— Как же тебя зовут, милая нареченная? — осведомился он сладчайшим голосом, улыбаясь при этом так, что наблюдающим могло показаться, что он отпускает ей самые нежные комплименты.

— Эржика Приборская! — робко ответила она.

Он ужаснулся, улыбка тут же исчезла с лица.

Судя по имени, его невеста — дочь одного из самых незнатных дворян. Сущее ничтожество! Вот отчего всех в зале так передернуло! Он представил себе, к каким последствиям может привести это обручение. Негодование против Алжбеты Батори, устроившей ему эту западню, грозившую крахом его карьере, охватило его.

— Почему же тебе захотелось выйти за меня? — спросил он ледяным голосом, но лицо его при этом изображало все оттенки любовного признания.

— А я вовсе не стремлюсь за вас замуж! — Ей стало немного легче, как только удалось хотя бы как-то выразить свое отвращение.

— Это меня радует! — ответил он и тут же присовокупил — Однако улыбайся, как положено счастливой невесте.

— А вы хотите стать моим мужем? — осмелилась она спросить с тихой надеждой в сердце.

— Отнюдь нет! — коротко отрезал он. Сердце Эржики подпрыгнуло от радости, лицо озарилось искренней улыбкой.

— И все же, — продолжал он, нам не должно выдавать, что мы не стремимся друг к другу, на какое-то время сие будет нашей общей тайной.

— Обещаю вам!

С такой уверенностью она редко что обещала. Она сделает все, чтобы не стать женой этого малоприятного господина.

Графа порадовало, когда один из молодых людей, сославшись на полученное ранее обещание, пригласил его невесту на следующий танец. В голове графа уже созрело несколько планов, как выбраться из опасного положения, хотя бы ценой чести и доброго имени нежеланной невесты.

Он с гордостью осознавал, что до сих пор никто не обвел его вокруг пальца и что он выбирался и из худших передряг!

Ему хотелось сразу же подойти к Алжбете Батори и потребовать от нее объяснений — он должен был знать всю подноготную. Но он оказался в окружении господ, искренне обрадованных тем, как дорого ему обойдется этот глупый неравный брак, и дам, горевших нетерпением узнать, какая романтическая история скрывается за столь роковой связью светского льва с красавицей из неведомого захолустья. Однако граф Няри был, как всегда в делах амурных, предельно сдержан и молчалив.

Вскоре настала минута, когда он оказался наедине с Алжбетой Батори. Посреди танца он неприметно отвел ее в затемненную нишу.

— Сиятельный друг, — начал он, не скрывая своего возмущения, — дозвольте спросить, что означает эта комедия, в которой вы принуждаете меня участвовать?

— А вы, милый друг, позвольте мне в свою очередь поправить вас. Тут нет никакой комедии. На невесте, которую я для вас подобрала, вы женитесь, и точка.

— Вы не можете требовать от меня, чтобы я погубил себя. Для человека моего положения и занятий…

— Замолчите! — оборвала она его. — Вы хотите сказать, что постоянная дипломатическая служба не дозволяет вам осесть в семейном гнездышке? Вы — известный селадон! Женолюбие — ваша профессия, дорогой друг, и с этим, разумеется, нелегко расставаться!

Селадон! Слово это вогнало его в краску, лишило уверенности, привело в замешательство.

Никто никогда не был посвящен в его любовные приключения. Один всего лишь раз ему не повезло: его выследили, застали врасплох, и произошло это именно в чахтицком замке. Страх, что чахтицкая госпожа может разгласить эту историю пятилетней давности, заставил его стать сговорчивее.

— Однако, — продолжала графиня, наслаждаясь его замешательством, — не вешайте голову, словно идете на эшафот. Я не желаю вам зла, наоборот, забочусь о вашем счастье. Собственно, вам следовало бы меня поблагодарить, по существу, я осчастливила вас, выбрав вам в жены свою приятельницу, которую люблю, как родную дочь.

— Весьма за это признателен, — горько улыбнулся он. — Однако радоваться не могу, ибо исполнить ваше желание означало бы для меня самоубийство.

— Какое самоубийство! — язвительно рассмеялась она. — Для стареющего донжуана, который не сегодня-завтра простится со всем своим обаянием и прочими талантами, возможность связать судьбу с очаровательной девушкой, стать ее единственным господином означает по-вашему самоубийство?

Он скучливо махнул рукой.

— Нет розы без шипов! — иронически продолжала Алжбета Батори. — Давайте взвесим обстоятельства, отпугивающие вас. Ваша будущая жена — простая дворянка? Возможно, в этом некоторый ее изъян. Но вы дипломат, вы легко возвысите ее. Собственно, в этом и нет необходимости, ведь вследствие бракосочетания с вами она и без того обретет графский титул. А много ли значат опасения лишиться прежнего окружения по сравнению с радостями счастливого супружества? Я дам вам добрый совет: чтобы не страдать от того, что общество сторонится вас, повернитесь к нему спиной и наслаждайтесь общением со своей прекрасной молодой женой!

Она потешалась над ним с очевидным наслаждением:

— Хочется напомнить вам еще об одном обстоятельстве, из-за которого вас не осудит даже самый отъявленный недруг. Да что там: не только не осудит, но даже повздыхает насчет того, что до сих пор, оказывается, еще не вымерли бескорыстные рыцари. Ваша невеста, увы, бесприданница…

— Этого еще не хватало! — взорвался Няри. — Но к чему все эти разговоры? Я не женюсь!

— А я говорю — женитесь!

— Не женюсь! Таково мое последнее слово!

— А мое последнее слово — женитесь! Не забывайте: оно воистину последнее!

— Что ж, договорились. Идемте! — Он холодно подставил ей руку, дабы проводить ее в оживленную залу.

— Постойте! — остановила она его. — Что вы скажете на то, если я велю позвать из заезжего двора Фицко?

Он угадал, куда она клонит, но не подал вида.

— Зачем?

— Пусть приходит сюда и, не выбирая слов, расскажет изысканному обществу, чему был свидетелем одной прекрасной летней ночью в Чахтицах!

— И он расскажет, как по приказу своей госпожи, — раздраженно перебил ее граф Няри, — выследил гостя в каморке одной из служанок — которая, кстати сказать, была великолепна — и тут же позвал госпожу, дабы она, при всем своем отменном вкусе, ошарашила гостя, смеясь, как безумная, над смущением застигнутых врасплох.

— У Фицко великолепная память, — пригрозила Алжбета Батори, словно не замечая острия, сокрытого в колючих словах графа. — Он сумеет в точности оживить ваши любовные вздохи и речи, из которых ваши поклонницы узнали бы, насколько гибок ваш язык, как вы умеете льстить и даме благородных кровей, и обыкновенной простолюдинке.

Именно этого больше всего страшился граф Няри. Алжбета Батори была в состоянии пригвоздить его к позорному столбу. Мороз продирал по коже при одной мысли, как будут смеяться все над любителем прелестей служанки, каким презрением к нему воспылают высокородные воздыхательницы. И все же это ничто по сравнению с женитьбой на земанке-бесприданнице…

— Воля ваша! — сказал он решительно. — Позабавьте общество по своему желанию и вкусу!

Алжбета Батори рассмеялась:

— У вас такой страх перед женитьбой на прекрасной девушке, что это поражает меня! Вы предпочли бы вынести насмешку и презрение целого света?

— Да, — отрезал он.

— Что ж, могу сказать вам, что моего слуги вообще нет в Прешпорке и что я вовсе не собиралась разглашать ваше чахтицкое приключение.

Он недоуменно взглянул на нее.

— Однако, — продолжала она уже строгим голосом, вновь обращаясь к нему на «ты», — на Эржике ты непременно женишься. А нет — так я тебя, к ужасу всех гостей, упеку в тюрьму!

Граф Няри испуганно огляделся, не шпионит ли кто за ними, не слыхал ли кто произнесенной угрозы.

— Тише, тише! — возмущенно осадил он Алжбету Батори. — Что дает вам право угрожать мне тюрьмой?

— Мне — ничего, милый друг. Это дело суда! Существует ряд совсем невинных, по мнению некоторых, торговых дел и делишек. Но закон строго преследует их… Постыдились бы вы, жемчужина дипломатии! Как вы могли быть столь недальновидным и самому подготовить против себя такое доказательство?