Присутствующие аплодировали.

— Вы — мой кумир, — выдохнул Джейсон.

Я его и не заметил.

— Что? — переспросил я, полагая, что ослышался.

— Вы и Исаак Ньютон. И Барри Маршалл.[9] И Кюри. Такие люди, как вы, готовы положить себя на алтарь науки. Поставить опыты на себе. Я отдаю вам честь.

Карл подвез меня к ногам.

— Кеннет Уорик[10] — пацан по сравнению с вами, — продолжал Джейсон. — Пусть ему будет стыдно!

Карл поднял меня на руки, как ребенка. Он нес меня к ногам, словно спасал из горящего дома.

— Так хорошо? — спросил он.

— Да, — ответил я.

И он опустил меня в гнезда. Я поморщился: травмированная левая нога задела пластик, но тут ягодицы опустились на сиденье, и боль утихла. В этих ногах не было необходимости стоять: я присел и расслабился. Мои руки потянулись к бедрам. Там находились панели управления. Большие пальцы нащупали кнопки включения и вдавили их. Моторы, при всей своей мощности, работали очень тихо, но не бесшумно. Ноги приподнялись на пальцах, согнулись, приняли устойчивое положение.

Мои зрители рукоплескали и восторженно восклицали. Глаза Кассандры Котри сверкали. Я улыбался. Аплодисменты не смолкали. Происходящее казалось мне прекрасным и ужасным одновременно. Я хотел, чтобы все ушли и я мог в одиночестве наиграться своими ногами, но в то же время хотелось, чтобы люди остались навсегда.

Касанием пальца я двинул вперед левую ногу. Она поднялась, разогнулась и топнула. Пол хрустнул. Вернее, это я надеялся, что хрустнул именно пол. Но проблема возникла в любом случае. Я повторил операцию с правой, чтобы сделать второй шаг. Движение качнуло мое тело назад, потом — вперед, и мне секунду казалось, что я выпаду. Я отнял руки от панели управления и схватился за сиденье. Все в порядке. Я привыкну. Похоже на езду верхом. Ну то есть на то, как она мне представляется. Сам-то я никогда верхом не ездил. Я восстановил равновесие и сделал еще один шаг. И еще. Хрусть. Хрусть. Люди освобождали мне путь. Двое снимали на камеру. Надо было очистить помещение. Нельзя работать в такой сутолоке. Подумав об этом, я вдруг сообразил, что понятия не имею, как управлюсь с двадцатью лаборантами. Мне и с троими-то было трудно. Может быть, получится уговорить Кассандру Котри забрать их назад. Я поискал ее в толпе и осознал, что она стояла в Стеклянном кабинете, являя размытую зеленоватую версию самой себя. Она наблюдала с безопасного расстояния. Здесь же находился лишь я посреди сонмища лаборантов. Я остановился. Все молчали. Изредка шаркали подошвы. В этом зале собралась целая куча очкариков.

— Итак, — сказал я, — какие будут мнения?

Откашлялся парень с ужасной кожей, невероятно тощий:

— Интерфейс грубоват. В идеале, по-моему, надо что-то придумать с нервными импульсами.

— Нервами занимается Кренкмен, — вмешалась девушка. — Я раньше работала у него в проекте. Сплайсинг.[11]

Они придвинулись. Некоторые становились на колени, чтобы разглядеть ноги поближе. Я почти чувствовал прикосновения их пальцев.

— Это железо немало весит.

— Можно облегчить — сделаем стержни полыми.

— Титановыми?

— Нужен ударогаситель. Не знаю, как без него спускаться.

— Мм, — промычал тощий.

И я расслабился: все шло своим чередом.

Кюри, как известно, умерли. Открыли ионизирующее излучение, купаясь в нем.[12] Быть подопытным кроликом опасно. Но традиция давно укрепилась в ученой среде: платить за познание собственной жизнь. Я не заслуживал их общества, ибо, говоря откровенно, не стремился к высокому. Я просто хотел сделать себе ноги получше. Мне ничуть не жалко — пусть другие получают в далеком будущем какие-то косвенные дивиденды, но у меня были иные мотивы. Какое-то время я даже терзался по этому поводу угрызениями совести. Каждый раз, когда лаборант смотрел на меня восхищенным взором, ощущал потребность признаться: «Послушай, я не герой. Мне просто интересно взглянуть, на что я способен». Но позже до меня дошло, что все великие, наверно, думали так. Все эти выдающиеся ученые, рискнувшие собой, чтобы принести свет во тьму, — возможно, они тоже не были такими уж альтруистами? Может быть, они были похожи на меня и выясняли, на что способны.

Я попытался дозвониться до Лолы. Телефона у меня не было, пришлось прокатиться к столу в Стеклянном кабинете. Я позвонил через оператора: гудки раздались не сразу, а когда пошли — ими все и ограничилось. Мне показалось странным, что в больнице никто не отвечает; я вновь связался с оператором и попросил проверить номер. «Номер правильный», — ответила девушка. Я повторил, но результат был тот же.

Я разбил лаборантов на три группы: Альфа, Бета и Гамма. Только так можно было с ними справиться. Они соревновались, а я разъезжал среди них, и все, что мне нравилось, воспламеняло энтузиазм и бурную деятельность. Бета предложила совершенно новый дизайн: нога на колесах, почти колесница. Она до того мне понравилась, что я возглавил работу. Тогда Альфа и Гамма тоже занялись колесами, а Бета обвинила их в интеллектуальном плагиате. Началось светопреставление. Лились слезы. Я предложил Гамме заняться пальцами или чем-то подобным. Им это понравилось. Они возбудились и воспользовались преимуществом в четыре руки, показывая Бете непристойные жесты. Я словно вернулся в институт, но теперь меня уважали. Время от времени, проезжая по коридору, я обнаруживал спящих вповалку: лаборанты настолько уматывались, что ложились на пол, не в силах добраться до дому. Повсюду были бутылки с газировкой.

Все полагали, что Бета первой начнет испытывать свою модель, но с колесами вышел затык. Добиться хорошего сцепления на неровной поверхности не удалось, не помогли даже вращающиеся комплексы на независимой подвеске с клейкими сенсорными тормозами. Пришлось побиться на лестнице, пока до нас не дошло. Мы наделали в стенах выбоин, сокрушили ступеньки и выгнули участок перил. Но поражение было лишь способом выяснить, что работало, а что — нет.

Затем Альфа объявила: им есть что показать. Они базировались во второй лаборатории, где жили крысы Кэтрин, пока их не отправили куда-то еще. Кэтрин последовала за ними. Я представлял, как ей предложили выбрать — либо крысы, либо я. Мне все еще мерещился их запах, хотя его не могло быть: в ходе уборки мы выкачивали весь воздух.

Ноги от Альфы напоминали мою предыдущую модель, но были длиннее, изящнее и сделаны из титана. Изоляции стало меньше, возросло число заказных блоков из углеродного полимера. Я проехался вокруг и оценил. Ничем особенным сегодня я заниматься не собирался — только подгонкой и балансировкой. Для ходьбы слишком много проводных соединений. Нет пока и нервного интерфейса. И все же, когда лаборанты вытащили меня из кресла и опустили в гнезда, мое сердце екнуло.

— Порядок. — Я пристегнулся.

Джейсон держал пульт управления. Он включил питание. Ничего не произошло. Из ног повалил дым. Вокруг закричали. Чьи-то руки схватили меня и выволокли прочь. Кто-то сорвал огнетушитель и залил ноги пеной. Покончив с неразберихой, мы начали заново.

Я позвонил оператору и попросил соединить меня с городской справочной службой.

— Если вы ищете номер, я могу сделать это сама, — предложила девушка.

Я отказался. Дозвонившись, я спросил у робота-консультанта номер больницы. Тот предложил соединить меня напрямую, и я согласился. Раздались гудки. В больнице сняли трубку. Едва я открыл рот, чтобы попросить к телефону Лолу Шенкс из протезирования, как связь прервалась.

Я отнял трубку от уха и посмотрел на нее. Затем положил на рычаг. Перезванивать оператору не имело смысла. Но я хотя бы понял, в чем проблема. Теперь следовало заняться ее решением.