– Но не ослепла же, может письмо написать. А если разучилась писать, могла бы попросить кого-нибудь, продиктовать. Ту же тетю Валю твою.

Зоя Ивановна терпеть не могла сватью за то, что та помыкала ее дочерью, пока та была жива, и не собиралась прощать и жалеть ее.

Два или три раза Ася пыталась поговорить с Кларой по телефону, но то ли аппарат в московской квартире был очень старый и не совсем исправный, то ли бабушка и впрямь совсем плохо слышала, но разговора не получалось.

– Это кто? – кричала Клара в трубку.

Ася пыталась объяснить, тоже кричала, произносила слова почти по слогам, но все впустую. Несколько раз повторив: «Да кто это?», «Какая еще Надя?» и «Чего вам нужно?», старуха бросала трубку.

Слова тети Вали о том, что Клара написала завещание в пользу единственной внучки, удивили Асю.

– Это я ее сагитировала, – пояснила соседка, когда Ася приехала в Москву. – Долго уговаривала написать завещание. Сама к нотариусу водила. Боялась, что квартира отойдет к проходимцам. Захаживала тут к ней одна дама. Лиса, да и только! Конфеты приносила, коньяк. – Тетя Валя бросила на собеседницу быстрый взгляд и тут же отвела глаза, и Ася догадалась, что ее бабушка, всегда любившая этот аристократический напиток, в последние годы сильно пристрастилась к нему.

Бывая у соседки, Валентина Васильевна стала замечать в комнате кулечки с остатками конфет и пустые коньячные бутылки. Принялась расспрашивать, кто приносит подарки, и узнала, что иногда Клару навещает «племянница». Тетя Валя прекрасно знала, что никакой племянницы не было и быть не могло и что из родственников у Клары осталась одна только внучка в Томске. Тут она впервые и завела разговор о завещании, а потом даже уговорила пойти к нотариусу. Видимо, Клара рассказала об этом «племяннице». Однажды тетя Валя столкнулась у двери Клариной квартиры с выходящей оттуда средних лет дамой. У дамы были острый лисий подбородок, подвижный длинный нос и рыжие волосы. Незнакомка окатила Валентину Васильевну полным ненависти взглядом, и та догадалась, что это и есть «племянница» и что ей известно о роли, которую сыграла Кларина соседка в деле появления завещания.

Тетя Валя еще несколько раз встречала рыжую женщину возле своего дома, однажды она крутилась во дворе в компании молодого мужчины весьма подозрительного облика.

– Вид у него был как у человека, который ищет, чего бы стянуть. Уверена, они вдвоем подбивали Клару переписать квартиру на них. Я пыталась завести с твоей бабушкой разговор на эту тему, но она все отмалчивалась да отнекивалась. Но ты не волнуйся, я думаю, что с завещанием все в порядке. Не успели они ничего сделать. Возможно, и выгорело бы у жуликов, но тут с твоей бабушкой случилась эта беда.

Однажды Валентина Васильевна, отправляясь в магазин, позвонила в дверь соседки, чтобы узнать, не нужно ли ей чего-нибудь купить. Дверь никто не открыл, и тетя Валя, памятуя о подозрительной парочке, всполошилась, вернулась домой и вызвала по телефону спасателей. Хлипкую дверь без особого труда выставили, за дверью обнаружилась Клара, лежащая на кухне без признаков сознания. Ее погрузили в «Скорую» и отвезли в больницу. Валентина Васильевна решила, что это рыжая женщина отравила несчастную, но врачи поставили однозначный диагноз: инсульт. Тетя Валя сразу же отбила телеграмму в Томск.

– Та женщина приходила на следующий день, после того, как Клару Тихоновну отправили в больницу, расспрашивала соседку с первого этажа, выясняла, куда увезли твою бабушку. Возможно, она еще попытается что-то сделать. Будь осторожна, незнакомых людей в квартиру не впускай, – посоветовала тетя Валя, отдавая Асе визитку нотариуса.

Наверное, Катерина права, думала Ася, к нотариусу нужно пойти, и как можно скорее. Тетя Валя, конечно, в силу своего возраста немного преувеличивает, хотя всякое может быть…

А что она станет делать с этой квартирой, если получит ее в наследство? Если, конечно, Клара не изменила завещание. Все может быть…

Она обвела взглядом кухню. Восемнадцать лет назад здесь было светлее, просторнее, уютнее. Здесь, в этой квартире, прошло ее детство, здесь все напоминает о родителях, о тех счастливых минутах, когда они все были вместе.

Задребезжал старый дверной звонок.

Уверенная, что это сын вернулся с консультации, Ася бросилась открывать. Однако за дверью она обнаружила не Алешу, а Катю, которая принесла с собой потоки воды и запах летнего дождя.

– На улице дождь, а я без зонта, – жизнерадостно сообщила Катя, стряхивая на пол капли с пиджака, снимая с головы смешную коричневую кепочку, совершенно ей не идущую. Размахнувшись, она забросила головной убор на полку для шляп. – Настоящий ливень, блин. Ну кто ж его знал, что он пойдет. Кепку вот в сумке вторую неделю таскаю, забыла вынуть. Пригодилась теперь. На вот, мама передала вам с Алешей огурцы и варенье клубничное, говорит, неси, а то они там небось глодают. И еще там что-то, я уже забыла. Это с нашей дачи. – И, деловито скинув мокрые туфли, она прошагала прямиком на кухню и принялась выгружать из сумки стеклянные банки.

Ася растерялась:

– Ого, сколько. Зачем так много… Мне прямо неудобно, Нина Семеновна беспокоилась, как будто мы тут действительно с голоду умираем. Передай ей от меня огромное спасибо. Хотя нет, ничего не передавай, я сама позвоню. Сегодня же. Ты вовремя. Сейчас обедать будем. Или нет, ужинать, времени-то сколько! Скоро Леша придет. Я как раз картошку с тушенкой сготовила, с огурчиками отлично пойдет.

Катя быстро замотала головой:

– Ни-ни. Я обедала. А ужинать рано еще. И вообще я на диете. Картошки не употребляю. Уже неделю. Макарон тоже не ем, кстати. Слушай, Ась, а кофе у тебя есть?

– Есть, растворимый.

– Годится. Кофе выпью.

– Только ни молока, ни сливок нет. Забыла купить, растяпа.

– Ничего, и черный сойдет.

Дальнейший их диалог состоял в основном из фраз, начинающихся с тягуче-мечтательного: «А помнишь…» «А помнишь, как мы всем классом удрали с урока истории на пляж?», «А помнишь, как Вера Петровна разозлилась и пообещала снизить всем оценки за четверть», «А помнишь, как Гусев выпустил в классе летучую мышь (и где только раздобыл!) и как химичка визжала?», «А помнишь, как в зоопарке Ерошкина чуть не свалилась вниз, к обезьянам?» Они перебивали друг друга, хохотали, вспоминали одноклассников и смешные случаи из школьной жизни. Потом Катя неожиданно посерьезнела и призналась:

– А знаешь, Аська, я тебе всегда завидовала.

– Чему это? – удивилась Ася, считавшаяся в школе если не самым последним мышонком из всех мышат, то девочкой достаточно скромной и тихой.

– Да всему. Хотя бы твоим успехам в немецком. Сочинениям по литературе, которыми наша русичка прям гордилась. Тому, что почти все мальчишки хотели с тобой дружить…

– Ну, это ты загнула, Кать, – засмеялась Ася.

– Хотели-хотели, только ты ни на кого не смотрела. А скажи, Анастасия, зачем ты остригла свои роскошные волосы? И перекрасила их зачем? Знаешь, я тебя сразу даже и не узнала, когда ты к нам вошла. Подумала, что это не ты.

– А кто?

Катя сделала смешную гримаску.

– Смотрю, вроде бы Аська, а вроде бы и не Аська вовсе. Глаза Аськины, большие и карие, а косы нет, да еще черненькая, под мальчика стриженная. Девица какая-то чудная. Узнала, как только ты рот раскрыла и затрещала Аськиным голосом. А помнишь, какая у тебя была шикарная коса?

– Ясное дело, помню. Кто же забудет собственную косу.

– Длинная-длинная, густющая-прегустющая, – мечтательно проговорила Катя. – Прям Варвара-краса, только блондинка. «Цвет спелой пшеницы» – так Елена Ивановна, наша классная, говорила про твою косищу. На нее из соседней школы приходили смотреть.

– На Елену Ивановну? – фыркнула Ася, вспомнив их пожилую классную руководительницу, преподававшую историю. Или она не была пожилой, а просто им, малолеткам, тогда таковой казалась? В детстве все зрелые люди кажутся стариками.

– Да нет же, Аська, на косу твою легендарную. Ни у кого такой не было. А я тебе безумно завидовала.