У хоккеистов, как у космонавтов, путь один. Уличный каток — секция — спортивный клуб. И чем раньше начнется этот путь, тем лучше. Паше Бородину было семь лет, когда его записали в хоккейную секцию для малышей Центрального Дворца пионеров. И он получил возможность выходить на лед круглый год.

Шли годы. Павел Бородин уже выступал за московский «Спартак». Его уже заметили. О нем уже говорили и даже писали. Ему прочили блестящее хоккейное будущее. И не ошиблись.

Но все-таки судьба есть судьба. Одного таланта мало, чтобы выбиться в сборную страны. Нужна еще и удача.

И она, удача эта, улыбнулась Бородину. После одной товарищеской встречи к нему подошел человек, которого он сразу же узнал. Это его показывали во время игр нашей сборной. Это он, стоя за бортиком, волновался, грыз карандаш, орал, размахивал руками, ругал или хвалил игроков. Это на него со смешанным выражением страха и почтения глядели лучшие хоккеисты страны. Короче говоря, к нему подошел главный тренер сборной Советского Союза Вячеслав Симонов, один из учеников ставшего легендарным уже в те годы Протасова. Он просто предложил Бородину с завтрашнего дня начать тренироваться к будущему чемпионату мира. Где он будет играть за нашу хоккейную сборную.

Конечно, для Бородина Симонов был кем-то вроде небожителя. Ему и в голову не пришло ослушаться. К тому же о таком предложении он мог только мечтать. И на следующий день в семь часов утра он был на тренировочной базе сборной.

Именно с этого дня началось восхождение Павла Бородина к вершинам спортивного Олимпа.

На этом же чемпионате он занял четвертое место по количеству заброшенных шайб и результативных передач. Писали о нем теперь не только в отечественной, но и в зарубежной прессе.

Там же, сразу после финала на него обрушилась масса предложений от менеджеров самых лучших зарубежных команд. Гонорары сулили такие, что голова кружилась.

К тому времени некоторые спортсмены уже начали уезжать за границу. Но пока что Павел не собирался покидать родной клуб. По большому счету, самым необходимым в его жизни был лед и коньки. А лед и коньки и в Америке те же самые.

Павел мало внимания уделял жизненным проблемам. Он просто выходил на лед и играл. А потом готовился к следующей игре. Все его мысли вращались вокруг хоккея. Во всяком случае, пока не появилась Инна.

Павел и не заметил как влюбился. И эта невысокая девушка с большими черными-черными глазами изрядно потеснила хоккей в его голове. Но, разумеется, не заслонила полностью.

Прошло два года. Бородин входил сначала в первую десятку, потом пятерку, потом тройку лучших игроков. Суммы, которые обещали ему менеджеры, удваивались, учетверялись и возводились в степень.

Если бы не другие спортсмены, которые все охотнее уезжали за рубеж, Бородин, наверное, никогда не решился бы на этот шаг. Но теперь среди американских и канадских профессионалов было много традиционных противников в прошлом, то есть русских. Так что заокеанские команды не нытьем так катаньем все-таки одержали верх.

Конечно, Бородин не мог не посоветоваться с Симоновым. Но тренер отреагировал странно. Он просто посмотрел на Бородина и сказал:

Нет.

А больше ничего не сказал.

И тут Бородин первый раз в жизни возразил тренеру. Он наговорил кучу неприятных слов: что уже не мальчик, что сам имеет право строить свою судьбу, что он, в конце концов, профессиональный игрок... Симонов даже не ответил. Отвернулся и включил запись последнего матча нашей сборной.

Бородин ушел и на следующий день согласился на одно из предложений американских менеджеров.

Он пробыл в Америке четыре года. И когда истек контракт с клубом «Детройт террапинз», он решил не продлевать его, а податься в Москву. Конечно, он приезжал домой на пару недель не раз и за эти четыре года. Но теперь он решил отдохнуть подольше. Да и спокойно разобраться с новыми предложениями американских клубов.

Да, теперь Бородин был настоящей звездой. У него были свои агенты и менеджеры, свой счет в банке, с огромными суммами, теперь он мог, конечно, в определенных пределах, диктовать свои условия. Теперь клубы бились между собой, чтобы заполучить «русского смерча», как его называли в Америке, к себе. А ему оставалось соглашаться на самое выгодное предложение. Или, наоборот, не соглашаться.

Правда, в последнем Павлу вскоре пришлось разубедиться.

Это произошло чуть больше года тому назад. Среди хоккеистов внезапно стали циркулировать смутные слухи о том, что в Америке какой-то богатый эмигрант собирает свою хоккейную команду. Причем исключительно из лучших русских хоккеистов.

Бородин, с тех пор как вернулся в Москву, мало интересовался подобными слухами. Он хотел немного отдохнуть от напряженных тренировок, а потом поглядеть, что делать дальше.

В один прекрасный день в квартире Бородина зазвонил телефон.

Павел взял трубку:

Алло?

Добрый день. Это Бородин?

Да, я слушаю.

Это Валентин Старевич говорит.

Бородин, конечно же, знал Старевича. Хотя и почти не имел никаких дел с возглавляемой им Российской хоккейной лигой.

Павел! Мне надо с тобой поговорить. Сегодня сможешь приехать?

Отказывать бывшему легендарному хоккеисту было неудобно. И Бородин согласился.

Тогда в три у меня в кабинете. Жду.

Павел особенно не задумывался, для чего Старевич пригласил его к себе. Пригласил — значит, надо.

Через полтора часа он уже подъехал к небольшому особнячку в переулке в районе Патриарших прудов. На третьем этаже находился кабинет Старевича.

A-а, здравствуй, здравствуй, Бородин. Мы уже тебя заждались! Проходи.

Старевич сидел не за своим письменным столом, а в одном из мягких кресел рядом с журнальным столиком — так называемом уголке для переговоров. Напротив Старевича сидел очень смуглый мужчина с черной курчавой бородой с проседью.

Бородину сразу бросился в глаза диссонанс между ним и Старевичем: тот большой, широкоплечий, щекастый, собеседник же Старевича был, наоборот, маленький, мелкого телосложения, с узкими изящными кистями рук и детскими плечиками. Он явно не был спортсменом, а тем более хоккеистом.

«Индус, что ли?» — машинально подумал Павел.

Но это был не индус...

Кресел в уголке для переговоров было всего два. Поэтому Павел, войдя в кабинет, остановился в нерешительности.

Но Старевич встал и поманил его рукой:

Иди сюда, Бородин. Знакомься.

Павел подошел. «Индус» встал и протянул свою узкую ладонь, которую можно было бы назвать девичьей, если бы не черные колечки волос, густо покрывающие тыльную сторону его рук.

Это Патрик Норд. Бизнесмен из Соединенных Штатов. Ты, наверное, уже слышал о нем?

Павел покачал головой:

Нет...

Старевич и Норд снисходительно улыбнулись.

Очень приятно!

Голос Норда неожиданно оказался очень низким и даже бархатистым. Павел пожал его руку. Ему показалось, что он взял кисть скелета. Она была прохладной, маленькой и очень жесткой.

Господин Норд хотел обсудить с тобой кое- какие дела. Так что вы поговорите тут, а я пойду.

Бородин и Норд сели в кресла. Старевич ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь кабинета. Павел услышал, как он дал своей секретарше наставление: «Маша, подай кофе. Больше никого не пускай и сама не заходи».

Несколько секунд Патрик Норд сидел молча, глядя на Бородина своими водянисто-серыми глазами. Потом, наконец, подал голос:

Так вот вы какой, «русский смерч».

К удивлению Павла, фраза была произнесена на чистейшем русском, хотя он уже готовился вести разговор по-английски.

Вы говорите по-русски?

Да. Я родился в России. А потом переехал в Нью-Йорк.

Норд широко улыбнулся. Павел не смог бы объяснить, почему ему не нравится этот человек.

Улыбка у него вроде приятная, голос тоже. Но что-то отталкивающее, причем непонятно что, исходило от него. Во всяком случае, Павел не мог представить его в коньках и на катке. И ему захотелось поскорее закончить этот разговор.