Милленаризм иоахимитского толка соединился в XIII в. с античным представлением о золотом веке, веке полного равенства, не знающего властей и деления на социальные классы, воспроизведенном Жаном де Меном во второй части «Романа о Розе». Этот длинный и яркий текст нужно знать, напомним лишь наиболее существенные его места.

«Некогда, во времена наших предков, как свидетельствуют писания древних, люди любили друг друга чистой и верной любовью, а не сластолюбивой и корыстной, и потому в мире царила доброта… Земля не была тогда возделанной, а оставалась украшенной дарами Бога и плодоносила сама по себе, обеспечивая всех пропитанием».

Далее идет описание почти в духе Руссо первоначального счастливого существования благодаря равенству людей. «Ни короли, ни князья в те времена еще не покушались преступно на чужое добро. Все были равны и ничего не имели в собственности; они хорошо знали, что любовь и власть никогда не живут дружно и не сосуществуют».

Затем он разворачивает критику социального и политического порядка. «Древние люди жили сообща, не зная ни принуждения, ни цепей, мирно и честно, и они не отдали бы свою свободу за все золото Аравии или Фригии. Они не пускались в паломничества и не покидали своей страны, чтобы узнать чужие края; Ясон еще не построил своего судна и не отправился в море за золотым руном…

Но появилась Ложь с копьем наперевес, а с нею Грех и Несчастье, которые не знают меры; Гордыня, столь же презирающая меру, явилась со своей свитой — Алчностью, Завистью, Сластолюбием и прочими пороками. Они выпустили из преисподней Бедность, о которой до сих пор никто не знал. Да будет проклят тот ненавистный день, когда на земле появилась Бедность!…

Вскоре эти злодеи из ненависти и зависти к людскому счастью завоевали всю землю, посеяв раздоры, распри, споры, тяжбы, злословие, злонамеренность, мстительность и войны; обезумев от жажды золота, они вспороли землю, чтобы вытащить из ее чрева скрытые сокровища, драгоценные металлы и камни…

И как только род людской оказался во власти этой банды, он переменился; люди стали творить зло, распространяя ложь и обман, они привязались к собственности и разделили даже землю, установив границы, а затем начали сражаться за нее и захватывать кто сколько может; самым сильным достались и самые большие доли…»

А вот зарождение политической власти в представлении Жана де Мена. «Тогда потребовалось, чтобы был кто-то охраняющий жилища, преследующий злодеев и вершащий правосудие, чью власть никто не смел бы оспаривать. И люди собрались, чтобы выбрать его. Они нашли промеж себя самого представительного, ширококостного, коренастого и сильного мужа и поставили его государем и сеньором. Тот поклялся хранить справедливость и защищать их дома при условии, что каждый выделит ему из своего добра средства на жизнь, и все согласились… Потребовалось вновь собрать народ, чтобы сделать раскладку поборов и выделить государю служащих. Так все были обложены поборами и стали платить ему, а кроме того, ему были уступлены обширные земельные владения. Таково происхождение земных королей и князей…

А к тому времени люди скопили сокровища. Из золота, серебра и других металлов они стали делать посуду, кольца, пояса, застежки, монеты, а из крепкого железа — оружие: ножи, мечи, копья, кольчуги, и все для того, чтобы сражаться со своими ближними. В то же время они возвели башни и стены из тесаных камней, укрепили города и замки и отстроили большие дворцы, ибо владевшие всем этим богатством испытывали сильный страх, как бы у них его не похитили хитростью или силой. И с тех пор несчастные люди стали достойны сожаленья, ибо не знали больше покоя после того, как присвоили себе то, что ранее было общим, как солнце и воздух».

Таким образом, милленаризм с его ожиданием возврата золотого века был средневековой формой веры в возможность общества без классов и государства, где не будет места ни королям, ни князьям, ни сеньорам.

Низвести небесное блаженство на землю, обрести здесь небесный Иерусалим — такова была мечта многих на средневековом Западе. И если я излишне задержался, восстанавливая этот миф, впрочем, в весьма упрощенном виде, то сделал это потому, что он, несмотря на всю свою замаскированность и неприятие его официальной церковью, переворачивал души и сердца людей; он обнажил глубинные пласты психологии народных масс Средневековья, напряженность их экономического и физического бытия, подчиненного таким постоянным факторам их сущестования, как капризы природы, голод и эпидемии; он стал выражением бунта против социального порядка, подавляющего слабых, и против заинтересованной в этом порядке и выступающей его гарантом церкви. В своих мечтах, по сути религиозных, эти люди уповали на то, что небеса сойдут на землю, и произойти это должно после невыразимых страданий.

Это беспокойное желание найти во глубине веков новый мир не допускало поиска действительного обновления. Золотой век средневековых людей лежал у истоков прошлого. Их будущее было давно прошедшим. И они продвигались вперед с обращенным назад взором.

Средневековый Запад — бедно оснащенный мир. Хочется сказать «технически отсталый». Следует, однако, повторить, что вряд ли допустимо говорить в данном случае об отсталости и тем более о неразвитости. Ибо если Византия, мусульманский мир и Китай явно превосходили тогда Запад по степени развития денежного хозяйства, городской цивилизации и производству предметов роскоши, то и там технический уровень был весьма невысок. Конечно, Раннее Средневековье знало даже определенный регресс в этой области по сравнению с Римской империей. Лишь с XI в. появляются и распространяются важные технологические достижения. Однако в период между V и XIV вв. изобретательство проявлялось слабо. Но как бы то ни было, прогресс — в основном скорее количественный, нежели качественный, — не может не приниматься во внимание. Распространение орудий труда, механизмов, технических приспособлений, известных с античности, но остававшихся в большей или меньшей мере редкими исключениями, случайными находками, а не общими нововведениями, — таков позитивный аспект эволюции на средневековом Западе.

Из числа собственно «средневековых изобретений» два самых впечатляющих и революционных восходят в действительности к античности. Но для историка датой их рождения (то есть временем распространения, а не самого открытия) являются средние века. Так, водяная мельница была известна в Иллирии со II в. до н. э., а в Малой Азии с I в. до н. э. Она существовала в римском мире, ее описывает Витрувий, и его описание показывает, что римляне внесли в устройство водяных мельниц существенное усовершенствование, заменив горизонтальные колеса на вертикальные с зубчатой передачей, которая соединяла горизонтальную ось колеса с вертикальной осью жерновов. И все же правилом оставался ручной жернов, который вращали рабы или животные. В IX в. мельница уже распространена на Западе: 59 мельниц упомянуты в полиптихе богатого аббатства Сен-Жермен-де-Пре. Но еще в X в. «Сен-Бертинские анналы» описывали сооружение аббатом водяной мельницы близ Сент-Омера как «дивное зрелище нашего времени». Интенсивное распространение водяных мельниц приходится на XI — XIV вв. Так, в X в. в одном из кварталов Руана существовали две мельницы, в XII в. появляются пять новых, в XIII -еще десять, в XIV в. — уже четырнадцать.

Средневековый плуг также почти несомненно происходит от колесного плуга, описанного еще в I в. Плинием Старшим. Он распространялся и медленно совершенствовался в Раннее Средневековье. Филологические исследования позволяют считать весьма правдоподобным распространение плуга в славянских землях — в Моравии перед вторжением венгров в начале X в. и, может быть, но всех землях славян до аварского вторжения 568 г., поскольку относящаяся к нему совокупность терминов является общей для различных славянских ветвей и, следовательно, предшествующей их разделению, которое последовало за продвижением аваров. Но еще для IX в. трудно сказать, какому виду орудия соответствовали carrucae, упоминаемые каролингскими картуляриями и полиптихами. Равным образом среди мелких орудий труда рубанок, например, изобретение которого часто приписывают средним векам, был известен с I в.