В душе Кулла бушевала ярость. Валузийский король не мог простить себе, что кхешийцы провели его, как мальчишку. Он пил вино кубок за кубком, но не пьянел, а злость и досада не отступали. Остовы кораблей, все ясней и отчетливей становившиеся в свете дня, лишь еще больше гневили варвара.

«Сорок три», — опять пересчитал он.

Вскоре после полудня от кхешийского лагеря отъехали пять всадников. Они неслись по дороге что было сил, и пыль серым шлейфом тянулась за их лошадьми. Не доезжая до валузийских постов на полет стрелы, всадники развернулись, и один из них бросил какой-то тюк.

— Передайте это вашему королю, валузийские свиньи! — громко крикнул он, коверкая слова чужой речи.

Всадники Энкеши подобрали тюк, вернулись в лагерь и передали его Келкору. Это оказался старый мех, едва ли на что-то пригодный. Командир Алых Стражей открыл его и с горечью посмотрел на Кулла.

Король подошел и тоже заглянул внутрь: на него смотрела отрубленная голова. Лицо мертвеца было обезображено пытками, его покрывал слой спекшейся крови и грязи, гримаса боли исказила черты, но все сразу признали Усирзеса.

— Жаль, — вздохнул Рамдан, — И жреца жаль, и то, что ничего у него не вышло.

— А мы потеряли целый день, — буркнул Кулл. — Проклятье!

Он прищурился и посмотрел на небо: полуденное солнце висело над самой его головой. Черным крестом дрожал в поднебесье гриф.

Бросив кубок, Кулл бесцельно побрел по лагерю между шатрами. Телохранители старались не попадаться ему на глаза.

Ночью, вернувшись после глупой стычки, он увидел горящие корабли, число которых безжалостно множило черное зеркало реки… А теперь вот еще и Усирзес…

Кулл вдруг подумал, что безнадежно увяз в этой войне, как в болоте, и скривился, будто у него заболели сразу все зубы.

Посредине лагеря атлант остановился и начал рисовать на земле кончиком клинка. Двумя линиями он обозначил Таис, а неровным кружком сбоку — Туит.

«Крепость-то так себе. Одно название. Стены низкие. Ворота с одного удара можно вышибить. Мне бы хватило трех сотен ударов сердца, чтобы подняться на стены и вырезать гарнизон. Так…» — сказал себе он и начертил рядом с кружком пологую дугу — лагерь кхешийской армии.

«Сойдись мы в поле, я бы их разбил. Наемников много. Эти воюют за деньги и знают: мертвым ничего не нужно. Под натиском побегут… Но тут этот город. Крепостная стена хоть и плохонькая, а фланг закрывает и мне не дает развернуться. А Сенахт — не дурак. Встанет у стены, поставит наверх лучников, и не взять мне его… Город и армия. Проклятие!»

Кулл стер рисунок ногой.

Воздух дрожал от зноя. Туит походил на призрачный город. В добела раскаленном небе кружил гриф. Варвар проследил за ним взглядом, и губы короля изогнула усмешка. Он обернулся. У шатра сидел седобородый грондарец и медленно что-то жевал.

— Видишь птицу, воин? — спросил Кулл.

— Вижу, мой король.

— Можешь подстрелить?

Старый лучник прищурился:

— Высоко летает… Достану.

Он поднялся и, пригнувшись, нырнул в шатер. Вернулся с луком. Отошел шагов на десять, прикрыл рукой глаза от солнца. Лук он не поднимал, а просто стоял и смотрел.

Так прошло пять десятков ударов сердца.

И вдруг старик быстрым движением поднял лук и почти не целясь, как, по крайней мере, показалось Куллу, пустил стрелу.

Птица в поднебесье громко закричала и опрокинулась на одно крыло. Она уже не парила, а падала…

— Эх… — пробормотал лучник. — Мой король, я ему только крыло подранил. Высоко все же…

— Ну и демон с ним… — пробормотал Кулл.

Он стоял у шатра и из-под руки следил за грифом. В серых глазах короля плясали веселые искры: он наконец-то сообразил, как переиграть правителя Кхешии и Черное Логово.

*

Темнело.

Халег стоял у бойницы на смотровой площадке башни и в раздражении теребил кинжал. В меркнущей дали на той стороне поля зажигались костры.

Весь день валузийцы поднимали груз с затонувших кораблей и не выходили за изгородь. Вокруг лагеря шныряли конные разъезды. То и дело возникали мелкие стычки между всадниками обеих армий, но противник лишь отгонял кхешийцев, никого даже не пытаясь преследовать.

Все это настораживало тулийца, ибо он понимал: Кулл что-то замышляет.

— Измал, ты не знаешь, что там происходит?

— Нет, Халег, — ответил тысячник.

Тулиец замысловато выругался и метнул через плечо кинжал.

Поймав дрожащий свет лампы, клинок тускло вспыхнул, перелетел площадку и воткнулся в деревянный поручень у другой стены.

Кто-то поднимался по лестнице. Шаги звучали все громче и замерли у последней ступеньки.

Халег обернулся.

— Ну, тебе чего? — спросил он гонца.

Воин поклонился:

— Господин Сенахт, повелитель Кхешийской земли, просит тебя прийти во дворец наместника…

— Ладно, буду. Измал, я пойду послушаю. Может, что путное услышу.

— Хорошо.

Халег сдернул с кресла плащ, подобрал кинжал и стал спускаться по лестнице.

— Измал! — крикнул он, одолев пролет. — Пошли со мной!

Они пронеслись галопом по кривым улочкам города, распугивая запоздалых прохожих, спешились у дворцового портала. Бросив поводья стражнику, Халег взбежал по ступеням. Слуга провел их в зал на втором этаже.

— Мы не ждали тебя так скоро, Халег, — удивился Тха-Таураг.

Раб разливал из серебряного сосуда горячее питье. Владыка сидел в кресле. Его руки, точно руки статуи, неподвижно лежали на подлокотниках. Лицо казалось застывшим и неживым.

— Владыка Сенахт, — поклонился Халег. — Мне передали твой приказ, и я здесь.

— Да, Халег, — кивнул тот. — Мы очень обеспокоены…

Тулиец ждал продолжения, но повелитель молчал.

— Признаться, я тоже не понимаю, что происходит, — заговорил тогда Халег. — Не знаю, что и думать. Кулл никогда не выжидает. Когда он приходит к городу или видит перед собой противника…

Тха-Таураг сделал ему знак, и тулиец не стал продолжать.

— Ты еще не знаешь всего, — сказал маг. — Мы следим за варваром…

— Это я знаю… — пробормотал Халег.

— Жрецы Сатха постоянно следят за ним глазами животных и птиц, — невозмутимо продолжил Тха-Таураг. — Нам известен каждый шаг валузийского короля. И. даже то, что он ел на завтрак…

— А Кулл знает об этом? — поинтересовался тулиец.

— Да, — кивнул Тха-Таураг, — В Тшепи, в храме Сатха он открыл эту тайну.

Маг замолчал и стал пить пряный горячий напиток маленькими глотками. Халег, сцепив руки за спиной, прошелся по залу. Его раздражала манера кхешийцев вести разговор, а эти паузы просто сводили с ума.

— И что же? — не выдержал он.

Маг осторожно поставил пузатую чашу на резной столик:

— Сегодня Кулл сделал все возможное, чтобы избавиться от слежки. Его лучники подбили четырех грифов и распугали остальных… Похоже, он приказал воинам перебить всю живность, что крутится у лагеря. Несколько шакалов, которые были нашими глазами, заколоты и изрублены на куски… На закате мы попытались еще раз и обнаружили, что валузийская армия собирается оставить лагерь.

— Это невозможно, — возразил тулиец. — Там горят костры. Я сам видел с башни…

— Ты видел только костры, — спокойно заметил Тха-Таураг. — Мы тоже их видели. И еще походные шатры. Сотни шатров. И ни одного валу-зийского воина. Там нет не души. Лагерь брошен.

— А корабли? — спросил Халег. — Их флот?

— Корабли отошли к другому берегу.

Такого поворота Халег не ожидал. Он переводил растерянный взгляд с Тха-Таурага на Сенахта, но оба молчали.

— Кулл переправил армию на другой берег Та-иса? — спросил тулиец, отказываясь в это верить.

— Когда мы узнали, что корабли ушли, я послал за реку ночную птицу, — сказал маг, — Глазами совы я видел валузийские корабли. Они стояли без единого огня. Воины высаживались на берег. И еще я видел Кулла.

В зале стало тихо.

— Не понимаю, — заговорил Халег наконец. — Что он делает? В этом нет никакого смысла…

— Тогда я объясню тебе, что делает Кулл, — зло усмехнулся Тха-Таураг. — Он собирается сжечь наши корабли, которые перегораживают Таис, и идти на столицу минуя нас.