С утра я занялся уборкой. Несмотря на летнюю жару, в доме стояла такая сырость, что все предметы в том числе и книги в кабинете, где я ночевал, были подернуты плесенью, и чтобы просушить эту часть здания, мне пришлось затопить камин.

Затем я протер мебель и подмел пол на первом этаже, где располагались кабинет с прилегавшей к нему спальней, кухонька, кладовая и столовая, служившая, скорее, в качестве книгохранилища, на что указывали горы книг и кипы бумаг. Управившись с первым этажом, я поднялся на второй, но прежде чем заняться им, проследовал в помещение купола, куда вела узкая, рассчитанная на одного человека, лестница.

Купол оказался чуть просторнее, чем я предполагал, глядя на него снаружи в нем можно было стоять и перемещаться, не нагибаясь. Судя по наличию телескопа, купол использовался для астрономических наблюдений, хотя, на мой взгляд, это не могло служить достаточным объяснением тому факту, что пол в нем был покрыт всевозможными чертежами, состоявшими, по большей части, из кругов, пятиугольников и звезд. Среди многочисленных книг по астрономии я, к удивлению своему, обнаружил несколько трудов по астрологии, причем довольно древних один из них датировался 1623 годом. Несколько текстов было на немецком языке, но большинство на латыни. Все они, без сомнения, принадлежали моему двоюродному деду, но зачем они ему понадобились, осталось для меня загадкой.

Помимо застекленного обзорного люка в северной части купола, в нем было еще отверстие для телескопа, закрытое изнутри щитом. Несмотря на многочисленные щели, образовавшиеся в тех местах, где под воздействием дождя и снега прогнила древесина именно на них я обратил внимание, подходя к дому, в помещении не было ни пыли, ни плесени, и, поразмыслив, я пришел к выводу, что если я все же решусь обосноваться здесь хотя бы на короткое время, то починка купола обойдется мне сравнительно дешево.

Но прежде надо было проверить, насколько хорошо сохранилась подвальная часть здания. Бегло осмотрев второй этаж он состоял из двух спален, двух уборных и кладовой, причем только одна из спален была меблирована, да и то выглядела так, будто ею ни разу не пользовались по назначению, я спустился на первый этаж, а оттуда в подвал, куда вела дверь из кухни.

Подвальное помещение занимало примерно половину той площади, на которой располагался дом. Стены были сложены из известняка и, как показывали оконные проемы, имели толщину полтора фута. Что касается пола, то он был не земляной, как в подвалах большинства старых домов, а кирпичный. Это несколько озадачило меня, но, внимательно обследовав его при свете лампы, я пришел к выводу, что кирпич был настелен не при постройке дома, а значительно позже вероятно, уже при моем двоюродном деде Септимусе. В противоположных концах подвала виднелись два квадратных люка с большими железными кольцами. Один из них, судя по подведенной к нему из стены грубе и стоявшему здесь же насосу, прикрывал резервуар для воды. Под вторым, скорее всего, была яма для фруктов или овощей. Желая убедиться в правильности своего предположения, я приблизился к нему, взялся за кольцо и рванул крышку на себя.

Моему удивлению не было предела, когда вместо ямы моя лампа осветила ряд уходящих вниз кирпичных ступеней. Спустившись по ним, я очутился в тоннеле, который, насколько я мог судить, был прорыт в толще холма и уводил далеко за пределы дома в северо-западном направлении. Пригнувшись, я двинулся вперед по тоннелю, дошел до ближайшего поворота, завернул за него и остановился, теряясь в догадках относительно предназначения этого подземного коридора.

Не без оснований рассудив, что тоннель был прорыт по инициативе моего двоюродного деда, я уже было собрался повернуть назад, как вдруг свет моей лампы упал на какой-то металлический предмет на небольшом расстоянии впереди, и, сделав еще несколько шагов, я очутился перед новым люком. Открыв его, я увидел под собой большую круглую комнату, в которую вело семь кирпичных ступеней.

Не в силах противиться искушению, я сошел вниз и огляделся по сторонам, высоко подняв лампу. Посреди комнаты высились какие-то загадочные сооружения из камня, образуя композицию в виде алтаря и ряда скамей. А на кирпичном, как и в подвале, полу виднелось множество небрежно выполненных схем, весьма напоминающих те, что я видел в доме. Но если наличие астрономических чертежей под куполом объяснялось тем, что оттуда открывался вид на небо, то для чего они были нужны здесь, осталось для меня тайной.

Зато я ничуть не удивился, когда увидел в полу перед алтарем очередной люк. Соблазн взяться за большое железное кольцо был велик, но интуиция подсказала мне не делать этого. Я ограничился тем, что приблизился к нему, однако и этого оказалось достаточно, чтобы ощутить сквозняк и сделать вывод, что под этой подземной комнатой есть потайной ход, ведущий наружу. Я вернулся в тоннель, но не пошел обратно в дом, а проследовал дальше. Пройдя примерно с три четверти мили, я уперся в массивную деревянную дверь, запертую на засов с моей стороны. Я поставил лампу на пол, снял засов и толкнул дверь. Передо мной возникли густые заросли, благодаря которым вход в тоннель был надежно замаскирован от посторонних глаз. Я двинулся напролом через чащу, и вскоре моему взору открылся великолепный вид на сельскую местность, расстилавшуюся далеко во все стороны от подножия холма, на склоне которого я стоял. На некотором расстоянии впереди виднелся Мискатоник с перекинутым через него каменным мостом; повсюду были разбросаны одиночные фермы, но, судя по их запущенному виду, в них уже никто не жил. С минуту я стоял, завороженно глядя на развернувшуюся передо мной панораму, а затем пустился в обратный путь, размышляя на ходу о предназначении хитроумного тоннеля, подземной комнаты и того, что в ней находилось. Так и не придя ни к какому определенному выводу, я остановился на том, что все это служило в качестве потайного хода, но зачем и кому был нужен этот ход, осталось для меня неясным.

Вернувшись в дом, я решил, что вторым этажом займусь как-нибудь в другой раз, а пока попытаюсь навести порядок в кабинете. Бумаги, разбросанные по столу и вокруг него, отодвинутый в спешке стул все указывало на то, что мой двоюродный дед был срочно куда-то вызван и покинул кабинет, оставив в нем все, как есть, с тем чтобы никогда больше в него не вернуться. Я знал, что мой двоюродный дед Септимус Бишоп, будучи человеком состоятельным, всецело посвятил себя научным изысканиям. Не исключено, что предметом этих изысканий была астрономия, в том числе и те ее области, где она соприкасается с астрологией, хотя последнее было маловероятно. Все это я мог бы разузнать поточнее, если бы он постоянно переписывался с кем-нибудь из своих братьев, живших в Англии, или вел дневник или хотя бы пользовался записной книжкой но, увы, ни в письменном столе, ни среди бумаг я не обнаружил ничего подобного. Содержание самих бумаг было для меня темным лесом. Бесчисленные графики и чертежи состояли сплошь из одних дуг и загогулин, в которых я ничего не понял, а потому недолго думая отнес их к геометрии. Текстовая же часть была выполнена не на английском, а на каком-то древнем языке, и даже для меня, свободно читающего по латыни и еще на полудюжине языков, имеющих хождение на континенте, была абсолютно непостижимой.

К счастью, в бумагах оказалась аккуратная связка писем, и после легкого обеда, состоявшего из сыра, хлеба и кофе, я взялся за их разборку. Первое же из писем повергло меня в изумление. Оно было без адреса и имело заголовок «Звездная мудрость». Вот что гласило это письмо, начертанное затейливым почерком посредством плакатного пера: