Мы решили втроем съездить в ботанический сад. Специально приготовили бэнто для пикника. Омлет с макрелью. Густое рагу из говядины с сиратаки и вареные бобы. Морковный салат, а к нему рисовые колобки. Бобы варила Момо.

— Как закипит, сразу выключай огонь, — напомнила мама.

— Знаю. Они быстро варятся, поэтому их надо сразу достать из воды, правильно?

Шумя и болтая, мы с увлечением готовили закуски.

В глубине ботанический сад превращался в настоящий лес. Укрывшись от солнца под сенью деревьев, тихо гуляли отдыхающие. Момо подняла с земли большой опавший лист, он был еще зеленым. Его стороны сплошь испещряли мелкие прожилки.

— Какой подробный узор, — промолвила Момо.

— Именно подробный, а не мелкий? — засмеялась мама.

— Угу, ужасно подробный, — Момо пристально разглядывала поверхность листа.

Для пикника мы выбрали местечко неподалёку от того, где Момо нашла листок. Мы разложили подстилку и, разувшись, все втроем устроились на ней. Через покрывало ощущалась исходящая от земли прохлада. Видимо, здесь всегда царила тень.

— Как жарко, — неожиданно пожаловалась мама.

— Но тут довольно прохладно, — отозвалась Момо. Она находилась рядом со мной, однако её голос прозвучал каким-то очень далеким.

— Дома намного жарче. Странная ты, бабуля, — покачала головой Момо. Голос становился все дальше и дальше. Вдруг я почувствовала опасность. Но кого подстерегала опасность: Момо, или меня, а может быть, маму? Этого я не знала.

В тот день, однако, ничего не произошло. Захватив пустую коробку из-под бэнто и «подробный» лист, мы на автобусе приехали домой. И ещё до поздней ночи веселились, как ни в чем не бывало.

Обмануло ли меня предчувствие? И опасность мне только почудилась? Но сейчас мне кажется, что оно всё-таки реализовалось. Пропала Момо. Когда на часах стукнуло уже девять вечера, а домой дочь так и не пришла, я побежала в библиотеку. Она была давно закрыта, более того, я обнаружила, что она заканчивала прием читателей ровно в шесть, намного раньше, чем говорила мне Момо, которая каждый день возвращалась позже половины восьмого.

«Библиотека работает с 9 ч. утра до 6 ч. вечера» — каждый иероглиф на табличке был подписан азбукой, видимо, для того чтобы даже маленький ребенок смог прочесть её.

Сразу стало понятно, что Момо с самого начала уходила по вечерам не в библиотеку. На секунду я пожалела, что не купила Момо мобильный телефон. Но тут же подумала, что это вряд ли бы помогло мне. Наверняка, она не стала бы брать трубку.

«Куда она могла пойти?» — в голове не было ни единой мысли. Прибежав опять домой, я позвала маму.

— Как же теперь быть… — вяло пролепетала она. Я хорошо знала, что её безучастный тон был не следствием равнодушия, а оцепенением в критический момент. «Маму сейчас просить бесполезно», — поняла я.

Школьные товарищи. Кто же?

Я не могла вспомнить ни одного имени школьных товарищей Момо. Хиросэ. Ах, да. Кажется, так зовут её подругу: Хиросэ Юкино.

Они вместе учились в начальных классах, а потом перешли в одну среднюю школу. Отыскав номер, я кинулась к телефону.

— Да, — ответила в трубке Хиросэ Юкино. Её голос звучал уныло. Момо, должно быть, также разговаривает с чужими взрослыми людьми. Иногда даже с нами она говорила таким голосом.

— Не знаю… Да… Даже не представляю… Да… Нет… Да… Да…

От Хиросэ Юкино я так ничего и не добилась. Повесив трубку, я заметалась в растерянности. Полиция? Классный руководитель? И тут, как назло, опять появилась женщина. Её силуэт, увивающийся рядом, был четким.

— Надоела! — закричала я на неё. На крик прибежала испуганная мама.

— Прости, — извинилась я. Женщина расплылась в самодовольной улыбке, хотя извинения были предназначены маме.

— Я знаю, — проговорила женщина.

«Ты знаешь, где Момо?» — мысленно взмолилась я. На этот раз мой крик был беззвучным, не хотелось опять извиняться перед мамой.

— Она совсем рядом.

— Где?

— Иди за мной.

— Кажется, я догадалась, — наспех объяснив маме, я выбежала из дома и ринулась вслед за женщиной. Она двигалась впереди с невероятной скоростью, пару раз мне даже показалось, что я вот-вот потеряю её из вида. Миновав рощу возле библиотеки, мы оказались на берегу реки в соседнем квартале. Взору открылись оградительные сооружения. На площадке для вечерних матчей тренировались бейсболисты. Послышался резкий хлопок от удара биты. Летящий мяч со свистом рассек ночной воздух.

— Сюда, — указала женщина. За футбольным полем и примыкавшей к нему бейсбольной площадкой начиналась высокая трава, где-то там, в темноте, ласково заскулила собака. Мне показалось, что я вижу огромного пса, неуклюже семенящего по полю. Толком разглядеть не удавалось, так как тьма, царящая вокруг, скрадывала все очертания.

— Момо! — позвала я. И тут же ахнула от испуга — около собаки возвышалась темная худая фигура. Рядом стоял еще кто-то.

— Момо. Это ты? — крикнула я, тонкая тень колыхнулась. Кинувшись вперед, я сжала Момо в объятьях. Она начала вырываться.

— Мама, прекрати! — дочь с силой оттолкнула меня. Тень, что стояла рядом, неотрывно смотрела в мою сторону.

— Ты кто!? — повернулась я к ней.

— Какая тебе разница? — из-за спины донесся голос Момо. Тень стала удаляться и, наконец, растворилась в темноте. Собака исчезла следом. Я поискала глазами женщину, но она тоже пропала. Рядом была только Момо. Полевая трава еще хранила остатки полуденного зноя.

— Не скажу, — твердила Момо. Сколько бы я не допытывалась, кто был тогда с ней на лугу, в ответ слышала только одно: «Не скажу. Не хочу говорить».

Только, когда я начала ругать дочь за обман с библиотекой, она на удивление искренне раскаялась.

— Прости меня. Но до шести я была в библиотеке, правда. Честно, я занималась немножко.

«Немножко», от этого слова на душе чуть потеплело. Вслед за тем, как сердце начало понемногу таять, я почувствовала полную растерянность. В самом деле, исходя из каких соображений, я ругаю сейчас Момо? Эта мысль привела меня в тупик. Что стало причиной моего гнева? Постулат о том, что ребенку необходимо находиться под неусыпным контролем родителей, или же о том, что ребенок обязан думать только об учебе, а, может, о том, что девочки не должны ходить по опасным местам, но, скорее всего, избитое нравоучение, что обманывать — это плохо.

— Не скажу, — стоя передо мной, повторяла Момо.

«Размазня, — мысленно ругала я себя, — никакой из меня родитель». Когда-то я была тверже, до того как исчез муж. Я ругала еще совсем крошечную Момо, не задумываясь. Будто я с самого начала знала, когда и как надо быть строгой. По крайней мере, я была уверена, что знаю это.

Точно так же мне не приходило в голову, рассуждать о том, что такое «семья», пока она была у меня самой. Должно быть, это явления одного порядка. Потеряв, задумываешься. Задумавшись, перестаешь понимать. Все больше и больше перестаешь понимать.

— Кто он? — снова спросила я.

Момо покачала головой.

— Не скажу, — вяло ответила она. Я видела, что Момо уже устала твердить одно и то же. Появилось ощущение, что я без всякой тому причины просто издеваюсь над собственной дочерью.

— Когда-нибудь ты расскажешь мне?

— Не знаю, — угасающим голосом проговорила она.

«Она узнала это, — в голове вдруг пронеслась мысль. — Она узнала то, что было доселе неведомо ей». Бедненькая. Раньше я жалела её за неведение. Я не понимала тогда, что на самом деле существо, познавшее это, куда больше достойно сожаления. Я легонько опустила ладонь на худенькое плечо Момо. Она едва ощутимо вздрогнула, и мне тут же передалось напряжение, с каким она терпела на себе тяжесть моей руки.

Годовые экзамены остались позади, парадная линейка в честь окончания учебного года была назначена через несколько дней. Момо заметно вытянулась.

— Я уже с тебя ростом, мама, — заметила Момо и тут же скользнула прочь от меня. «Должно быть, не хочет мериться спиной к спине», — подумала я.