Однако извержение вышло не столь бурным, как в фантастике английской…
Когда речь заходит о лице американской «Новой волны», принято называть шестерку имен. Это Сэмюэл Дилэни, безвременно ушедший Роджер Желязны, Томас Диш, Роберт Силверберг, Норман Спинрад и Харлан Эллисон.[10] Спровоцированные англичанами, все они бурно стартовали в середине 60-х, собрав «на круг» рекордное число высших премий (особенно преуспели в том Дилэни, Желязны и Эллисон), и спустя десятилетие прочно утвердились в первых рядах новой американской фантастики.
Я даже не буду перечислять их самые значительные произведения, которые хоть и с опозданием, но все же пришли к отечественному читателю. Достаточно имен — кто их сейчас не знает!
А затем… Затем пути вышеуказанных звезд американской фантастики кардинально разошлись.
Из всей шестерки, пожалуй, только Дилэни продолжал писать «по-старому». Что в нашем контексте означает: продолжал писать вызывающе экспериментальную — на грани скандала — модернистскую прозу, густо замешенную на подсознании, мифологических и культурных ассоциациях. Кроме того, Дилэни неожиданно нашел себя в иной сфере — академической критики, быстро став одним из ведущих специалистов в «фантастоведении». Не изменил своей манере и Эллисон, чей конек — короткие новеллы. Однако его нервная, экспрессивная проза, выражающая неудовлетворенность героев и автора окружающим миром, мало подходила заметно остепенившейся, покрывшейся жирком довольства и самоуспокоенности Америке 1980-х… А вот некогда подававшие большие надежды Диш и Спинрад в последние годы пишут меньше и то, что публикуют, увы, сенсации в мире фантастики давно не вызывает.
Что же касается двух звезд первой величины 60-х годов — Роджера Желязны и Роберта Силверберга, то их судьба как раз иллюстрирует вышеупомянутую «контрреволюцию».
Вчерашние властители дум и иконоборцы почли за благо заняться иным делом, куда более почитаемым в Америке: производством гарантированных бестселлеров. А жаль… В свое время Силверберг смог удивить буквально всех, когда быстро и без видимых проблем превратился из поточного ремесленника в одного из самых ярких «литературных» американских фантастов. А за Роджером Желязны так и вовсе закрепился титул ведущего стилиста и визионера в жанре. Однако романтическая молодость проходит, а, вкусив успеха материального, выраженного в тиражах, шумных рекламных кампаниях и производных от них авансовых «сумм прописью», уже трудно отказаться от ходьбы по проторенным дорожкам. Хуже писать оба не стали, их последние книги также стилистически выдержаны и богато «культурно орнаментированы»; но эти лоснящиеся — так и хочется сказать: упитанные! — томики с золочеными заглавиями одним своим видом напоминают, что никакой иной цели, кроме как развлечь, авторы перед собой не ставили.
* * *
Мне осталось хотя бы вкратце упомянуть еще троих американских писателей, чей блистательный старт пришелся также на бурные шестидесятые.
Это Филип Дик, Фрэнк Херберт и Урсула Ле Гуин. Однако разговор о всех троих, из коих в живых осталась лишь последняя, неизбежно выбьется из общей колеи обзора. Тут ничего не поделаешь: статья изначально посвящалась «Новой волне», а творчество великой тройки, революционное и новаторское — у каждого по-своему — в рамки движения никак не вписывалось.
Как, впрочем, и положено настоящей Литературе…
Я еще вернусь ко всем троим, когда подоспеет время. Херберта прославила, в основном, одна-единственная серия произведений, причем прославила исключительно по-американски: начиная с третьего романа серии все оставшиеся, которые писатель успел сочинить (четвертый, пятый и шестой) неизменно становились национальными бестселлерами. Хотя в истории научно-фантастической литературы — если искать в ней действительно Литературу! — останется лишь первый… Название «Дюна» сегодня знакомо даже тем, кто не испытывает к научной фантастике особой симпатии. При том, что Херберта, при всей революционности совершенного им в жанре, назвать бунтарем, ниспровергателем канонов нельзя. Наоборот, на поверхности — все те же прописанные до мелочей Истории Будущего, казалось бы, исчерпанные сюжетные золотые жилы — трудились-то корифеи: Олаф Стэплдон, Роберт Хайнлайн, Айзек Азимов, Пол Андерсон!
Однако эффект в данном случае произвело вовсе не новое качество, а скорее количество (которое, согласно закону диалектики… — ну и так далее). Невиданных до той поры размеров том Херберта под названием «Дюна» — как оказалось, первый, но не последний в гигантской эпопее, прерванной лишь преждевременной кончиной автора, — был насыщен таким количеством персонажей, сюжетных находок (в том числе и новомодных — чего стоит одна экологическая линия!) и деталей, что мир Дюны, в отличие от предшественников, ожил. Увы, далее Херберт оказался в значительной мере пленником собственной открытой жилы, и все покатилось по налаженному коммерческому конвейеру…
А вот разносторонне одаренный и всегда неожиданный Филип Дик так до конца жизни признанным «бестселлеристом» не стал. Хотя снискал иной успех — у поклонников интеллектуальной и психологической фантастики.
Я при всем желании не смогу в рамках этого обзора остановиться на его творчестве — прежде всего потому, что о Дике не скажешь кратко. Всю жизнь он писал по сути один бесконечный роман о запутанной и порой мучительной взаимосвязи человека и мира, только кажущегося реальным. Эту заведомо бесконечную эпопею Брайан Олдисс метко сравнил со знаменитым циклом столпа модернистской литературы XX века Марселя Пруста — «В поисках утраченного времени». А такой бескомпромиссный к творчеству коллег «судия», как Станислав Лем, назвал Дика единственно достойным американским фантастом.
А также Урсулу Ле Гуин, блиц-портретом которой завершается наше знакомство со «сливками» американской science fiction 60-х — 70-х годов.
Ле Гуин продолжает активно творить и сегодня, хотя и не столь бесспорно, как в предшествующие десятилетия. Вершины ее творчества — это, безусловно, произведения «хайнского» цикла, объединенные еще одной (но насколько отличной от всех предшественников!) историей галактического будущего человечества. Среди них выделяются два абсолютных шедевра мировой фантастики: «Левая рука Тьмы» (1969) и «Обездоленные» (1974). На мой взгляд, ничего значительнее на тему Контакта, понимаемого в самом широком смысле, в западной литературе создано не было. Что же касается ближайших аналогий в фантастике иной, «незападной», — первым делом в голову приходят, конечно, имена Лема и братьев Стругацких…
Главное научно-фантастическое открытие писательницы, имеющее, если задуматься, самое прямое отношение к нашей реальной жизни в XX столетии, — это своеобразная «этическая иерархия» Контакта, выраженная фразой: «Один человек — это весть, два — уже вторжение». Потому и нащупывают первые тропинки на пути к иным мирам, иным цивилизациям, психологиям поначалу не посольства, не делегации, тем паче не космические «канонерки», а индивидуумы. Разведчики-ученые, одинокие посланцы Лиги Миров, на долю которых выпадает задача первыми осознать, прочувствовать, пережить встречу с Иным, непривычным, чуждым. Только после одной или нескольких таких одиночных попыток придет час представительных посольских миссий. Что и говорить, процесс этот длинный и утомительный, но в результате достигается именно Контакт, союз равных, а не та или иная форма интервенции. Кроме того, формально входящий в «хайнский» цикл роман «Обездоленные» (название переводится и как «Нищие духом») это еще и одна из самых значительных — во всяком случае, самая живая утопия-антиутопия последнего времени! К сожалению, более поздние обращения писательницы к этому достойному жанру оказались не такими удачными. Что, вероятно, в значительной мере обусловлено и самим временем: трудно поразить читателя литературной утопией, когда реальные утопии посыпались как карточный домик!.. Однако я забегаю вперед, в относительно сытые 70-е и 80-е, коим будет посвящена отдельная статья. Возвращаясь к корифеям американской «Новой волны», можно лишь констатировать: в указанные десятилетия, увы, не они будут определять лицо этой литературы. Пока же, по мере того как условное наше летосчисление перешагнуло в новое десятилетие, намечавшийся в научной фантастике бунт тихо сошел на нет. Наступил относительный штиль — в ожидании следующих вспененных бурунов.
