Как только вспыхнул красный свет, на трибунах началось безумие. Игра остановилась на полторы минуты, потому что все прыгали, аплодировали и приветствовали меня. Я кружился в средней зоне, сотрясая кулаком воздух. Внутри меня творилось что-то неописуемое. Когда твоё имя скандируют 16 тысяч людей, испытываешь невероятные ощущения. Большинство людей так никогда и не узнает каково это, но поверьте мне, к этому привыкаешь, как к наркотикам.
Установив рекорд, я приготовился к худшему. В команде не осталось больше никого из тех, кто выиграл в 89-м Кубок Стэнли. Трудно удержать хороших игроков, особенно при жёстком бюджете. Тоже самое было и с "Питтсбургом" в сезоне 2008-09. Им придётся хорошенько пораскинуть мозгами насчёт того, кого они оставят в команде, а кому укажут на дверь. Потому что у них слишком много хороших и талантливых молодых игроков, которым придётся сменить команду, чтобы получить те деньги, которых они достойны.
В первых числах февраля мне позвонил Харли Хотчкисс (один из совладельцев команды) и сказал примерно следующее: "Согласишься ли ты получать меньше своей рыночной стоимости, когда получишь летом статус неограниченно свободного агента?". Он предложил мне контракт на 16 миллионов долларов на четыре года. То есть по четыре миллиона за сезон.
Я ему ответил: "Слушай, мне кажется это ниже моей рыночной стоимости. Но я готов подписать контракт на 25 миллионов на пять лет, то есть по пять за сезон". Согласно нормам НХЛ, это была не такая уж и большая разница. И как выяснилось чуть позже, я проигрывал на этой сделке миллионы долларов, но Харли ответил отказом.
На следующий день газеты пестрили заголовками о том, что я отказался от 5-летнего контракта на сумму $25 миллионов. Я аж очумел. Это была откровенная ложь, которая отдалила меня от моих поклонников. Я понимал, к чему это ведёт.
За три недели до трансферного дедлайна я вызвал на разговор Коутси и сказал ему: "Вероника хочет купить новый дом. Мы сейчас живём в МакКензи, и ей приглянулось местечко напротив нас - на другой стороне озера. Коутси, я не буду покупать этот дом, если меня собираются обменять. Так что, бл*, колись о своих планах".
"Нет, Тео, мы тебя точно не обменяем, - уверял меня он. - Никакого обмена не будет". И я ему сказал: "Что ж, тогда я покупаю ей дом".
С переездом нам помогали друзья. Понимаю, вы читаете это и не можете понять, почему, зарабатывая миллионы долларов, я попросил друзей помочь мне с переездом. Неужели так трудно вызвать грузчиков? Ответ прост. Просто мы были так воспитаны. Мы все родились в маленьких городах, а там друзья всегда помогают с переездом.
Можно сменить место жительства и работы, но ты всегда останешься самим собой. Чак и ещё пара ребят помогли мне перекатить ванну по льду через озеро. Катить её нам было откровенно в кайф. На переезд пришлось убить большую часть выходных.
А теперь сразу к событиям, которые произошли в воскресенье утром 28-го февраля 1999-го года. Мой друг Чак Мэтсон спокойно сидел и завтракал со своей женой, Элейн, как вдруг зазвонил телефон. На проводе был Эл Коутс. Он спросил Чака, знает ли тот мой новый адрес. Чак сразу всё понял: "Коутси, ты муди*а! Ты всё-таки обменял его!". "Слушай, Чак, сделай мне одолжение, - сказал Коутси. - Не звони ему. Держи рот на замке в течении часа. Я обязан сообщить ему об этом лично. Так какой у него адрес?".
Я был дома и собирался на тренировку и увидел, что ко входу подъехал Коутси на своём БМВ 43-го года цвета шампанского. Он никогда не приезжал ко мне домой. Ни-ког-да! Я сразу понял, что меня обменяли. Думаю, ему непросто далось это решение. Это было заметно по его влажным глазам и дрожащему голосу. Он сказал: "Сегодня мне пришлось принять одно из самых сложных решений в своей жизни - я обменял тебя".
Сердце у меня билось с такой силой, что я даже боялся, как бы он этого не заметил. Но я всего лишь безразлично пожал плечами. "Ну и ладно", - ответил я. "Тео, я обменял тебя не абы куда, а в команду, где у тебя действительно есть шанс побороться за Кубок Стэнли - в "Колорадо".
Я засиял, потому что у "Колорадо" действительно был шанс на победу. Коутси уехал, а я позвонил Чаку. "Эти суки обменяли меня", - сказал я. "Знаю, - ответил он. - Ты теперь в "Колорадо". В воздухе повисла пауза - я переваривал информацию. "Откуда ты это знаешь?" - спросил я.
Мне обидно, когда руководство "Калгари" и местная пресса делают заявления из серии - "Бедный Тео. Его обменяли, потому что он просил слишком много денег, переехал в большой город, и его жизнь покатилась вниз". Я был преданным работником и считал, что я заслужил право остаться в "Калгари". Тогда зарплаты по всей лиге стремительно поползли вверх, профсоюз игроков активно давил на меня, чтобы я не делал скидок своей команде.
Этот инцидент никому не был выгоден. Но, на самом деле, мне кажется, что я уже тогда был по уши в дерьме, так что руководство клуба, видимо, предвидело большие проблемы в скором будущем. С другой стороны, если бы "Флеймс" вложили в меня деньги, когда я ещё играл за них, клубу бы не пришлось пережить столь длинную полосу неудач.
На момент обмена "Калгари" находился в двух очках от зоны плей-офф. Я гордился нашим положением в турнирной таблице - ведь на таланты наша команда была отнюдь не богата. Там, в общем-то, играли только я да Фил Хаусли. Коутси как-то процитировали следующим образом: "Мы знаем, чтоФил - однобокий игрок, но играет именно так, как у нас никто больше не умеет".
Герман Титов был отличным парнем, но, как я уже упоминал чуть ранее, он четыре года водил танк в российской армии. Его зацепили в одном из поздних раундов драфта, а он оказался отличным игроком. Микаэл Нюландер был техничным хоккеистов, но молодым и играл нормально через пятое на десятое. Его обменяли в январе.
У нас в составе ещё также можно было отметить Кэйла Халса и Дерека Морриса, да и Игги прибавлял, но ему не хватало опыта. Мы были так близки к тому, чтобы попасть в плей-офф, а они взяли и выдернули нах** у меня ковёр из-под ног... Это меня сильно рассердило.
Руководство клуба заставляло меня биться в одиночку на протяжении пяти ебу**х лет, мне приходилось отвечать журналистам на три миллиона дурацких вопросов, у команды не было толкового состава, и вот мы вдруг всё изменим к лучшему... а они что сделали? Взяли и обменяли меня к чёртовой матери.
Настроение у меня менялось каждую секунду. То я был несказанно рад предоставившейся возможности поиграть за "Колорадо", то я был абсолютно подавлен. Некоторое время спустя я позвонил Чаку и сказал: "У меня пресс-конференция в 2-30, а в 5-00 я уже вылетаю в Колорадо. Ты должен пойти со мной".
"Слушай, костлявый, - ответил Чак. - Я на тебя столько времени убил, что совсем позабыл о работе". Он называл меня "костлявым", потому что я всегда расходовал уйму энергии, а если я недоедал, то сразу терял вес. Однажды он посмотрел на меня сзади и сказал: "Ну ни фига себе! Да на тебе только кожа да кости!". С тех пор он так меня и называл. "Нет, Чак, ты не понимаешь. Я не просто хочу, чтобы ты пошёл со мной. Мне это действительно необходимо".
И Чак согласился. Мы отправились на пресс-конференцию, которая прошла крайне неудачно. У меня внутри бурлило столько эмоций. Я старался быть сильным и держать всё в себе, но сломался на первом же вопросе. Я не мог сдержать слёз. До того момента я не осозновал, что я больше не игрок "Флеймс". "Калгари" - единственная команда, которая позволила мне быть самим собой.
За следующие 24 часа я пережил все эмоции, на которые только способен человек. А на следующий день, надев сетку "Колорадо", я испытал что-то неописуемое. Меня обменяли на нападающего Ренэ Корбэ, защитника Уэйда Билака и опционный драфтпик в будущем. Билак был здоровым парнем - 196см, 101кг. За два сезона он провёл 72 встречи, набрав при этом всего три передачи, но зато целых 224 минуты штрафа. В феврале 2001-го года "Флеймс" выставили его на драфт отказников, и он перешёл в "Торонто".