Она полагала, что я пригласил её на ночь. Мы договорились на 250 против её обычных 200-т – иначе она кочевряжилась. В кошельке у меня было ровно 10, а вовсе не 250. Я пригласил её, чтобы… убить. И вообще не собирался ей ничего платить в принципе. С таким же успехом я мог бы сказать, что дам ей пятьсот или штуку. Женщины – существа самовлюблённые, и обычно не чувствуют никакого подвоха, когда их вдруг оценивают неправдоподобно выше, чем «это» обычно стоит. Ведь каждая из них уверена, что она непревзойдённо прекрасна – кто знает, а вдруг он тот самый мужчина, что с её точки зрения всего лишь оценил её по достоинству!..

Вариантов у меня было несколько. Я знал одно, если кто-то хочет кого-то убить, то это значит также и то, что кому-то действительно пришёл срок. Ведь Бог работает оптом, и Ему есть дело до каждого. Кому-то уготована роль Палача, а кому-то – роль Жертвы, и эти пары определены ещё задолго до их рожденья на свет. Бог никогда не совершает ошибок. Если я решил кого-то убить, значит ему пора, и от меня тут, в общем-то, уже ничего не зависит.

Я сказал трём девкам, сколько я им заплачу. Все три сказали, что сейчас подумают и перезвонят. Перезвонила одна.

Теперь она сидела передо мной с голыми сиськами и рассказывала что-то о своей жизни, а я сквозь лёгкие летние брючки небрежно теребил ей промежность.

– Ну что, Вика, иди в ванну! – сказал я…

Мы уже лежали в постели. Я попросил её повернуться на живот. Когда она сделала это, я сел ей на ноги и завёл её руки ей за спину. Одну её кисть я довольно проворно просунул в заранее заготовленную петлю на белом шнурке, выдернутом из кроссовка Да, и стал оставшейся частью шнурка приматывать другую её кисть к той, что оказалась в петле. Вика вскрикнула и попыталась вывернуться. Я позволил ей сделать это.

– Андрюша, зачем это тебе? – спросила она, сев на кровати и немного отодвинувшись от меня.

– Мне… это очень нужно… – совершенно честно ответил ей я. Она немного подумала и сказала:

– У моей подруги есть парень, который тоже это любит…

Договорив, она улыбнулась довольно натянуто и… протянула мне обе своих руки, на одной из которых уже была затянута петля.

Определённо мне хотелось, чтоб она была меня старше лет на десять – как Имярек. Вика была меня старше только на шесть. Как моя вторая жена и… как Элоун. Даже в их внешности было, пожалуй, что-то общее. Сосков Элоун я никогда не видел. Викины соски мне нравились.

Я сходил на балкон, принёс две бельевые прищепки и прикрепил их к этим самым её напряжённым соскам. Она немного поморщилась, но снова сделала над собой усилие и улыбнулась.

Да, я сказал ей другой этаж и другой номер квартиры, а потом встретил её у подъезда, чтоб она не звонила в чужой домофон. На нашей входной двери в то время не было ещё номера – просто железная дверь, обитая чёрным дерматином. У соседей, по счастливому совпадению, тоже не было номера. Выйдя из лифта, она реально не знала, на каком она этаже. Я попросил её отвернуться, когда нажимал кнопку, сославшись на то, что клиентам тоже есть чего опасаться.

Поскольку я встречал её у подъезда, я точно знал, что она одна и скорее всего приехала не на тачке, и уж точно без какой-либо охраны.

В глубине души, в своих эротических грёзах, я мечтал об этом, наверное, лет с четырёх-пяти. Сейчас мне было тридцать. Месяц назад я вернулся из Харькова, а Да накануне уехала на дачу к своим родителям. Вернуться она должна была только на следующий день.

Я немного полизал Викину дырочку, чтоб она дала сок и вообще смазалась как-то внутри, и сунул в неё разом четыре пальца. Вика сделала глубокий вдох, но снова попыталась улыбнуться.

– Что ты сейчас чувствуешь? – спросил я, активно шевеля пальцами у неё во влагалище.

– Мне… приятно… – проговорила Вика со связанными за спиной руками и ещё раз затравленно улыбнулась.

II.

Я вернулся в Вавилон в понедельник, 7-го июля, в день рождения основателя ансамбля спонтанной импровизации «e69» Кости Аджера – кстати, единственного человека, пожелавшего мне счастливого пути в день моего отъезда в Харьков J. Я завёз к маме вещи, а уже вечером мы встретились с Да.

Мы провели с ней сложную и трогательную беседу возле открытого канализационного люка на огромном поле под нашим балконом (как раз в этот люк я потом и собирался выкинуть Викино тело).

Да очень смешно делала вид, что заставляет меня себя уговаривать. Я подыгрывал ей. Зная её непростой характер, я понимал, насколько глубокую внутреннюю работу проделала она над собой в эти четыре месяца, что мы были не вместе. Врать не буду, я был удовлетворён полностью, а сверх того, что я считаю необходимым, я никогда ни от кого ничего не требую. Необходимого же при этом, право, не так уж много J. Она сделала выводы, я сделал выводы – всё.

Да, Да играла, конечно же, плоховато, но после того, что между нами произошло, я считал своим долгом ей подыграть. В конце концов, всё равно ничего нет. Какая хуй разница, что вообще происходит с «пластмассовыми коробочками» J?!.

Правила игры «пластмассовых коробочек» в «жизнь и судьбу» гласят, что если человек женского пола сполна осознал свою неправоту, перевернул себе всё естество ради того, чтобы тупо добиться цели, а именно вернуть любимого мужчину (в данном случае, да, конкретно меня, но это, право же, мелочи жизни – кроме шуток J); человек, подчёркиваю, реально потерявшийся и почти утративший волю в последние пару лет, то на завершающем этапе мистерии необходимо этого человека женского пола поддержать, подыграть ему – таковы правила игры «пластмассовых коробочек» в «жизнь и судьбу».

– А как ты себе это представляешь? – спросила Да, попивая джин-тоник из металлической банки.

– Безусловно первые месяца два-три нам будет трудно. Но если мы немного потерпим, то постепенно всё встанет на свои места, и в конце концов будет так, будто ничего и не было. Хорошо будет. – очень спокойно и уверенно ответил я. Я знаю правила. Я – хорошая пластмассовая коробочка.

И мы пошли к нам домой и немедленно занялись сексом. И нам обоим снова понравилось это.

Потом Да сказала: «Знаешь что, давай пригласим Калинина!», с которым она пару-тройку раз перепихивалась в моё отсутствие. Да, я отношусь к этим вещам с пониманием. Ей необходим был мистический обряд уравнивания шансов и слияния карм. «Давай» - сказал я.

На самом деле, я хорошо отношусь к Калинину. И как к поэту и как к человеку. А уж как хорошо относится к групповому сексу он сам! Скажу без преувеличения, групповой секс – второе, если не первое, дело его жизни после литературы.

Ещё в середине 90-х, во время одной из наших совместных с ним пьянок, когда он только начал экспериментировать со своей первой женой, добытой им, к слову, в женском монастыре, он говорил мне: «Ты не представляешь, Максушка, какой глубокий метафизический драйв я ощущаю, когда на моих глазах в мою жену входит хуй другого мужчины!»

Впоследствии в одну из таких оргий он затащил своего достаточно близкого друга, художника и саксофониста, а также осетина по национальности. И этот самый друг, недавно на тот момент выгнавший за измену жену, с коей сидел когда-то за одной партой в школе, отобрав у неё их общую дочь, ничтоже сумняшись, увёл у Калинина его Катю, и оная первая жена Калинина стала второй женой осетина Миши, и к настоящему моменту родила ему ещё целых трёх дочерей вдобавок к его старшей J.

Калинин долго страдал, а потом встретил свою Истинную Любовь. Они тоже были, как это сейчас называется, свингерами. Супруг этой девушки долгое время даже не ревновал, ибо Калинин весьма правдоподобно делал с этим самым супругом своей, как оказалось, Вечной Возлюбленной вид, что он в первую очередь гей. Тогда же, летом 2003-го, у них ещё только всё начиналось, но он уже только и говорил: «Анжела… Анжела…» (В конечном счёте, – о, да, есть место Чуду в жизни Поэта! – Анжела всё бросила и вышла за Калинина замуж, и по-моему они вполне счастливо свингуют и дальше.)