Настроение у Вандерхорста вконец испортилось. Теперешний юмор его разозлил. Он слышал подобные шутки прежде, они — вечны, и Вандерхорст презирал тех, кто поднимал на смех лучших представителей человечества. В шестидесятые мишенью для насмешек были бездомные, во множестве встречавшиеся рядом с городскими жилыми комплексами. Шайкеры были подходящим объектом насмешек для зажравшихся в своих комфортных жилищах горожан, называвших “поварами для нищих” тех, кто перерабатывал бытовые отходы. В сороковые мишенью для насмешек были лоби. А прежде — и другие непопулярные группы.

Но никогда прежде эти шутки не были такими вызывающими и открытыми. Вандерхорсту стало интересно, что же лунные поселенцы сделали такого, чтобы настроить против себя землян. Та информация, которой его напичкали под гипнозом, была в данном случае совершенно бесполезна. Ведь когда-нибудь, думал он, на месте лунных колонистов окажутся римраннеры.

Два дня спустя в Силверхилл явилась сенатор Далтон. Уже смеркалось, когда, возвратившись с прогулки, Вандерхорст застал её сидящей на скамейке у Фроствудской сторожки.

— Какого чёрта вы тут делаете? — спросил Вандерхорст.

— Мне необходимо было увидеться с вами, капитан.

— А я никого не желаю видеть.

— Прошу вас, капитан. Надо обсудить нечто важное.

— Это вы на днях пытались достать меня?

— Да, несколько раз. Меня не соединяли, так что я приехала лично. Это очень серьезно.

— Но не для меня.

— Для вас и для программы. Дайте мне всего несколько минут. Если мне не удастся убедить вас, я уйду.

Вандерхорст, поколебавшись мгновение и нахмурясь, ответил:

— Ладно, поговорим прямо здесь. Что вы хотите?

— Услышать о работе ВОП от того, кто в этом разбирается.

— Я всё сказал ещё в прошлый раз. Всю работу делают машины. А мне приходится время от времени давать им пинка. За четыре полёта я бодрствовал не более сотни часов.

— В чём, по-вашему, суть миссии римраннеров?

— Мы наблюдатели на передовой линии. Мы регистрируем приближающиеся объекты определённой массы, вычисляем их траекторию и посылаем информацию “Соломонам”. Если “Соломоны” решают, что объект представляет опасность для Земли или колоний, они запускают “Паладинов”. “Паладины” осуществляют необходимую акцию. Система работает. Сорок семь запусков и двадцать две акции с начала работы ВОП.

— И все без исключения представляли серьёзную угрозу?

— Соломоны сочли, что да. Я не возражал. Далтон немного помолчала.

— “Соломоны” и “Паладины” — это беспилотные аппараты. Так ли вы доверяете автоматам, как верите римраннерам?

— Почему бы нет? Они проще. Там мало что может сломаться. И они ближе, движутся медленней, контролировать их можно непосредственно с Земли.

— Что, если произойдёт авария, которую вы не сможете устранить?

— Смотря какая аварии. Если выйдут из строя приборы, то не страшно. Пропустил римраннер — подберут “Соломоны”, однако у них останется меньше времени и данных для работы. У астероида будет больше шансов.

— Если и “Соломоны” откажут?

— Паладины автоматически уничтожают всё, что достигнет лунной орбиты без соответствующего допуска. Вандерхорст хихикнул. — Круто будет, если это случится с дружественным кораблем пришельцев.

— Что, если все три системы откажут?

Вандерхорст пожал плечами.

— Можете молиться. Гак ведь поступали в прежние дни?

— Вы верите в молитву?

— В подобной ситуации я бы начал молиться независимо от того, верую или нет.

— Допустим, авария другого рода, с самим кораблём?

— Тогда я отправился бы в самое длительное путешествие в истории человечества.

Далтон кивнула.

— И что, если повреждён римраннер Вандерхорст?

— К чему вы клоните, сенатор?

— Предположим, что римраннер пробуждается по тревоге и ломается в стрессовой ситуации. Какой ущерб он может нанести? Может он сменить курс или передать ложную информацию?

— Римраннеры не ломаются.

— Техника — может. Отказывают как основные, так и вспомогательные системы. И с людьми такое случается, причём много чаще, чем нам хотелось бы. Что в таком случае может натворить римраннер? Я должна это знать. Мне необходимо принять решение и дать рекомендации. — Вандерхорст молчал, и она продолжала: — Знаете ли вы, что во время вашего последнего полёта двое вернувшихся римраннеров совершили тяжкие преступления, а одна из них пыталась покончить с собой? Люди слышали об этом и потому боятся вас.

— Пусть они побывают в нашей шкуре.

— Будьте откровенны, капитан. Вы презираете человечество, но раз за разом рискуете своей жизнью ради его безопасности. — Далтон жестом отмела все возражения. — И не говорите, что делаете это ради денег. Вы и так один из богатейших людей в мире.

— Я иду на это ради Земли. Это прекрасная планета и я хочу, чтобы она оставалась таковой, пока человечество катится к вымиранию.

— Шансов на это заметно меньше, чем несколько поколений назад. Жизнь улучшилась.

— Я что-то не заметил. С каждым разом всё больше разочаровываюсь. Успокаиваю себя, мол, ещё один полёт, и всё переменится к лучшему. Но всё остаётся как раньше.

— Остальные чувствуют в точности то же самое. Каждый римраннер говорил о любви к планете и презрении к людям, населяющим её.

— Это и делает нас хорошими римраннерами. Нас выбирали не за горячие сердца. Какое значение имеют наши чувства?

— Имеют, и большое. Образуется пропасть между защитником и теми, кого он защищает.

— Так было всегда, сенатор. И во времена моего отца, а может и ещё раньше.

Они сидели, окутанные темнотой и тишиной. Далтон молчала. Тогда Вандерхорст поднялся и сказал:

— Заходите. Легче разговаривать, когда видишь друг друга.

Стук их шагов по деревянному настилу гулко звучал в тишине. Вандерхорст вошёл в дом, включил свет и кивком предложил Далтон сесть.

— Расскажите мне об остальных.

— Я полагала, вы знаете их лучше.

Вандерхорст покачал головой.

— Мы не общаемся, даже с себе подобными. Это не в наших правилах. Я знал только одного римраннера. Мойра проходила подготовку вместе со мной. Мы планировали выйти из игры после трёх полётов и наслаждаться заработанным богатством. Она бросила ВОП и меня после первого же возвращения. Если Мойра ещё жива, ей должно быть уже сто два, а мне — тридцать четыре или сто пять — по другой системе отсчёта. Не очень-то стандартная пара.

— Римраннеры вообще не вписываются в стандарты. Потому-то людям с ними так сложно.

— Обычный человек не выдержит и десяти дней на патрульном корабле. Но это не означает, что те, кто могут — уроды.

— Я не говорила, что вы и подобные вам — уроды, Вандерхорст. Римраннеры настолько необычны, что пугают людей. Вот вы, например — родились во время смуты, ваш отец — ветеран войны, которую осудили многие американцы. Осиротели в семь лет и сменили около дюжины приёмных родителей. Из-за своей работы вы превратились в человека, лишённого корней. Исключая немногих римраннеров все, кто родился в одно время с вами, умерли.

— Всё верно. Ну и что?

— Вы — воплощение двух кошмаров прошлого: насилия и отчуждённости. Все наши социологи считают их типичными болезнями двадцатого века и предупреждают, что выжили мы только потому, что избавились от этих недугов.

— Вы от них не избавились. Вы лишь научились скрывать их.

— Возможно, вам так кажется, но случаи насилия теперь крайне редки, а отчуждение практически не встречается. И только римраннеры — люди, в которых мы нуждаемся, люди, которым мы доверили нашу передовую линию защиты — воплощение этих страшных болезней.

— Почему бы вам просто не устроить для нас карантин? Посылать наверх, но вниз не пускать.

— Такое предложение рассматривалось.

— Впервые слышу. Расскажите подробнее.

— Конфиденциально, капитан. Надеюсь, это ясно? Абсолютно конфиденциально.

— Понятно.

— Три года назад, специальная комиссия рекомендовала перенести базы римраннеров на “Луну-IV” и объединить с комплексами “Соломонов” и “Паладинов”. Для римраннеров должна была быть выстроена отдельная колония.