Возле рядов с фруктами добродушная темная эльфийка подарила нам корзину с огромными красными яблоками и связкой бананов.

— Эй, господа, меня зовут Катрин! Я торгую здесь каждый день! Не забудьте меня, когда разживетесь деньгами! — прокричала она.

Я передал корзину в руки Жаку. Каналья задержался возле прилавка.

— Ждите завтррра с утррра, мадемуазель, — заявил подлый французишка. — Мой хозяин любит свежие фрррукты на завтрррак.

Мадлен пнула его под коленную чашечку.

— Уй! — взвыл каналья. — Ты что, с ума сошла?!

— Пошли, пошли! — скомандовала Мадлен.

— Да я — что?! Я ж пррросто так, — заверещал шельма, ковыляя за девушкой.

— C'est elle qui porte la culotte! ^[57]— крикнула темная эльфийка.

— Ничего подобного! — обиделся Лепо. — С чего это вы так говорррите?

— Но она ведь действительно в штанах, — усмехнулась Катрин.

Одежда на Мадлен почти совсем высохла, и, одетая в матросские шаровары, она опять стала похожа на белокурого медвежонка.

Последними оказались цветочные ряды. Юные цветочницы составляли композиции, не уступавшие красотой и буйством красок декоративной капусте. Я решил, что как только найду Аннет, обязательно преподнесу ей букет.

Рынок остался позади. Мы оказались перед резиденцией бургомистра. Обогнув ее, мы вышли на площадь. Справа находилось двухэтажное здание из серого камня с круглыми башенками, над парадным подъездом которого красовалась вывеска «Меербургбанк».

— И сколько этот тролль с тебя потребовал, хы-хы-хы? — спросил Половецкий.

— Десять талеров, — ответил я. — Настоящий грабеж!

— Ха-ха-ха! Тролли ничего не делают бесплатно. Хы-хы-хы! Они неимоверно тупы, но что касается денег, тут у них железная хватка, хы-хы-хы! Они крепко держатся друг за друга, у них такое своеобразное братство троллей. Хо-хо-хо!

— Ты хочешь сказать, что теперь каждый тролль сочтет своим долгом огреть меня дубинкой, пока я не отдам десять талеров этому Грэмблу? — спросил я.

— О-хо-хо-хо! — разразился Половецкий хохотом. — Серж, ты здорово соображаешь! Гы-гы-гы! Именно так дела и обстоят! Ха-ха-ха! Тебе лучше отдать им десять талеров, хо-хо-хо!

— Но это самый настоящий шантаж! — возмутился я.

— Гы-гы-гы! — закивал Половецкий. — Есть и другой выход, хо-хо-хо! Создать ситуацию, чтобы какой-нибудь тролль оказался тебе должен! Ха-ха-ха!

Я повернулся к подполковнику, и синяя стрекоза чуть не врезалась мне в глаз. Я едва успел отмахнуться от глупого насекомого.

— Чтобы тролль стал моим должником, — повторил я. — Ага, и наутро, надо полагать, ко мне выстроится очередь зеленых тупорылей, желающих расплатиться за своего сородича.

— Именно так, мой друг, именно так, хо-хо. Тролли очень аккуратны в том, что касается денежных расчетов. Хы-хы-хы!

Синяя стрекоза сделала новый заход и ринулась на меня. Я замахнулся, намереваясь врезать ей так, чтоб она расквасилась. Раздался высокий голос:

— Маркиз де Ментье! Маркиз де Ментье!

Это оказался пикси, а не насекомое. Я замер с поднятой рукой. Пикси посчитал ее подходящей площадкой для приземления и опустился на мое запястье. Молодой человечек в синем кафтанчике топтался на моей руке и трепетал крылышками, сохраняя таким образом равновесие.

— Господин маркиз, не могли бы вы оттопырить большой палец, — попросил пикси.

Я выполнил его просьбу. Он оперся о мой палец и сложил полупрозрачные крылышки за спиной. Мои спутники окружили меня, с любопытством рассматривая пикси. Половецкий похохатывал, господин Швабрин хмурился и каналья Лепо еще влез с высохшими от жары водорослями в усах.

— Что скажете, господин… э-э? — спросил я.

— Шнитхельм, — представился пикси. — Я посыльный. Меня отправил к вам пан Розански.

— Пан Розански?

— Да-да, пан Розански. Он надеется, что, как и в прошлый раз, вы остановитесь в его трактире. Трактир «Савой».

— «Савой»? — я силился вспомнить это заведение.

— «Савой», — подтвердил Шнитхельм. — Так вы его называете.

— С совой, ха-ха-ха! — воскликнул по-русски Половецкий. — Только мы решили теперь называть его «С котом»! Ха-ха-ха!

Беднягу пикси чуть не сдуло ветром с моего запястья — так хохотал подполковник. Шнитхельм покрепче ухватился за большой палец моей руки.

— Пан Розански просил передать, что лучшие трехкомнатные апартаменты — к вашим услугам. И конечно же для вас открыт кредит. Если вы намерены задержаться в Меербурге, милости просим в заведение пана Розански.

Я обвел взглядом спутников. Их глаза выражали согласие. Только Половецкий слегка расстроился. Ему не терпелось посетить банк.

— Да уж, барррин, хоррроший обед нам не повррредит, — заявил каналья Лепо.

— Тебя забыли спросить! — рассердился я и приказал пикси: — Ну что ж, лети вперед, Шнитхельм.

— Следуйте за мной, — обрадовался маленький человечек, взмахнул крылышками и, оторвавшись от запястья моей руки, полетел к трехэтажному зданию, расположенному через площадь напротив банка.

Трактир украшали легкие завитушки, над парадным подъездом красовалась огромная сова из белого мрамора.

— А вот мы, ха-ха-ха, сову-то отколупаем, — объявил Половецкий, — и вместо нее кота посадим. Хо-хо-хо!

Шнитхельм с лету ухватился за шнурок, висевший под медным колокольчиком, и начал раскачиваться под мелодичный звон. Двери распахнулись, навстречу нам вышел мужчина в белом фартуке, с огромным брюхом.

— Господин маркиз, добро пожаловать в наше заведение, — пан Розански отвесил поклон настолько низкий, насколько позволял его живот. — Для вас зарезервированы лучшие апартаменты и старейшие вина подняты из подвала.

Я так и не вспомнил, как справился с поручением графа Безбородко, но наказ вице-канцлера жить на широкую ногу, очевидно, исполнил весьма усердно. Странно, как это сообщество троллей обошлось без того, чтоб открыть мне кредитную линию.

Господин Швабрин снял две комнаты — для себя и Федора. А нас пан Розански проводил на третий этаж. Выделенные мне апартаменты включали холл и три комнаты. Я выбрал для себя большую спальню, окнами и балкончиком выходившую на главную площадь, а мосье Дюпара и мадемуазель Мадлен попросил устраиваться в любой понравившейся им комнате. Пан Розански ушел, пообещав приготовить мне термы. Половецкий вышел на балкончик, я надел легкий шлафрок, найденный в гардеробе, и присоединился к Сашке.

Перед нами лежала площадь, на которой нас встретил Шнитхельм. Отсюда она просматривалась целиком. Площадь замыкалась шестью зданиями. В северной части находилась городская ратуша, за которой простирался рынок, выходивший к порту. Вдоль восточной линии вытянулось заведение пана Розански — трактир «С совой» — и здание суда, как сообщил Половецкий. Напротив размещались «Меербургбанк» и двухэтажный особнячок с многочисленными колоннами и амурчиками. С балкона я разглядел вывеску, сообщавшую, что в этом здании находится «Клуб благородных картежников». Половецкий старался не смотреть в сторону этого клуба, членам которого, вероятно, предстояло стать совсем благородными, после того как я одолжу денег подполковнику.

Южную часть площади занимал величественный католический собор. Я перекрестился, прошел в комнату и уселся в кресло возле маленького столика. Половецкий занял место напротив.

— А что, Сашка, не выпить ли нам кофiю с шиколатомъ, пока трактирщик готовит баню? — предложил я.

— О-хо-хо! — обрадовался подполковник. — Отчего же не выпить? Ха-ха-ха!

— Жак! — гаркнул я и, когда физиономия шельмы нарисовалась в дверном проеме, приказал: — Распорядись там насчет парочки чашечек кофiя с шиколатомъ.

— Сию минуту-с, барррин, — ответил подлый французишка.

— Половецкий, дружище, — обратился я к старому другу, — ты можешь себе представить, что еще час назад я болтался в море на флейте, захваченном хатифнаттами?

— Хо-хо-хо! — рассмеялся подполковник.

Он откинулся в кресле, прикрыл глаза и тихо сказал:

— А мне иногда кажется, что всего лишь час назад я карабкался по хлипкой лесенке навстречу разъяренным туркам.