По пошарпанным ступеням спускались гуськом трое. Первый шел легко и свободно, его спутники то и дело спотыкались. Факелы из горюн-травы трещали, вонюче дымили в узкой каменной кишке. Дружинники, могучие детины, звякающие железом и задевающие плечами стены, недовольно кривились.

Идущий первым худой болезненный старикашка лишь подхихикивал, глядя на них. Дружинники на удивление терпели неприкрытую насмешку, спорить с Гораздом было себе дороже. Тайный Приказ, образованный недавно, мог многое. Да и люди, туда подобранные, были одним из оплотов Кремля. Таким незаметным непривычному взгляду, но позволявшим держаться против натиска нечисти из-за древних стен. А Горазд в приказе пусть и невелика сошка, но и не из последних. Приходилось терпеть и помалкивать. Хорошо хоть, что перед входом в тюремный подвал лестница заканчивалась просторной площадкой.

– Пришли.– Горазд остановился перед низенькой дверью из толстенных досок, окованной железными полосами.– Вот здесь он, голуба, и сидит, мается. Так, а что, молодцы, никак срок ему пришел? А я ничего не знаю…

– То князя дело, а нам про то ничего не ведомо,– буркнул один из дружинников, довольный случаем хоть в чем-то насолить мерзопакостно ухмыляющемуся старику.– Отпирай давай.

– Ишь, каков храбр… ну-ну.– Горазд вставил длинный ключ в навесной замок.– Да пожалуйста.

Ключ провернулся с легким щелчком, за порученным ему хозяйством старикан следил хорошо. Смазанные петли не скрипнули, когда Горазд потянул за ручку, сразу спрятавшись пообок дверного полотна. Один из дружинников положил руку на рукоять короткого прямого меча. Чуть вытянул клинок, блеснувший отточенными кромками. Второй остановил, накрыл его пальцы своей ладонью. Густо пробасил:

– Окстись, Егорша, он же свой.

– Муты ему свои…– проворчал Егорша, но товарища послушал. Клинок, недовольно шипя, вошел обратно в ножны.– Смотри, Олег…

– Да уж посмотрю.– Олег потянул носом воздух, принюхиваясь. Тянуло из подвала тяжело, сыро, со смрадом. Дружинник вздохнул, позвал тихо: – Дунай… Д-у-у-н-а-а-а-й?!!

Тишину подземелья нарушал лишь треск факелов и неровное, с хрипами, дыхание старика Горазда. Потом в темноте еле слышно, но явно намеренно зашуршало. Олег внимательно всмотрелся перед собой, подняв факел выше. Но так и не успел ничего заметить, когда в темноте перед ним возник тот, за кем и пришли.

– Тьфу ты! – Дружинник вздрогнул от неожиданности, запоздало отпрянув и потянувшись было за мечом. Потом взял себя в руки, приосанился: – Здравствуй, Дунай.

– Здравствуй, Олег.– Узник спокойно смотрел на здоровяков дружинников из-под грязных волос, сбившихся в сплошной колтун. Намного ниже и меньше ростом, шириной плеч и весом, он и раньше казался рядом с богатырями подростком. Пластун, он и есть пластун, как еще-то? А уж сейчас-то, после того как оказался на хлебе и воде в подземелье Горазда… одежда, уже отсыревшая донельзя, висела на жилистом и мосластом теле совсем свободно, и Дунай рядом с великанами-дружинниками смотрелся просто мальчишкой.

– Пошли, дело к тебе есть. Баловать не будешь? – Олег нахмурился, глядя на узника, не так давно бывшего ему с остальными дружинниками товарищем. Боевым, проверенным, пусть, может, и не так сильным, как они с Егоршей, но дружинником. Разведчиком, да еще каким.

– Не буду, не переживай,– буркнул Дунай.– Факелы держите чуть дальше, глаза слепит.

Олег кивнул. Затопал по лестнице наверх, придерживая рукоять меча. Второй дружинник толкнул Дуная в спину, мол, давай двигай, чего встал-раскорячился? Узник даже не посмотрел в его сторону, двинулся за первым. Внизу еле слышно заворчал Горазд, сунувшийся посмотреть порядок в камере Дуная. Поняв это, узник ухмыльнулся, видно было с чего. Так и оказалось. Дикий вопль догнал их на самом верху лестницы. Горазд заорал резко и надсадно, срывая голос, чуть позже перейдя в тоскливый и плачущий вой, полный боли и страха.

– Стой!..– Олег резко развернулся.– Чего там?

– Да особо ничего.– Дунай пожал плечами.– Может, причудилось чего сослепу?

– Сходи, Егорша, проверь. А его я и один доведу, давай иди.

Второй дружинник кивнул и загремел вниз, торопясь к слуге тайного дьяка. Дунай спрятал улыбку.

– И чего ж там? – досадливо повторил Олег.

– Да сделал из сухой травы с тюфяка сколопендру, измазал в… короче, измазал, ну и привязал над нарами. Видать, как раз шлепнулась. Интересно только куда?

Олег ничего не сказал, лишь дернул головой и пошел дальше. Пролет, другой – Дунай увидел впереди дверь, ведущую к выходу из каземата на улицу, в Кремль. Спокойное лицо пластуна чуть дрогнуло, когда повеяло запахами снаружи. Дунаю до жути захотелось свежего воздуха, без которого обходился так долго. Жаль, что на дворе ночь, света ему хотелось не меньше.

– Не туда.– Олег остановился, пропуская его в незаметную арку справа. Дунай напрягся, глядя на него. Раз ведут по неизвестному коридору, пусть и ночью, так дело нечисто. Но дружинник непреклонно показал в сторону узкого темного прохода: – Иди, Дунай, обещал не баловать.

Обещал-обещал… Дунай вздохнул и пошел, куда ему было велено. Нырнул под низкую притолоку, увидел свет впереди и двинулся туда. Олег шел сзади, как и положено конвоиру. Несмотря на свои габариты, в знакомых, видно, стенах ориентировался куда легче. Громада, на голову выше Дуная, закованная в железо, двигалась на удивление мягко, перекатываясь с пятки на носок. Особая стать дружинников, выучка и мастерство, взращенное мастерами боя Кремля с самого детства. Хотя Дунай и сейчас, даже ослабевший и голодный, мог бы дать ему фору в умении красться бесшумно и скрытно. Но толку от этого?

Пока шли, в голову недавнего (а точно ли недавнего?) узника лезли мысли, воспоминания. Все, что привело его к порубу и презрительному отношению побратимов в дружине. Была ли в том его вина? Наверное что и была. Только в чем?

Да, в той лютой и скорой схватке погибло трое совсем еще неоперившихся молодых соколов из младшей Дружины: Любослав, Ярослав и Жатец. Тюремщик, приносивший хлеб и воду, сказал, что их испоганенные и истерзанные тела, над которыми глумились нео, два дня торчали на грубо сбитых деревянных столбах напротив кремлевских стен. Воины сжимали зубы, глядя на бесчестье, творимое мохнатыми, но не рисковали выйти. Но про это пластун узнал совсем недавно, меньше нескольких часов назад. А тот дружинник, Мал, что попытался ударить пластуна мечом, помер. После его, Дуная, удара. Это и того хуже.

После горячки боя Дунай, получивший несколько раз ногами в живот, схвативший удар по уху и пару тяжелых зуботычин, валялся под ногами своих же. Пребывал в красноватом тумане, через который возвращались крики и спор о нем. Все сводилось к тому, как его, предателя и труса, покарать за смерть дружинников. А он плавал на волнах багрового беспамятства и удивлялся. За что его карать, чего он сделал? Себя защищал ведь, а оказался убийцей и чуть ли не предателем. Веселые дела, ничего не скажешь. В себя пластун пришел через сутки, отлеживался на прелом и вонючем матрасе. И вот только сейчас шел куда-то, не зная чего ожидать от будущего.

Несколько раз пришлось нырнуть под низкие сводчатые притолоки коридора, вьющегося и вьющегося куда-то вперед. В какой-то момент Олег просто взял его за плечо и толкнул в темный проход, где Дунай нос к носу столкнулся с теми, кого видеть бы не хотел. Любомир, Савва и Буривой, молодые, только прошедшие посвящение и тогда громче всех оравшие и сильнее всех бившие. Это их друзей нео распяли напротив стен, когда молодежь ни с того ни с сего решила пойти на выручку разведчику. А Любомир… тот одному из погибших дружинников приходился не больше и не меньше, а братом родным. Он-то и начал ту драку, перешедшую в бой между ними, защитниками Кремля, кому этого делать никак нельзя.