Трубку взяла Санькина младшенькая — Танюшка.

— Дядя Вадим!.. — обрадовалась она. — А папы с мамой дома нет!..

Дроздов понял, почему ангелов рисуют в виде маленьких ребятишек.

— Солнышко, — тщательно следя за голосом, сказал он приемной дочке Меньшова. — Сделай доброе дело, позвони папе на службу…

Утром Турецкий уже успел смотаться в «Останкино», где получил сразу две кассеты — одну с полным вариантом интервью, а вторую — с сокращенным для показа по телевидению. Очень хотелось немедленно ехать в любое место, где есть видеомагнитофон, и все внимательно посмотреть. Но в Телецентре его предупредили, что студийные записи можно смотреть только на специальной аппаратуре, поскольку в профессиональных видеозаписях используется другая кодировка.

Поэтому Турецкий решил сначала сделать еще одно важное дело — заехать в рекламное агентство «Пика».

Подъезжая к причудливой башне из зеркального небесно-голубого стекла, недавно выросшей на Юго-Западе, Турецкий не мог не подумать о том, что никогда в жизни еще не видел более нелепого строения. Однако красивое оно или нет, это было очень престижное место — немало фирм, в том числе и иностранных, снимали здесь помещения для своих офисов. Сюда переехало из Кунцева и рекламное агентство «Пика», детище Максима Сомова, который с некоторых пор начал очень интересовать Турецкого.

Он, как утверждали все в один голос, был очень дружен в последнее время с Ветлугиной, она как будто очень рассчитывала на него в борьбе с Асиновским. Максим в ее глазах превращался чуть ли не в рекламщика нового типа, честного, который, размещая рекламу, не будет искать обходные пути, действуя через всякие «Телекоммерсы», а станет прямо договариваться с руководством канала. При этом те, кто знал Максима немного лучше, только с сомнением качали головой — в их представлении он был вовсе не так уж хорош, как, видимо, казался Алене.

Оставив машину у входа, Турецкий предъявил на вахте свое удостоверение, которое открывало ему все или почти все двери. Скоростной лифт плавно взмыл вверх, так что немного заложило уши, и в следующий момент Александр Борисович оказался на двадцать третьем этаже. Еще в лифте ему в голову пришла остроумная мысль, достойная Шерлока Холмса, — представиться Максиму не следователем по особо важным делам, а представителем фирмы, которая хочет заказать рекламу. «Хорошо бы еще внешность изменить», — подумал он. Однако подобные методы ни в прокуратуре, ни в уголовном розыске не были приняты и сотрудникам не рекомендовались, хотя, думал Турецкий, в данном случае, возможно, и стоило бы отойти от принятых канонов. «Преступники могут все, — размышлял он. — А мы связаны миллионом условностей».

Пройдя по коридору, он оказался перед дверью в приемную «Пики». Его вежливо пригласили войти, и он оказался перед девушкой, которая, видимо, была секретаршей Максима.

Турецкий с изумлением огляделся. Стены вокруг были увешаны рекламными плакатами, на которых непременно красовался Максим собственной персоной. Теперь Александр Борисович его окончательно узнал — ну конечно, эту смазливую физиономию он не раз видел на экране телевизора.

Секретарша тем временем пригласила Турецкого присесть в низкое кожаное кресло и, выбравшись из-за компьютера, спросила:

— Вам чай, кофе?

— Пожалуй, кофе.

— Максим скоро освободится.

Только теперь Александр Борисович смог ее рассмотреть как следует. Девушка производила престранное впечатление: худенькая, маленькая, в обтягивающих трикотажных брюках и свитере — этот костюм был более всего похож на гимнастическое трико, — она казалась человечком из мультфильма, лишенным пола, если бы не едва заметная грудь. К тому же она была очень коротко стрижена — как если бы ее недели три назад обрили наголо и волосы еще только начали отрастать, и только сзади была оставлена длинная прядь — это свидетельствовало о том, что перед Турецким не больная, перенесшая брюшной тиф, а девушка с модной стрижкой. В довершение всего, когда секретарша Максима повернулась, Александр Борисович заметил у нее на шее под правым ухом небольшую цветную татуировку в виде цветка, на котором сидит маленький черный жучок.

«Больно же шею колоть», — почему-то подумалось Турецкому, который прекрасно понимал, что безболезненных татуировок не бывает. Ему было невдомек, что такого рода татуировку можно купить в любой палатке по сходной цене.

— Ну вот и кофе. — Девушка-мультяшка поставила перед ним небольшую белую чашечку костного фарфора, полную ароматного темного кофе. Затем принесла изящную старинную сахарницу. — У Максима там какой-то фирмач, — сказала она Александру Борисовичу, как будто была с ним давным-давно знакома, — давно уже сидит. Так что вы уж подождите. А хотите, я вам покажу наши последние ролики? — И видя, что посетитель колеблется, добавила доверительно: — Классные, честное слово. Особенно вот этот, про кондомы.

— Про что? — не понял Турецкий.

— Да ну вас! — махнула рукой девушка. Она подошла к шкафу, достала оттуда видеокассету и включила «Панасоник». — Вот последний продукт.

Турецкий и не догадывался, что рекламный ролик можно назвать словом «продукт», но стал послушно созерцать экран. Сначала пошла заставка — по экрану плавали рыбки, затем появилась рыба-меч, потом она превратилась в заостренную пику. Их стало несколько, и вот пики подняли прямоугольник «Пика». Надпись расширилась, заняла все пространство и начала пульсировать и переливаться всеми цветами радуги. «Быстро, талантливо, оригинально, — сказал бархатный голос. — Мы создадим лучшую рекламу вашему товару».

Затем на экране возникла обычная московская улица. Ослепительное весеннее утро, в лужах дерутся и чирикают воробьи, на реке — величественный ледоход. Торжество пробуждения жизни, яростная раздольная музыка. Точно молодой бог весны, появляется мужественно-красивый молодой человек. Это Максим. На нем джинсы, свитер крупной вязки и кожаная куртка, небрежно распахнутая навстречу солнцу и ветру. Он стремительно шагает по набережной — сильный, подтянутый, целеустремленный, на губах играет мечтательная полуулыбка. Красивая девушка провожает его восхищенным взглядом. В это время порыв ветра подбрасывает полу его куртки, и наземь (на единственный сухой пятачок гранита, блестящего от талого ледка и воды) шлепается из кармана пакетик. Это упаковка презервативов «Ножны рыцаря». У девушки весело и чуть-чуть смущенно округляются глаза. Молодой человек гибким спортивным движением приседает поднять пакетик, красиво оглядывается, почти касаясь камня одним коленом. Его взгляд встречается со взглядом девушки, он улыбается и подмигивает ей. Мгновение спустя она широко улыбается в ответ. «Тот, кто пользуется презервативами «Ножны рыцаря», наверное, та-а-акой парень!..» — написано у нее на лице. Ее современная одежда вдруг превращается в наряд средневековой красавицы, в руках неведомо откуда возникает букетик подснежников. Она смотрит на присевшего Максима и видит перед собой прекрасного рыцаря в сверкающих латах. Опустившись на одно колено, он с улыбкой протягивает ей на ладонях меч в ножнах.

Молодой человек удаляется, девушка смотрит ему вслед. На обоих вновь вполне современные костюмы, но букетик подснежников так и остался в руках у девушки.

Ролик настолько потряс Турецкого, что тот был готов признать, что товар рекламировался действительно оригинально и, возможно, даже по-своему талантливо.

Немного придя в себя, он сказал девушке:

— А знаете, как прореагировала моя дочь, посмотрев по телевизору рекламу «Тампакса»? Как раз в гостях была бабушка, моя мама. Она подбегает к ней и говорит: «А я знаю, зачем нужен тампакс!..» Бабушка в ужасе спрашивает: «Ну и зачем?..» — «А чтобы взять его в кулак, а сверху что-то налить — и оно не прольется!»

— Между прочим, эту рекламу тоже «Пика» делала, — с гордостью заметила она.

В этот момент дверь открылась и из соседнего помещения вышел высокий представительный джентльмен с широкой белозубой улыбкой, сразу выдававшей в нем иностранца.