Бабаянцу еще неизвестно, что ученый Сухов накануне этого разговора был убит.

Чуркин, тупой и амбициозный лгун, сообщает своим хозяевам о подслушанном разговоре, он шестерка в цепочке преступников, тех, кто украл секреты и убил Сухова, он хочет выслужиться, он с подкожным удовольствием преувеличивает опасность Бабаянца. Бабаянца надо срочно изолировать от Турецкого, надо выпытать, что ему известно по делу Сухова. Его обманом завлекают в квартиру Капитонова, дают читать какие-то ничего не значащие бумаги — он оставляет там свои очки. Потом его везут на эту фабрику смерти, он умирает под пытками.

* * *

Несмотря на сугубую секретность информации, вести о гибели Бабаянца и Турецкого, а также о готовившемся покушении на столичного прокурора распространились по горпрокуратуре с мистической быстротой.

Сначала Семена Семеновича вызвали в кадры и прямо оттуда — в следственное управление. Моисеев держался несвойственно бодро и также бодро отвечал на вопросы, но через четверть часа он бы уже не мог сказать, о чем, собственно, шла речь. Не успел он вернуться в свой кабинет, как его зазвали в УСО (уголовно-судебный отдел) — просто поболтать. Он довольно грубо (что также было не характерно для тихого криминалиста) отшил «усошников», а на последовавший за этим вызов в ГСО (гражданско-судебный отдел) просто не пошел.

Между этой беготней по коридорам и этажам его одолевали телефонные звонки и личные визиты, сначала он очень вежливо объяснял, что следствие еще только начинается, потом перестал снимать трубку и заперся на ключ.

Но главная его мука состояла в том, что надо было еще и работать — срочно оформить дело об убийстве Бабаянца. Дела как такового, собственно, еще не было. Были лишь контуры. Разве все эти разрозненные бумаги — нечеткая копия протокола осмотра места происшествия, акт вскрытия трупа и два-три корявых объяснения сотрудников милиции — дело? Моисеев отстучал на машинке постановление о возбуждении следственного дела, составил два запроса: один в МУР, другой в областную прокуратуру, которая проводила неотложные мероприятия по горячим следам,— и решив, что занимается этим делом совершенно не с того конца, набрал номер телефона Чуркина.

— Гарольд Олегович, зайдите ко мне, пожалуйста, и захватите магнитофонную запись... вы знаете, о какой записи я говорю. Беседы следователей Турецкого и Бабянца...

— Отдать вам эту пленку, Семен Семеныч, я не могу, при всем к вам моем уважении,— произнес Чуркин, стоя в дверях кабинета криминалистики,— ну, разве что переписать, и то с разрешения Сергея Сергеича Амелина. Не вам рассказывать, какой это важный вещдок!

Моисеев встал со стула и, держа свою палку наперевес, пошел на Чуркина.

— Я веду дело Бабаянца, и будьте любезны предоставить в мое распоряжение этот важный вещдок!

— А я веду дело на Турецкого,— прошипел Чуркин и предусмотрительно отступил в коридор,— и мне необходимо... мне надо... я должен иметь все данные... то есть доказательства...

Моисеев не стал дожидаться, пока важняк справиться со стилистикой, проворно выхватил из цепких пальцев Чуркина кассету и направился к двухкассетнику. Чуркин старался помешать криминалисту, но тот занял прочную оборону перед записывающим аппаратом. Через несколько минут переписывание было закончено, и Семен Семенович расшаркался перед Чуркиным:

— Спасибо за вашу необычайную любезность, Гарольд Олегович.

Чуркин от злости не мог произнести уже ни одного нормального слова. «Интересно, заметит этот болван, что я подменил кассету»,— подумал Моисеев, поворачивая ключ в двери.

35

На следующий день после убийства генерал-лейтенанта Сухова Биляш приходит в квартиру Капитонова, чтобы передать или продать кому-то эти чертежи, но его встречают не те, кого он ожидал увидеть. Он тоже убит и погребен на территории той же самой усадьбы. Сумку с чертежами забирает убийца Биляша. Как нельзя кстати для убийц, на месте преступления появляется Ника Славина, на нее очень удобно свалить пропажу сумки. Но тот, кому сумка предназначалась, сам начинает преследовать Нику, он не подозревает, что это трюк...

Старший лейтенант Горелик осторожно приоткрыл дверь:

— Вы не спите, Александр Борисович? Тут вам телефонограмма, ну, не совсем официальная, я ее просто на листочке записал.

Турецкий даже не заметил, как вышел из палаты Горелик, потому что на листочке было написано: «Анатолий Петрович Биляш до 1983 года работал начальником особой части лагеря для политических заключенных в городе Караул Архангельской области».

Это не может быть совпадением, потому что таких совпадений в жизни не бывает никогда. Значит, я могу переписать последние две строчки в предыдущей записи: «Валерия Казимировна Зимарина, проживавшая ранее в городе Караул Архангельской области, была знакома с работником госбезопасности Биляшом, работавшим в то же время в том же городе. Ей-то и предназначалась сумка, и она сама начинает преследовать Нику, поскольку не подозревает, что это трюк Красниковского, она верит, что Ника — знакомая Била, которой тот отдал сумку. Она хочет опередить своего возлюбленного и сама воспользоваться выгодой от завладения содержимым сумки».

Я очень взволнован этим открытием, хотя и ожидал услышать нечто подобное. Меня одолевает голод — это на нервной почве, я беру из тумбочки оставленные мамой пирожки с повидлом и проглатываю два, запивая их остывшим чаем.

У меня нет сомнений, что Валерия организовала похищение Кеши. Возможно, у нее было намерений убить Анну, но с Анной справиться не так легко, и сообщник Валерии применяет «окончательный вариант» — налицо так называемый эксцесс исполнителя. Ника, Кеша и Анна — потерпевшие и жертвы, не связанные с Преступлением, но злой волею случая и участников Преступления оказавшиеся втянутыми в их игру.

* * *

Раннее утро, Константин Дмитриевич Меркулов провел с врачами — у него на днях снова забарахлило сердце, и профессор Боткинской больницы заставил пройти кардиологическое обследование. Меркулов бодрился перед женой и друзьями — «надоело работать, можно и дома посидеть». Но с каждым разом все труднее становилось подниматься по лестницам заведений, которые он обегал в безуспешных поисках следов убийцы его матери — Мишки-Кирьяка, в прошлом сотрудника органов безопасности Михаила Кирилловича Дробота.

Часам к одиннадцати в квартиру Меркуловых нагрянула Романова с Ириной и перевернула за несколько минут ставший привычным за последний год ход мыслей Меркулова: ежедневная забота о поисках новых подступов к проблеме Дробота показалась вдруг ненужной, отступила в далекое прошлое, частью которого и был Мишка-Кирьяк. Беда случилась сейчас, случилась с его давним другом, Сашей Турецким, и совсем не знакомым ему маленьким мальчиком Кешей. И для Меркулова это была двойная беда, потому что он совершенно не представлял, как он может им помочь.

— Вот что, Константин. Насколько я разбираюсь в медицине, ты на больничном? Вот и болей себе на здоровье.— Романова свернула из газеты кулечек и протянула Меркулову.— Чего ты пеплом на скатерть соришь? У тебя что — пепельницы нету?

— Мама все пепельницы спрятала, создает неудобства для курения,— пояснила семнадцатилетняя Лидочка, ставя на стол чашки для кофе.

— У меня, Константин, целая армия этим делом занята. Имею в виду не пепел, а городскую прокуратуру и милицию. Надо наконец, едрена вошь, навести порядок в, собственном доме. А тебе я поручаю Иринку, пусть ока с твоей Лидочкой помузицирует, пока мы надумаем, что с Сашкой делать. Остальное — не твоя забота. МУР обложил Зимариных, Амелина, Чуркина и Красниковского. Следим за каждым их шагом. Честно тебе скажу, результатов пока ноль. Артур Красникове кий ведет себя вполне нормально, сидит на Петровке, раскручивает дело вооруженной банды. Валерия засела на даче одна, ходит голиком по гостиной, к даче не подступиться, телефон не можем поставить на прослушивание. Твоя бывшая секретарша...