В приемной Главного управле­ния внутренних дел города ге­нерал-майор беседует с Охтиным. Раздается телефонный звонок, генерал снимает трубку:

– Слушаю… Да, часа через два, веду прием населения… Есть, сразу с утра зайду.

Закончив разговор, генерал обо­рачивается к посетителю:

– Продолжайте, товарищ Охтин.

– В общем, всякое терпение по­теряли, товарищ генерал. – Охтина, видно, несколько сбил телефон­ный звонок, но постепенно к нему возвращается горячность. – Ведь пя­тый год… По стенам – честное сло­во! – натуральная плесень, как в подвале у плохого хозяина. Отопле­ние что есть, что нет его! Квартиру дали, называется! Мы въезжали – себя от радости не помнили. А теперь хоть назад, честное слово! По край­ней мере, в тепле жили. Идешь, знае­те, домой, порог переступил – и все. Советская власть кончается, такое впечатление, честно слово!

– Невеселое впечатление, – говорит генерал.

– И вот еще пример приведу. Рядом в переулке два дома покрыли оцинкованным железом. И сразу на слом. А железо поснимали и, вижу, грузят на машины. С иногородними номерами. Явная комбинация!

– Пожалуйста, изложите письменно то, что вы рассказывали вначале. И насчет железа.

– Да у меня изложено, товарищ генерал. Куда я только не посылал эти заявления! – Охтин достает несколько печатных страниц.

Генерал берет заявление, просматривает, ставит в двух-трех местах размашистые галки.

– Экземпляр я оставлю. Но поймите меня правильно, – говорит он, не отрываясь от чтения, – мы не санэпиднадзор… не жилищное управление… Фактами, которые относятся к нашей службе, мы займемся…

– Ясно, – безнадежно вздыхает Охтин и встает.

Он возвращается домой, обходя по краю тротуара пруды из грязного месива, в которое поздней осенью и весной превращается нечищеный снег.

Чтобы миновать очередную лужу, Охтин сходит на проезжую часть, и тут его обдают жижей из-под колес элегантные «Жигули», за рулем которых – Изабелла, дочь Сони Нарзоевой. Сама Соня царственно восседает рядом.

– Куда на мостовую прешься? – кричит Изабелла, не поленившись затормозить.

Охтин, отставив ногу, с сожалением оглядывает брюки.

– Не связывайся ты с этими людьми, – брезгливо говорит Соня. – Еще камнем запустит.

– В меня?! – усмехается Изабелла и резко трогает с места.

Охтин даже не смотрит вслед.

…Войдя в квартиру, он переодевается из одного пальто в другое, старенькое. Температура в квартире такая, что без верхней одежды тут нельзя. На хозяйке, несущей из кухни сковороду, тоже фартук поверх пальто. И ребята и бабушка сидят за столом укутанные. Охтин, помыв руки, греет их над рефлектором. Их в комнате включено два.

Сердито фыркнув на призыв с телеэкрана экономить электроэнергию, хозяйка придвигает рефлектор поближе к ногам и говорит, обращаясь ко всем:

– Ешьте скорей, пока не остыло. На Петровке был? – спрашивает она у мужа.

– Был.

– Совсем ничего не обещали?

– Дохлый номер!

– Когда ж этому будет конец?! – ужасается она. – До весны я не выдержу!

– Полно, Надежда, – стыдит бабушка. – Вода идет, газ есть, электричество есть. Как же люди в эвакуации жили?

– Да ведь сейчас-то мы не в эвакуации!!

Томин стоит на площадке лестницы, посматривает вверх, посматривает вниз, посматривает на часы.

Сверху спускается Кибрит, снизу почти одновремен­но появляется Знаменский. Здороваются.

– Пал Палыч, не знаете, зачем нас зовут? – спраши­вает Кибрит.

– Понятия не имею, Зиночка.

– Раз всех троих – что-нибудь стоящее! – уверенно говорит Томин. – Чую, братцы, преступление века!

Они направляются в глубь коридора.

…Генерал подписывает какие-то бумаги в своем слу­жебном кабинете. Увидя наших героев, отпускает секре­таршу и энергично поднимается навстречу.

– Милости прошу. Усаживайтесь. А я, с вашего разрешения, похожу… Вы от меня ждете сенсации, сознайтесь.

– Томин нацелился на преступление века, – подтверждает Пал Палыч.

– Увы, то есть, по счастью, нет… У вас, Зинаида Яновна, протекали когда-нибудь потолки? – внезапно спрашивает он.

– Не вылезаю из ремонтов.

– А у вас, Пал Палыч?

– Я на втором этаже, до нас не дотекало.

– Умеет устроиться человек, – шутит генерал. – Так вот, пригласил я вас побеседовать о жилищных условиях.

– Наших сотрудников? – не понимает Пал Палыч.

– Нет, вообще. Хочу, чтобы вы уяснили принципиальный характер задачи. Жилья строится у нас много, но как потом его содержат? Из рук вон! Домашние неурядицы отравляют быт десяткам миллионов людей! Ставлю вопрос: только бесхозяйственность или хуже?

– Не задумывался, – признается Томин. – Некогда, товарищ генерал.

Тот переводит взгляд на Знаменского.

– Где бесхозяйственность, там обычно кто-то руки греет, – говорит Пал Палыч.

– Вот именно! – подхватывает генерал. – А между тем жилищных дел мы не вели. Даже в наших архивах почти ничего нет!

– Я не слыхала, чтобы ЖЭКами вообще кто-то зани­мался, – замечает Кибрит.

– Кроме юмористов, – поддерживает Томин.

– А инстанции завалены жалобами. Словом, решено, что пришло время заняться! – Генерал достает папку. – Проверено поступившее к нам заявление товарища Охтина. Тут есть для нас зацепки по определенному ЖЭКу, то бишь ДЭЗу. Они теперь переименованы. ДЭЗ – дирекция эксплуатации зданий. – Генерал протягивает папку Зна­менскому. – Но совет такой, Пал Палыч: не кидайтесь сразу в драку. Если в этом ЖЭКе-ДЭЗе узнают, что вы интересуетесь конкретно им, боюсь, что все бумаги сго­рят, улетят и утонут. Судя по заявлению, начальник – человек решительный. Кого к вам подключить из БХСС?

– Томилина, пожалуй.

– Добро. Начинайте с местного отделения банка; идет, мол, проверка расчетных счетов всех ДЭЗов. Тогда истинный объект вашего внимания останется неизвестен. Проведите осмотр документов и определите, что изъять для будущих ревизий.

– Ясно.

– Вы, – обращается генерал к Томину, – постарай­тесь пока досконально разузнать, кто есть кто из тех, с кем Знаменскому дальше работать. Прошлое, круг зна­комств, образ жизни.

– Поднатужусь, товарищ генерал.

– А экспертам – широкое поле для диссертаций! Дел таких не было, экспертиз не проводили, двинетесь нехо­жеными тропами, Зинаида Яновна! – Он оглядывает всех троих. – Не вижу энтузиазма. Нудная работенка? Ничего увлекательного? Возможно. Но уясните себе социальный смысл задачи. Это не рядовое «хозяйственное» дело, товарищи!

Стоянка машин возле здания, где на фасаде среди нескольких вывесок есть и название конторы, в которой подвизается Изабелла, – трест «Разнореклама».

Подъезжает молодой человек на «Москвиче-люкс» – Алик. Высматривает среди тесно стоящих машин «Жигу­ли» Изабеллы, что-то прикидывает на глазок, примери­вается. Затем снова садится за руль, подает назад и точнехонько разбивает переднюю фару «Жигулей».

– Дзинь – и готово! – удовлетворенно говорит Алик. – Ювелирная работа! – Он поворачивает к себе зеркальце заднего вида, приглаживает перед ним краси­вый зачес. И, выйдя из машины, застывает у «места аварии» со скорбным видом. Ждет.

Беспечно пересмеиваясь с приятельницами, из зда­ния выпархивает Изабелла. Увидала, что в ее машину врезалась чужая, срывается и бежит к Алику, пылая гневом.

– Куда вы смотрели?! Урод! Балда! Растяпа!

Сказала бы она ему и покрепче, да уж больно он мил и сам так очевидно огорчен.

– Я вас очень прошу, не расстраивайтесь! – умоляет Алик. – Только фара, больше ни царапинки! Моя вина – мой ремонт. Возмещаю любые убытки, даже моральные!

– Это каким же образом?

– M-м… Хотите на концерт Пугачевой?

– Вы способны достать билеты?

Алик роется по карманам и вынимает два билета.

– Начало через час.

Изабелла оценивающе разглядывает кандидата в зна­комые.