— Прости, мне послышалось? — нахмурилась я, на всякий случай отступив на шажок. — Или ты сейчас предложил потереть мне спинку?
Он снова кашлянул, засмотревшись на пышный куст бузины.
— Нет, потереть не смогу — нога, как понимаешь, не позволит. Но посторожить на берегу вполне способен. Если, конечно, ты не боишься мне довериться. Просто ночь скоро, темнеет быстро и… мало ли кто поблизости бродит? Звери, опять же, дикие… болота неподалеку… вдруг кто нападет, а мы даже на помощь не успеем?
Я только раз взглянула на его неподвижное лицо и тихо выругалась про себя. Вот же незадача! Кажется, мы слишком долго сидели вдвоем в одной повозке. Слишком близко располагались на ночлег и слишком много общались по пути. Кажется, его неудачно расположенная рана тоже (и совсем некстати!) способствовала резкой смене отношения к моей неразговорчивой персоне. Кажется, я снова едва не попала впросак с попутчиком, потому что его простая благодарность, смешанная с подспудным чувством вины за первое недоверие, грозят вот-вот перейти в стойкую симпатию. Тем более тогда, когда, кроме замужней Зиты, в немаленьком караване есть только одна свободная женщина — я.
Мне вдруг стало так тоскливо, что никакими словами не описать. В груди что-то нехорошо заныло, затянуло, на сердце легла неимоверная тяжесть, а перед глазами набежал серый туман. Нет, не в Лехе дело — он неплохой воин, отличный товарищ, хороший друг и умный собеседник. Он холост, достаточно состоятелен и проворен, чтобы принять на себя отцовское дело и обеспечить семью хорошим достатком. Наконец, приятен внешне и очень даже в моем вкусе, но… он видит перед собой сейчас всего лишь очередную маску. Симпатичную, удачно скроенную и весьма привлекательную маску, к которой я имею довольно посредственное отношение. Не знает он, что за этим скрывается. Не подозревает, насколько сильно я изменюсь в первое же полнолуние. Не думает и не гадает, почему я так стремлюсь к одиночеству. И никогда не поймет, из-за чего я так боюсь своего отражения — я просто не дам ему это сделать.
— Спасибо за заботу, Лех, — как можно естественнее улыбнулась я. — Я не боюсь темноты. Просто не привыкла соблюдать гигиену в чьем-то еще присутствии. Так уж меня воспитывали. К тому же, тебе нельзя долго оставаться на ногах — рана может открыться, а мне бы не хотелось снова тратить на нее «эликсир» из-за какой-то глупости.
— Твоя жизнь — не глупость, — возразил он, странно поджав губы.
— Твоя нога — тоже. Тем более что «эликсира» осталось на донышке.
Лех укоризненно покачал головой и тихо вздохнул.
— Ладно, как хочешь. Если что не так — крикнешь. И постарайся не утонуть ненароком — мне все еще нужна твоя помощь.
— Ничего, — хмыкнула я. — В крайнем случае Яжека попросишь. Он парень отзывчивый, справится.
— Его попросишь… будь осторожней, Трис. Я серьезно. И зови, если что случится.
Он внимательно посмотрел мне в глаза, пытаясь разглядеть их настоящий цвет за длинной черной челкой, но снова не сумел, еще раз вздохнул и, понимая, что ничего не добьется, поковылял в сторону лагеря. Я провожала его долгим взглядом, пока могла различать в темноте светлую рубаху, затем досадливо тряхнула головой и устало потерла виски. Вот же влипла! Мне только осторожных ухаживаний для полного счастья не хватало! Одно хорошо — Лех не дурак и быстро сообразил, что к чему. Уйти далеко, конечно, не уйдет — не такой он тип, чтобы пустить мои ночные прогулки на самотек, любит держать все под контролем и очень не хочет потом глядеть на мой хладный труп в соседнем ельничке.
Я вдруг потерла затылок.
А может, показалось? Может, он просто хочет держать меня на виду? Все еще не слишком доверяет? Да нет… я же видела его глаза — не было там подозрительности. Только сомнение, искреннее беспокойство и напряженное раздумье. А еще — настойчивая мысль про невесть куда запропастившегося оборотня, который его нервировал не меньше, чем меня.
Кстати, о Ширре…
В нескольких шагах левее вдруг послышался невнятный шум и тихое, знакомое до боли рычание, в котором отчетливо звучала нешуточная угроза. Даже не столько угроза, сколько внятное предупреждение, смешанное с раздражением, старательно сдерживаемым гневом и немалой злостью.
Меня как холодной водой окатило: Ширра! Здесь, совсем рядом! Буквально под боком! Значит, не показалось мне, не привиделось. Правильно чутье предупреждало, что он не ушел далеко. Он вообще никуда от нас не уходит. Никогда, кроме как на охоту. Зато после нее упорно кружит возле лагеря, надеясь… на что? Или ожидая кого? Не знаю. Я совершенно ничего о нем не знаю, кроме того, что зачем-то ему понадобилась. Но сейчас он снова был совсем близко, как раз в той стороне, где пропал Лех… и не надо быть гением, чтобы сообразить, что они должны были столкнуться нос к носу. Спаси Двуединый!! Только не это!!
Я почти бегом кинулась обратно, ориентируясь на смутные звуки отчаянной возни. Стремглав проскочила пышные заросли папоротника, лихо перепрыгнула через какой-то валун, уже нутром чуя грядущие неприятности. Выметнулась на небольшую полянку и как раз успела увидеть, как Лех с проклятием прижался спиной к молодой сосне, лихорадочно озираясь в поисках спасения. Его нож валялся далеко в стороне, рубаха оказалась порвана, лубки отлетели прочь, словно по ним небрежно ударили чьи-то острые когти. Спина перепачкалась в земле и травяном соке, потому что его явно умудрились опрокинуть, да, хвала Двуединому, вскочить после первого шока на ноги он все-таки успел. А громадный тигр, низко пригнув голову, с неумолимой неторопливостью приближался к раненому и почти беззащитному воину, отлично зная о своем превосходстве. Никакой меч не сдержит такую тушу, никакой нож не спасет, ни одним заклинанием от него не отобьешься, потому что раздраженный оборотень явно не собирался отпускать своего противника живым.
— Не смей! — рявкнула я, опрометью ринувшись наперерез.
Лех вздрогнул и качнулся навстречу.
— Стой, Трис! Не надо! Он тебя убьет!
— Не смей, кому сказала!! Не трогай его!! — я оттолкнула протянутую руку и буквально втиснулась между ними, отпихнув попытавшегося меня перехватить Леха, зло уставившись на попятившегося тигра и чуть не двинув кулаком по черному носу. — Не тронь его, понял?! У тебя нет никакого права!!
Ширра хищно сузил непроницаемые черные глаза, в которых почти не было видно золотистых искорок, глухо зарычал, прижав уши к голове, нервно дернул хвостом, а потом все-таки медленно, крайне неохотно, но отступил на шажок.
— Трис, что ты делаешь? — почти простонал сзади Лех, пытаясь сдвинуть меня с места и вдвинуться между мной и тигром, но не тут-то было — я стояла, как скала, бешено раздувая ноздри и гневно глядя в такие же злые глаза напротив. — Трис!! Отойди!
Я не услышала.
— Не смей! — зло прошипела прямо в рассерженную морду, чуть сгибая и поднимая правую руку для хлесткого удара. — Ты меня понял? НЕ СМЕЙ!!
И Ширра отступил. Несколько долгих секунд еще сверлил меня горящим взглядом, глухо урча и явно не желая оставлять Леха в покое. Но затем несильно вздрогнул, его глаза внезапно погасли, лютая злоба оттуда ушла, бесследно растворившись в бездонной черноте мягко мерцающих радужек. Вместо прежнего бешенства там снова проступили спокойные золотистые искры, а потом он прерывисто вздохнул, отвернулся и, мрачно оглядев застывшего воина, неслышной тенью скользнул в темноту. Где и исчез без всякого шума, шороха потревоженных листьев и даже без привычного ворчания.
Я медленно разжала зудящие кулаки, чувствуя, как постепенно втягиваются на место звериные когти, и незаметно перевела дух. Надо же… получилось. Не стал он со мной связываться. Неужели догадался? Почувствовал, что теперь я готова ко всему? Руки мои увидел? Впрочем, какая разница? Главное, что он ушел и не успел никого поранить. Ни меня, ни этого упрямца, который, похоже, решил далеко не уходить, а дожидаться моего возвращения поблизости. Чтоб, значитца, его и в подглядывании нельзя было уличить, но и он меня из виду не упустил.
