Но помнят. Подобный пассаж не забывается. Самого Сучкова перед собой выставили: в голову «свиньи», как крестоносцы. Но ничего, найдется и на вас Вороний камень.

Чувствуя подкатывающееся к горлу раздражение, Никольский вырубил телевизор с его митинговым кретинизмом, бросил пульт на письменный стол и достал из кармана другой — миниатюрный.

Одна из секций книжного стеллажа, занимавшего целую стену кабинета, легко повернулась на девяносто градусов, открыв вход на круглую площадку винтовой лестницы. Захватив со стола сигареты и зажигалку, Никольский стал на площадку, и секция тут же вернулась на свое место.

По крутой железной лестнице он спустился в узкое подвальное помещение с гладкими железными стенами, без признаков каких-либо дверей. Снова нажал на кнопку, и узкая торцевая стена беззвучно и полностью откатилась в сторону. И сразу оглушил шум, ворвавшийся в эту шлюзовую пустоту.

Никольский вошел в огромный подземный зал и слегка сощурился от слишком яркого света, заливавшего все вокруг. Часть зала, отгороженная стенкой из прозрачного бронированного стекла, была приспособлена под тир, и там стреляли по мишеням несколько человек, одетых в легкую спортивную форму. Рядом, на большом спортивном мате, отрабатывали броски, приемы защиты и нападения крепкие молодые люди в самбистских куртках. В стороне справа, там, где были собраны различные спортивные снаряды, двое коротко стриженных атлетов «качали» мускулы.

В противоположной стороне, также отделенной прозрачной стеной, были расположены душевые кабины, столы для массажа и всякие медицинские приборы. И, наконец, всю правую, неспортивную сторону второй половины зала занимало жилое помещение. Там стояли армейские двухъярусные кровати, рассчитанные на три десятка человек, автономная кухня, столовая с общим столом, холодильники и бар со множеством безалкогольных напитков.

В экстремальных обстоятельствах здесь можно было бы продержаться довольно длительное время.

Из тира вышел Арсеньич в белых в обтяжку спортивных трусах и майке, отчего его богатырский торс, покрытый курчавыми волосами, казался еще массивнее. Бросив на стол наушники и пистолет, он вразвалку подошел к Никольскому и вопросительно вскинул подбородок.

— Пока тихо, — пожал плечами Никольский. — А где Витюша, не вижу?

— На связи.

Никольский кивнул.

— Надо поговорить? — спросил Арсеньич.

Никольский задумчиво пожевал губами, оглядел пространство вокруг, шумно потянул носом. Остался доволен: запах пота исходил лишь от стоящего рядом Арсеньича. И больше никаких иных запахов не было: вентиляция работала отлично.

— Ты ничего не заметил? Пока? — Никольский пристально поглядел в глаза помощнику.

— Кое-что есть.

— Например? Ты о...

— Ага, — кивнул Арсеньич, — о ней.

Никольский задержал дыхание, чтобы успокоить заколотившееся сердце.

— О Наталье, — мрачно добавил Арсеньич.

— Та-ак, — протянул Никольский, с облегчением освобождая легкие. — И что же?

Жень, пойми меня правильно, — слегка заикаясь и называя Никольского по имени, доверительно, что всегда выдавало волнение Арсеньича, сказал он. — Женщина есть женщина. Другими словами, слабый пол. А временами — очень слабый. Сам знаешь, мужиков у нас всегда хватает. Эти наши областники-инфизкультовцы, которые живут в малаховском общежитии, к своим девкам-физкультурницам постоянный и открытый доступ имеют. У них забот по этому делу нет. Моим ребятам, конечно, похуже, но я знаю, они тоже не монахи. У каждого кто-то имеется, а у кого и по две. Известно. Поэтому на Наталью, по моим наблюдениям, до сих пор никто не претендовал. И уговор такой был, да и интерес, сам знаешь, невелик. Но вот некоторое время назад...

— Давно?

— Считаю теперь, с месяц тому...

— Месяц, говоришь? А что же у нас такое было?

— А гости ж дорогие.

— Во-он ты о чем! — вскинул брови Никольский и взял Арсеньича под локоть. — Ну что ж, раз такое дело, пошли-ка, брат, ко мне.

— Сейчас, — Арсеньич растопыренными пальцами провел по груди, — ополоснусь только. А с ребятами как? Я полагаю, пусть отдыхают, ужинают. Я бы их тут сегодня оставил, а?

— Распорядись, — кивнул Никольский и отправился к себе.

...Арсеньич вошел в кабинет минут через десять, умытый, свежий, пахнущий хорошим одеколоном и, как всегда, собранный в кулак. Никольский сидел на полукруглом диванчике в углу кабинета, возле открытого бара. В пепельнице тлела сигарета.

— Давай, — кивнул Арсеньичу.

Тот подошел, сел рядом, достал высокий стакан и, смешав в нем джин с тоником, бросил три кубика льда. Поболтал содержимое, покачивая стакан в пальцах и охлаждая, наконец сделал глоток.

— Ну выкладывай. — Никольский выпил маленькую рюмку шведской смородиновой и кинул в рот горсточку соленых орешков. Взял из пепельницы свою сигарету.

Коротко говоря, замечаю я, Женя, следующее. После отъезда гостей будто заклинило нашу Наталью. Посмурнела она. Как говорится, пошел у нее период недосола-пересола. Это когда все из рук валится, а почему — хрен его разберет. Всю неделю так. А с понедельника словно снова подменили бабу. Или, извини за сравнение, так задули, что у нее от изумления челюсть отвалилась и глаза повылупились. Ну а дальше — как погода сложится: то будто тайные слезы, а то — безумные оргии. Ничего не понимаю... — Арсеньич пожал плечами и махнул весь стакан разом, по-русски.

— Ты, конечно, пробовал выяснить.

— А как же? — Он резко пустил стакан по столу. Тот скользнул по стеклянной поверхности и остановился точно у самого края.

Никольский улыбнулся — мастер. Ни разу не промахнулся — трезвый ли, во хмелю, все едино. Арсеньич же вдруг испытующе и пронзительно взглянул в глаза Никольскому и спросил:

— Догадываешься, в чем причина?

— Мужика нашла? — вопросом на вопрос ответил Никольский. — Ну и кто же этот принц? Наш человек?

— Увы, — сердито хмыкнул Арсеньич. — Если бы... Подружка, говорит, у нее, Марийка, объявилась. По поварскому еще училищу. Почти в центре живет, на Шаболовке. Проверили, конечно. Действительно, прописана там какая-то Марина Петровна Вершинская, но соседи почему-то ее почти не видят. А чаще бывает там некто, ну, назовем его Иван Петрович Сидоров. Дальний вроде бы родственник этой самой Марины. Как выглядит? А как примерно я. Крепкий, средних лет, не пьет, тихий, никого не водит. Короче, круг замкнулся, а окончательного ответа нет. Лажа тут какая-то, нутром чую.

— И чего же ты ждешь? — вроде бы удивился Никольский. — Давай ее вместе спросим. Неужели ты думаешь, что двоим таким опытным мужикам, как мы с тобой, Наташка сумеет мозги запудрить?