— Нет, но это ничего не значит. Последний компакт, который я покупала совсем мне не запомнился...

— Я хотела, чтобы ты взяла эти диски.

Кэрли не понравилось услышанное.

— Когда они станут тебе ненужными, я буду уже очень стара.

Андреа смотрела на мать, в глазах была мольба защитить ее.

— Мы не можем больше так вести себя, — сказала она совсем тихо. — Не надо больше обманываться. Не делайте так, чтобы я не успела попрощаться с вами.

— Ты не умрешь, — запротестовала Кэрли.

Какой-то сверхъестественный страх, мелькнувший за этими словами, заставил ее взять себя в руки.

— Не хочу, чтобы ты так говорила.

— Я так больна, мама. И так устала, что не хочу больше бороться.

— Ты не должна сдаваться, Андреа. Подумай о том, ради чего стоит жить.

Боже мой, она должна понять это. Хотя восемнадцать лет это очень мало, чтобы осознавать, что значит лишиться будущего. Как заставить ее понять чего она может лишиться — любви между ней и Джеффри, радости нянчить своего ребенка и видеть, как он растет.

— Я думаю о тех замечательных местах, которые хотела бы увидеть, но уже не смогу, о любимых занятиях, которыми мне не придется больше заниматься, — продолжала Андреа, будто читая мысли матери.

Кэрли судорожно искала слова, которые помогли бы вернуть дочери желание жить.

— Тогда как же понимать твое желание покинуть нас?

Боже милостивый, так ей не удастся переубедить девочку.

— Я не хочу. Это не моя вина. Это лишь то, что случится со мной.

— Извини, но ты глубоко ошибаешься.

— Мама, я хочу поговорить с тобой о другом.

Это была такая малость, как она может отказать ей?

— Расскажи мне что-нибудь о музыке, — с трудом попросила Андреа. — Теперь я воспринимаю ее совершенно иначе. Есть песня, от которой я всегда плачу. Она заставляет меня вспоминать о тебе, и я начинаю думать, как сильно люблю тебя и как мне будет не хватать тебя.

— Потерять тебя — это будет самым большим несчастьем, просто сказала Кэрли.

— Музыка всегда вызывает у меня воспоминания о том, как нам было хорошо жить вместе. Я уже успела побывать в таких местах и столько увидеть, что многим не хватит на это и жизни.

Андреа повернула голову и посмотрела на мать. Ее движения были медленными и давались ей с трудом.

— Мама, люди, которых я люблю и, которые любят меня самые хорошие. Я не настолько глупа, чтобы не понять — все это уходит навсегда.

Кэрли всхлипнула. Слезы жгли ей глаза, горло сдавил спазм.

— Мое сердце разорвется на части, если ты умрешь.

— Не хочу, чтобы ты так переживала, если я умру, — прошептала Андреа. — Я хочу, чтобы ты была счастлива тем, что мы были с тобой вместе.

— Эти две мысли слишком близки друг к другу.

— Если только ты не перестанешь терзаться мыслями обо мне, когда я умру.

Кэрли душили слезы, но плакать она уже не могла. Почему она ничем не может помочь дочери?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Я, кажется, теперь поняла, почему ты не сказала тогда Дэвиду, что беременна. Мои мечты умрут вместе со мной. Но если ты позволишь умереть своим мечтам, они останутся жить в Дэвиде. Я не знала, что значит очень сильно любить, пока не встретила Джеффри. Мне так больно думать о том, как, наверное, пусто у тебя на душе.

— Ты заполняешь эту пустоту, Андреа.

— Что ты будешь делать, когда я умру?

— Не знаю, — откровенно ответила Кэрли.

— Вот почему я хочу, чтобы ты продолжала жить мыслью обо мне. Я мечтаю, что ты снова начнешь рисовать. Позволь мне дать тебе хоть что-то в благодарность за все, что ты сделала для меня.

Струйка крови скользнула из уголка ее рта. Кэрли взяла со стола салфетку и передала девочке.

— Пожалуйста, помолчи, тебе надо отдохнуть.

Андреа кивнула, не в силах возражать.

— Я побуду с тобой пока не придет Джеффри, потом отнесу чемодан на квартиру. Еще мне надо повидаться с Дэвидом.

— Я люблю тебя, мама.

У Кэрли откуда-то взялись силы на улыбку.

— Я тебя тоже люблю.

Перед тем как уйти, она надела Андреа наушники и прошептала: — Спи спокойно.

— И не позволяй постельным блохам кусать тебя, — тяжело выговорила Андреа окончание этой стародавней присказки для детей.

ГЛАВА 36

Уличные фонари отбрасывали длинные тени через всю гостиную квартиры Кэрли. Дэвид отошел от окна к буфету и налил себе виски. Повертев стакан в руках, он посмотрел на Кэрли.

— Каждый раз, когда ложусь спать, я привычно думаю о том, кто же мог тебя изнасиловать, и почему ты так упорно скрываешь имя этого человека. Не раз мне приходило в голову, что этим человеком мог быть твой отец.

— Почему ты так решил? — спросила Кэрли, опускаясь в кресло напротив окна.

Она была измучена до отупения, и ее воля готова была отказаться от защиты.

— Потому что это очевидно. Я совсем ослеп, что не понял этого сразу, черт побери!

Он одним большим глотком выпил виски и поставил стакан на серебряный поднос.

— Смерть твоего отца, холодный прием Барбарой моих соболезнований при встрече в бакалейном магазине, и тот странный день на лесопилке, когда ты выспрашивала о моем отношении к Андреа.

Он скрестил руки и нагнулся вперед.

— Я догадался?

— А какое это имеет значение, — спокойно ответила Кэрли.

— Я был нужен тебе, но меня не было рядом.

— Потому что я сама оттолкнула тебя.

— А я позволил тебе сделать это.

Дэвид пересек гостиную и встал на колени перед Кэрли, положив голову на ее колени.

— Я виноват.

— Не могу забыть все эти годы, когда считала, что своим молчанием защищаю Андреа, Барбару и Вэлли. А теперь, в один миг, все, что я терпела так долго и с таким трудом, сделалось бессмысленным.

— Значит, ты считаешь, не нужно было обращаться к бабушке?

— Это был ужасный риск. И посмотри на результат. Я безвозвратно разрушила, если не уничтожила окончательно, жизни людей, которые верили мне.

Кэрли обхватила голову руками, с силой перебирая пряди волос.

— Я уж не говорю об Андреа. Как это повлияет на нее, когда все откроется?

Дэвид поднял голову, чтобы посмотреть на Кэрли.

— Она сильнее, чем ты думаешь, — сказал он.

— Она никогда не будет чувствовать себя нормально...

— Когда-нибудь она все поймет... Даже все эти ужасы не могут сильно повлиять на ее внутренний мир.

— Меня интересует, как поведет себя Джеффри?

Дэвид на минуту задумался.

— Если бы я только мог знать, как он поведет себя. Он любит Андреа. Ничто, кажется, не сможет помешать его чувствам. Вся его жизнь проходит сейчас рядом с ней.

Боль пронзила грудь Кэрли.

— Знаешь, она считает, что скоро умрет?

Дэвид сел на пол.

— Когда она это сказала?

— Сегодня, после обеда.

— Может быть, что-то случилось? Ты не говорила об этом с доктором?

— Дэвид, она совсем истощена. Она не хочет больше бороться.

Растерянность исчезла из его глаз.

— Ну, этого следовало ожидать, — ответил Дэвид приободряясь. — Она почувствует себя лучше после нового курса лечения и начнет восстанавливать силы.

— Боже мой, как я хочу, чтобы ты оказался прав. Она так напугала меня. Так сильно, что я попыталась дозвониться маме и сказать, чтобы они собирались и первым же самолетом прилетали сюда. Слава Богу, я смогла взять себя в руки прежде, чем дозвонилась.

— Что ты сказала девочке?

— Я пыталась переубедить ее, но она попросила не делать этого и стала рассказывать мне о том, что у нее на душе.

— Ты не сказала...?

— Нет, Дэвид, — прервала Кэрли, накрыв ладонью его руку. — Я устала слушать советы о том, что я должна и чего не должна была делать в своей жизни. Я не могла и не должна была отказывать ей.

Дэвид отвернулся. Свет с улицы упал на его лицо. Кэрли увидела, как слезы текут по его щекам.

— Не знаю, что буду делать, если потеряю ее, — сказал он.