— А чем это предприятие занималось? Тренажерами, вы говорили?

— Тренажеры только прикрытие. Регистрировали предприятие при нашем заводе, значит, чем-то солидным должно заниматься, а не поставками бананов в отдаленные северные районы. К тому же учредители намекали наверх, что часть прибылей малое предприятие будет перечислять на счета большого, чтобы, так сказать, поддержать настоящих профессионалов-ядерщиков в период временных трудностей…

— Вы здорово излагаете, Елена Ивановна, словно цитируете.

— Верно подметили. Я же им составляла все учредительные документы!

— Понятно. И что же они, ни одного тренажера не изготовили?

— Зачем? Иметь статус предприятия при «Маяке» и заниматься торгово-закупочными спекуляциями — что может быть приятнее? Это частная лавочка «Гоги и сыновья» устанет на лапу давать, пока добьется лицензии на вывоз или ввоз чего-нибудь этакого. А «Тонус» со своими-то реквизитами торговал всем чем угодно, кроме, пожалуй, баллистических ракет. Я не буду скрывать, чего уж, сначала я одобряла, что Виктор подался в бизнес. Деньги в дом потекли… Но когда Колбина начало заносить все круче и круче, а Виктор, как та собачонка, бросался помогать ему…

— Простите, куда именно заносить стало, не можете сказать?

— Могу. Если раньше «Тонус» посредничал в куплях-продажах за процент, то в последнее время начал потихоньку заводское имущество распродавать. Я ведь предупреждала Виктора: зря хорохоришься, твои начальники из министерства, в крайнем случае, с должности тебя снимут, если напортачишь, а вот компаньоны нынешние голову оторвут, когда одумаешься и захочешь завязать. Он только посмеялся в ответ и сказал, что через пару месяцев сам с должности уйдет и уедет жить в Европу и даже возьмет меня с собой, если буду хорошо себя вести.

— Это они так разбогатели в своем «Тонусе»?

— Да нет! «Тонус» был хорош для обеспечения более-менее сносной жизни в этой стране.

— Почему вы говорите «был хорош»? Закрыли предприятие?

— Нет пока. Но захиреет все равно. Заместитель у Колбина, Лисовский Саша, человек, может, исполнительный, но по части афер, в которых Колбин был дока, — вряд ли. К тому же Виктора нет, кто же его прикроет?

— Хорошо. Вернемся, если вам не трудно, к намерению вашего супруга зажить, скажем так, новой жизнью. Он не говорил, что за проект собирается осуществить?

— Прямым текстом — никогда!

— Но?..

— Конечно. Я прекрасно знала все, я знала даже, что именно на этом их проекте века что-то ужасное случится… Ну не знала, чувствовала. Так и случилось!

— И что же это за проект?

— Простой и наглый. Выгодно продать то, что практически валяется под ногами…

Елена Тузик замолчала, к невероятной досаде следователя Турецкого.

— Давайте не будем играть в отгадки, Елена Ивановна, — насколько мог мягко попросил он. — Может, вы хотите таким способом проверить мою квалификацию? Для этого, возможно, представится другой случай. Так что валяется у нас под ногами?

— Нечего мне вас проверять! Не маленькая, знаю, что теперь раскрытие преступления зависит не от таланта сыщика, а от связей преступника. А под ногами у нас валяется оружейный плутоний-239!

Незнакомый молодой человек, предъявивший Лису половину долларовой монетки, некоторое время любовался произведенным эффектом, затем небрежно закурил и спросил:

— Ну что, Александр Андреич, говорил тебе про меня Генерал? Вспомнил?

Лис кое-что вспомнил, но не отчетливо, поэтому проявлять радушие не спешил.

…Тот разговор случился как раз за пару дней до жуткого убийства. Лисовский, по обыкновению, сидел в своем кабинете, разбирался с бумагами. К этому добру надо было относиться с тем большим тщанием, чем меньше правды было написано во всех контрактах и договорах. Исполнительный директор успевал между делом посматривать за окно: мало ли кого черт принесет, хорошо, если рэкет, а вдруг налоговая полиция? — эти и жаднее и наглее.

Нет, никто «Тонус» не беспокоил. Вот подъехала машина уважаемого и дорогого директора завода «Маяк», который привез на своей персональной «Волге» не менее уважаемого директора МП «Тонус» Фрола Колбина. Фрол вылез из салона грузно, раскорячиваясь, потому что был широк, и высок, и силен. Директора перекинулись парой слов, причем лица, как заметил Лис, у обоих были озабоченные. Затем Тузик уехал, а Генерал тяжело зашагал к дверям в офис.

С порога, не здороваясь, подошел к столу, за которым сидел его заместитель, зажал в кулачищах лацканы пиджака Александра Андреевича и потянул вверх так, что швы затрещали.

— Признавайся, сучий потрох! Кому вякнул про контракт?!

Осторожно, чтобы не порвать костюм, пытаясь высвободиться из чудовищной силы захватов, Лис лепетал:

— Генерал, опомнитесь!.. Да кто же будет наступать на горло собственной песне?

Фрол швырнул его назад, в кресло, хмыкнул:

— Собственной песне, говоришь? Не твоя, братан, песня! Ты у меня, как биксы у Шуфутинского, на подпевке!.. Ладно, не мог ты, знаю!

— Да чего не мог?! — с обидой воскликнул тогда Лис.

— Утечка произошла. Кто-то кое-где у нас порой ботало на привязи не держит! Одно звено у нас в цепочке проржавело.

— Конечно! Если такие длинные цепи ладить!..

— Не перебивай! Пришли к нам сегодня три богатыря! Один другого суше. Но глаза горят, как у Александра Матросова на немецкий дзот. Мы с Тузиком сидим планы строим, а они предлагают все перекупить. Причем так, знаешь, предлагают настойчиво, что Тузик чуть не обмочился. Ну я с ними поговорил!.. Ушли вежливые. Только странные какие-то. Если бы нашего труда люди, я сразу бы понял. И не местные.

— В Москве кто-то проболтался! — заявил Лис.

— Узнаем! — с угрозой протянул Генерал.

— Чтоб только поздно не было…

— Не каркай!

— Я не каркаю. У меня за дело душа болит!

— Это хорошо. Смотри, Лис, мало ли, вдруг со мной что-нибудь случится…

Лисовский вскинулся в кресле, но протест так и остался немым, потому что Фрол властным движением руки остановил готовый сорваться с губ поток слов.

— Не суетись! Не мельтеши! То, что ты мне пробазаришь, я и сам себе каждый день говорю. Все под Богом ходим. Так вот, если что, на Тузика особо не полагайся — жидковат. С нами на троих который год родину «обувает», а я до сих пор не уверен в нем. Прижмут — и опять туда перекинется… Теперь-то уж, конечно, вряд ли, увяз по макушку. Но над собой его не ставь, пусть под тобой шебуршится, понял?

— Понял.

— Им надо вертеть, он сам не может. Если не возьмешь над ним верх ты, возьмет Николаев. И тогда не видать тебе контракта! А чтобы уж наверняка, у меня наследник есть…

— Сын?! — ахнул Лис.

— Если по возрасту судить, то, пожалуй, сын. Не родной, приемный. Он у меня самый секретный отбойщик и мочила. Никто его не знает, а он знает все про всех, с кем я контачу. Вот смотри…

Генерал легонько бросил на стол поближе к Лису серебристый полумесяц аккуратно разрубленной американской монеты.

— Смотри внимательней. Если судьба меня переведет в армию жмуриков, наследник придет со второй половинкой этого баксика и скажет, что надо делать!

…И вот он сидит, поджарый, молодой и опасный. Ждет, когда Лис, вечно второй-третий, вечно прислуживающий Лис, припадет к руке, тем самым возлагая себе на хребет очередного хозяина. Интересно было бы знать, много ли ему известно про контракт?

— Да, молодой человек, вспоминаю, был у нас с Генералом о тебе разговор. А что касается дел, то они, как тебе, наверное, известно, обстоят не очень хорошо…

— Известно, не беспокойся. Кстати, зови меня Гена, если интересует кликуха, то Секач.

— Впечатляет. А кто присвоил?

— Папаша покойный, — улыбнулся Гена. — У тебя, Лис, душа, видно, впечатлительная. Значит, не надо доказывать, что Генерал жил, Генерал жив, Генерал будет жить! Пока в моем лице, в харе простого капитана, но еще не вечер.