Спустя полчаса Марлин закрыла окно обозревателя и отключилась от инфо-сети. Теперь странное поведение Нортиса было более чем ясным и логичным. Девушка просмотрела результаты поиска по делу Вертинских: самая последняя попавшаяся ей заметка, начиналась заголовком: «Дело об убийстве семьи Вертинских сдано в архив». Убийц так и не нашли. Население города повозмущалось бездействием полиции и, как это всегда бывает, через несколько дней успокоилось и забыло. Не забыл только один человек – жестоко искалеченный ребенок – единственный, кто остался в живых после трагедии.

– Что же ты задумал, Нортис? – задумчиво пробормотала Марлин. – Что же ты задумал?

Когда Нортис вновь пришел в себя, то с облегчением обнаружил, что опять видит – выбранный им имплантат уже был установлен и действовал. Осторожно поводив головой по сторонам, юноша убедился, что глазной имплантат хорошо захватывает «картинку» и, не задерживая, передает ее по нервным окончаниями в мозг. Детализация была более чем удовлетворительной. Единственным недостатком новых «глаз» Нортиса было то, что имплантат монохромный. Теперь, он видел все в тусклом зеленом цвете, но на это неудобство калеке было наплевать.

Заметив, что парень пришел в себя после наркоза, девушка наклонилась над ним и участливо спросила:

– Как ты?

– Неплохо, – непослушными губами просипел Нортис. – Я снова вижу. Значит Люмбери уже вернулся?

– Ну конечно вернулся, – послышался слащавый голос доктора. – За кого вы меня принимаете, молодой человек? Я честный доктор, всегда выполняющий свои обязательства!

– Ага, – усмехнулась девушка. – А еще здесь остался твой драгоценный робот-хирург.

– Не будем спорить, – отмахнулся Люмбери, не отрываясь от выдвинутой из корпуса робота сенсорной клавиатуры. – Как вы себя чувствуете?

– Неплохо, – повторил Нортис. – Имплантат работает.

– И должен заметить – великолепно работает! Доктор Люмбери всегда делает работу на совесть! Думаю, про функциональность второго имплантата можно не спрашивать – все показатели в норме, устройство откликается на запросы тестера, конфликта и отторжения не обнаружено.

– Второй? – удивленно переспросил Нортис и тут же закашлялся – за долгие часы сна, гортань пересохла и почти не слушалась.

Марлин поспешно поднесла к его рту тубу с водой и, пока он маленькими глотками пил воду, пояснила:

– Тебе уже удалили сердце. Теперь ты работаешь на другом моторе, – Марлин указала на обнаженную грудь юноши.

Опустив голову к груди, Нортис увидел проходящий по его грудной клетке шов. Еще через миг, он с ужасом понял, что края раны не зашиты, а лишь небрежно скреплены несколькими скобками и густо залиты прозрачным медицинским гелем. При каждом вдохе шов расходился. Казалось, края глубокого разреза вот-вот раскроются.

– О, Господи, – судорожно прошептал Нортис и непроизвольно дернулся. – О, Господи.

Медицинский робот пронзительно запищал, на панели тревожно зажглось несколько желтых индикаторов. Уставившись на заполненный медицинскими показателями вирт-экран, Люмбери озабоченно пробормотал:

– Что такое? Ага… Выброс адреналина в кровь, вырос уровень тестостерона…

Проворные пальцы доктора забегали по клавиатуре, по пластиковым трубкам в вены Нортиса устремилась доза успокаивающего лекарства. Когда на панели робота вновь зажглись зеленые огни, доктор повернулся к калеке и удивленно спросил:

– В чем дело молодой человек? Нет причин для волнения – все имплантаты функционируют нормально. Отторжения не наблюдается. У доктора все под контролем.

– Почему шов открыт? – тихо спросил Нортис, стараясь не смотреть на развороченную грудь.

– Рано еще зашивать рану, – пояснил Люмбери. – Дело не закончено – чуть придешь в себя, и приступим к извлечению остальных органов и замене их на имплантаты. У нас впереди много работы, господин Нортис. Очень, очень много работы для старого доброго доктора Люмбери…

– Доктор! – прервал Нортис излияния Люмбери. – Что насчет протеза для правой руки?

– Не надо спешки, молодой человек. Внешние модификации мы произведем в самом конце. Для начала надо убедиться, что все внутренние имплантаты прижились и самое главное – взаимодействуют друг с другом. Протез уже со мной, вот в этом милом контейнере, – доктор указал пальцем на пластиковый контейнер, небрежно поставленный у самой двери.

– Хорошо, – выдохнул Нортис. – Чего мы ждем?

Открытая рана на груди нервировала его и он просто жаждал поскорее закончить все операции. Теперь, когда он знал, что в его груди больше не бьется сердце, ему почему-то стало очень не хватать этого повседневного ритмичного стука… Безимпульсный имплантат работал бесшумно. На том месте, где раньше трепетало сердце, теперь беззвучно крутились две роторные помпы, гоня кровь по его венам.

– Надо отойти от наркоза, – пояснил Люмбери. – Ведь мы не хотим остаться в мире грез навсегда? Если ты не проснешься, боюсь, эта добрая девушка решит, что я недобросовестно отнесся к делу.

– Именно, – кивнула Марлин, откидывая с лица непослушную прядь волос. – Если он не выйдет из наркоза, для бедного доктора все кончится очень плохо.

– Успокойтесь оба, – устало произнес Вертинский. – Что насчет совместимости имплантатов? Насколько я помню, они от разных производителей. Не хотелось бы оказаться вместилищем для поля боя конфликтующих устройств.

Нортис неспроста задал этот вопрос – между производителями имплантатов, модификаторов и ксено-придатков, существовала жесточайшая конкуренция. Корпорации практически открытым текстом заявляли, что произведенные ими имплантаты не будут нормально взаимодействовать с устройствами конкурентов. Для Нортиса это означало большие проблемы – мало приятного, когда твои внутренности начинают междоусобную войну не на жизнь, а на смерть. Исход может быть только один – смерть несчастного, рискнувшего поставить себе начинку от различных производителей. Эта проблема была одной из причин, почему Вертинский настаивал именно на третьей категории искусственных органов – они преимущественно шли на военные нужды, и корпорации не рисковали саботировать такие устройства, боясь проблем с армией.

– Все предусмотрено, молодой человек, – Люмбери важно воздел палец к потолку. – Программные коды изменены, равно как и прошивка электронных чипов. Все работает идеально.

– Кто менял код? – спросил насторожившийся Нортис. Если неизвестный самоучка сбил заводские настройки, то имплантаты пойдут вразнос.

– Это абсолютно неважно, господин Вертинский, – не пожелал ответить доктор. – Проблем не будет, я гарантирую.

– Не пойдет, – качнул головой Нортис, сдвоенные окуляры имплантата уставились в лицо доктору. – Мне нужен открытый не закриптованный программный код, все ключи и пароли доступа к установленным в меня имплантатам. Иначе сделка отменяется.

– Господин Вертинский! Это невозможно, – всплеснул руками Люмбери, уже жалевший, что сболтнул лишнего. – Я не могу открыть вам имя программиста.

– Ты хотел сказать – кракера, – поправила волнующегося доктора, Марлин, внимательно прислушивающаяся к разговору. – Интересные у вас знакомые, доктор.

– Да какая разница! Пусть будет кракер! Не в названии суть! Повторяю, я не сдам имя взломщика! У меня тоже, есть свои принципы ведения дел!

– Не надо имен. Повторю – мне нужен полный программный код, ключи и пароли доступа. Не хочу подохнуть лишь потому, что ваш знакомый кракер ошибся в настройке имплантатов. Напомню – я согласился на чистый обмен моих органов на имплантаты с небольшой денежной компенсацией. Молодые и не отравленные наркотиками органы в обмен на давно отработанные имплантаты. Единственный мой бонус – я получаю еще неизвестно как работающий протез правой руки! Про те жалкие кредиты, что перейдут на мой счет, можно не вспоминать – большая их часть уйдет на подавители иммунитета и стабилизаторы.

– Хорошо, – сдался доктор, раздраженно сверкнув глазами. – Все будет. Я не храню подобные вещи на браскоме или личном терминале – все лежит в архиве, на одном платном файловом хранилище в сети. Дам пароли доступа для скачивания архива. Пойдет? Но учтите, господин Вертинский – это моя последняя уступка!