Элизабет. — Расчищайте дальше!
— Постойте! — воскликнул Уолтер. — У меня же есть фотографический аппарат. Давайте запечатлим этот портрет, пока вы не испортили его окончательно.
— Прекрасная идея! — согласился Дмитрий, и пока Уолтер бегал за камерой, сообщил Элизабет: — Мне действительно жаль уничтожать это лйцо. Я знаю точно, этому человеку мы обязаны очень многим.
Фотография была сделана, и Дмитрий расчистил картину полностью. Надпись, которую они обнаружили там, гласила:
Любезнейшие мои друзья из будущего — Дмитрий, Уолтер и несравненная Элизабет. Спустя много лет после того, как вы ушли из моей жизни, я, уединясь в бенедиктинском монастыре, посредством долгих размышлений и изучений философских трудов пришел к выводу, что был не прав. Изменения в прошлом приведут к изменениям в будущем, а вовсе не к его уничтожению. Пути Господни неисповедимы, но не двойственны. И тогда я забрал проклятую картину из тайника. Живите счастливо и вспоминайте своего друга, барона Фабио Да Ладжози. Уничтожить картину я не могу, но я спрятал ее в надежном месте и унесу эту тайну с собой в могилу…
С глаз присутствующих словно бы спала пелена.
— Значит, это правда? — спросил Уолтер. — Теперь я помню множество снов… И все они были правдой? И наше проникновение в прошлое, и Фабио, и служители, а?..
— Но как же наша смерть? — полушепотом спросила Элизабет. —
Ведь, теперь я отчетливо помню. Мы погибли…
— Все ясно, дорогая, — заявил Уолтер, — Фабио Да Ладжози изменил прошлое, и то, что когда-то было реальностью, теперь — только сон.
— Трудно в это поверить, однако дело обстоит именно так, — согласился Дмитрий.
Эпилог
Дмитрий ехал к Аннушке на недавно приобретенном черном «паккарде» с открытым верхом. Его лицо становилось то озабоченным и напряженным, то прояснялось: он любовался Санкт-Петербургом, по которому в Румынии успел порядком соскучиться. Столичные мостовые кишели роскошными выездами и сверкающими никелем автомобилями. Невский проспект стал нынче куда привлекательнее и красочнее Пикадилли или Трафальгарской площади.
Город на Неве вместе со всей Россией хорошел с каждым годом. Да и было с чего. Вот уже более десяти лет страна жила в мире. Тихая и спокойная Россия с ее патриархальным укладом и незыблемыми верой в царя и Бога становилась еще и мощнейшей индустриальной державой.
Дмитрий остановил авто у роскошного двухэтажного особняка. В холле старый и верный слуга Ивашка Елисеев помог ему снять щегольской плащ и калоши. С криком: «Дмитрий Александрович вернулись!» — Ивашка проводил его на второй этаж.
— Анна Николаевна! — заполошно закричала горничная. — Ухажер ваш из стран заморских возвернулся! — И, весело подмигнув Дмитрию, скрылась в одной из бесчисленных комнат…
Навстречу вышел Николай Андреевич. Весь его вид излучал довольство, а закрученные усы делали его улыбку лихой и бравой. Он заключил Дмитрия в объятия.
— «Из дальних странствий воротясь», — процитировал он классика.
— Митя! — с тихой радостью и смущением произнесла Аннушка, появившись в проеме двери.
Единственного взгляда на нее хватило Дмитрию для того, чтобы понять, что именно сегодня, и ни днем позже, он наконец решится и сделает ей предложение руки и сердца. Раньше ему казалось, что торопиться некуда, что впереди еще так много счастливых лет и, пока это возможно, не грех наслаждаться свободой от семейных обязанностей. Но в последнее время его постоянно преследовала мысль о зыбкости и вариативности сегодняшнего доброго мира.
Николай Андреевич, поймав его взгляд, многозначительно изрек:
— Раз так, пойду пока налью водочки! Подходите в столовую, когда освободитесь.
— Но одна мысль не дает мне покоя, — завершал Дмитрий свой рассказ, сопровождаемый недоверчивым покашливанием Николая Андреевича, — мысль о том, что в момент изменения прошлого пришельцами из будущего, то бишь нами, Вселенная, возможно, разделилась на две альтернативные ветви — в одной победу одержали эти безумцы в шапочках, и мир там полон зла. А в другой ветви находимся мы с вами…