Система оповещения полиции и армии
— Сколько тут всего, и все в моих руках! — произнес Львович через несколько часов, получая все новые и новые коды доступов. Немного подустав, он решил отдохнуть и отключился от военного спутника, который исправно служил своеобразным посредником между адским изобретением и созидающим бункером Львовича. Ученый принялся рыскать по земной орбите, барабаня по клавиатуре в поисках развлечений. Случайно набредя на еще одного часового космического пространства, он с помощью хитроумного изобретения по кличке «Бобик», принялся изучать неизвестный объект. Спутник оказался передатчиком между атомной подводной лодкой и генеральным штабом армии какого-то государства. Какого конкретно, Львович разбираться не стал. Написав несколько строчек, он сымитировал сигнал о начале военного конфликта. Через минуту он отменил выдуманный им приказ, представляя, в какую неожиданную истерику погрузился экипаж, получив наспех написанную им шифровку.
— Пускай это будет нашей маленькой тайной, Бобик! — произнес он в приподнятом настроении, в то время как в Лондоне все были ошарашены компьютерным сбоем, едва не определившим судьбу Москвы, которая якобы напала на Великобританию. Никто, конечно, пока что не догадывался, что сбой был вызван одиноким ученым, восседавшим в глубине свалки, хотя все прекрасно понимали, что некто очень умный и владеющий очень продвинутым оборудованием водит их за нос. Сначала трагедия на учениях в Красном море, теперь вот ложный сигнал тревоги на атомном подводном судне — многим эти странные события казались весьма и весьма похожими. Отдельные военные из высшего командования, которые отличались верой во всякие сверхъестественные силы, всерьез думали о том, что над миром нависла дьявольская угроза. Львович с радостью хотел подтвердить их слова на конкретном примере, который не заставлял себя ждать — запуск адронного коллайдера был назначен на следующий день.
23
Степан Аркадьевич запер Женю в комнате своего покойного сына, сняв наручники в ответ на обещание девушки не делать глупости. Женя ходила по помещению, и в этом маленьком пространстве, излучающем скорбь и уныние, она пыталась найти хоть что-то, что помогло бы ей прояснить суть сложившейся ситуации. Кроме фотографий покойного Сергея, здесь была еще книжная полка, грубо приколоченная гвоздями к стене. На полке стояли книги — в основном, представителей русской классики: Достоевский, Толстой, Тургенев, сборник стихов Тютчева, несколько томов из собрания сочинений Чехова…
В самом конце стояла книжка в черном переплете без названия на торце. Женя вытянула ее и к своему удивлению обнаружила, что черная обложка книги не была подписана ни спереди, ни сзади. Она присела на заправленную кровать и принялась листать старые, но без признаков небрежного обращения страницы. На первой странице, где традиционно размещалась фамилия автора и предполагаемое название книги, не было ничего, кроме латинской буквы Х, которая, словно клякса, растеклась по бумаге. Женя принялась листать дальше: на каждой странице было написано всего лишь по одному предложению, которые помещались все в одну строчку. Тут же девушка перевернула книгу и посмотрела, что всего в ней ровно двести страниц и на каждой располагалась одна единственная строка с призрачным смыслом.
«И сгинет он в коридорах таинственного крестного подземелья», — урвала Женя где-то в середине. Пролистав еще несколько страниц вперед, она прочитала следующее:
«Печален и прокажен тот будет, кто Початок Святой крысам скормит».
Опять ничего не поняв, Женя принялась далее листать книгу, состоящую из двухсот предложений. Периодически она вслушивалась в шаги Степана Аркадьевича либо его супруги за стеной. По крайней мере, она была уверена, что никого другого здесь быть не должно. В противном случае она бы услышала хлопок входной двери. Пенсионеры передвигались молча либо разговаривали настолько тихо, что острый Женин слух этого уловить не мог. Оставив наблюдения, она принялась дальше вникать в подозрительную суть непонятных предложений.
«Рыцари и стражи столкнутся с непроходимой стеной Его силы».
«Вернется, познав причастие сие, и возвестит людям о мире иных миров».
«И создаст Он Себе подобное естество. И будет испытывать на собратьях Свою силу естества».
Женя по несколько раз перечитывала предложения и пыталась понять, как они могут быть связаны между собой и может ли существовать какой-либо математический алгоритм, по которому представляется возможным прочитать эту странную книгу в черном переплете. Сидя на диване и концентрируя все свое внимание на изучение этих странных записей, она постепенно пришла к выводу, что каждое конкретное предложение принадлежит разным авторам. А всего в книге действует три персонажа, о которых и идет речь. Один из них — страж, второй — сгинувший в подземелье пленник, третий — некто вроде божества, несущего людям боль и разрушения. Ближе к рассвету Женя принялась обыскивать письменный стол. Ей нужен был кусок бумаги и ручка, чтобы попробовать начертить схему, связанную с каждым персонажем, и попытаться связать их всех между собой в единое целое. В столе, который стоял как раз рядом с наглухо закрытым окном, завешенным серым от старости тюлем, три из четырех ящиков были абсолютно пустыми. В самом нижнем из них лежали какие-то фотографии. Всмотревшись в них, Женя узнала покойного сына сошедших с ума пенсионеров. Девушка присела на шаткий деревянный стул и принялась за столом разглядывать фотографии взрослеющего мальчика. Некоторые из них она обнаружила висящими на стене, другие — видела впервые, как, например, коллективная фотография школьного класса, в котором учился покойный Сергей. На фотографии стояли типичные советские школьники, наряженные в школьную форму. Большинство из них с каменными лицами тупо смотрели в камеру. Лишь одна девочка, сидевшая на стуле в самом центре, улыбалась. Женя попыталась вглядеться в эту девочку, ибо что-то ей показалось знакомым в округлых чертах лица и слегка вьющихся волосах, цвет которых было определить трудно из-за черно-белой окраски фотографий, ставшей символом всей советской эпохи. Приглядываясь с минуту, она внезапно дернулась по направлению к двери, на которой висело небольшое зеркало, и посмотрела на себя. Те же округлые черты лица, распущенные каштановые волосы, которые слегка вились и зеленые глаза. Она еще раз посмотрела полным удивления взором на фотографию.
— Это же… — произнеся почти что шепотом, она глубоко вздохнула, наполняя легкие спертым воздухом закупоренной со всех сторон комнаты. — Этого не может быть…
На фотографии Женя увидела себя, только в детстве. Она вспомнила сейчас девочку, которую видела возле Оперного театра, и еще раз посмотрела в зеркало, надеясь опровергнуть схожесть. Но нет. На фотографии была никто иная, как Женя.
Девушка перевернула фотографию и, всмотревшись в желто-белый цвет фотобумаги, прочитала едва видимую пометку карандашом: «Олеська. 4 „А“ класс. 1993 г.». Положив фотографию на стол и позабыв о книге, Женя принялась шелестеть другими снимками, которые кучей лежали в ящике. Она смотрела на минские дворики семидесятых: в принципе, они не изменились, только детские площадки выглядели на них новее — и внезапно ей на глаза попалась еще одна фотография. На ней Сергей стоял в обнимку с девушкой. С Женей.
— Вот же чертовщина… — прошептала Женя и от такой неожиданности выронила снимок из рук. Потом она вновь взяла его и перевернула. На обороте было, явно, что-то написано, но тщательно стерто либо временем, либо резиновым ластиком. Едва различимыми остались только две цифры: семь и девять. Вероятно, это был возраст. Не веря своим глазам, Женя опять принялась лазить по тумбочке, но, не найдя там ничего интересного из фотографий, на самом дне наткнулась на какую-то круглую маленькую палочку. Палочка оказалась шариковой ручкой в пластмассовом корпусе. Она взяла одну из фотографий самого большого размера и, перевернув, положила отпечатком вниз. Потом, взяв с кровати книгу, принялась расчерчивать в ней таблицу с именами предполагаемых «героев» и делать короткие пометки о их предназначении. Остановившись на персонаже «Стражника», она вздрогнула от испуга.
