Сначала жрецы подумали, что оба мертвы, и лишь потом нащупали слабый пульс и тут же принялись приводить обоих в сознание. Это заняло немало времени.

— Мы рады, что ты вернулся к нам из страны мертвых, о великий, — вежливо закончил жрец свой рассказ.

— Спасибо за заботу, — поблагодарил Сатхамус. — Помогите мне подняться.

Жрецы поставили его на ноги и, видя, что их помощь больше ему не нужна, отошли к своему товарищу, хлопотавшему над магом.

Почувствовав, что силы полностью вернулись к нему, Сатхамус напрягся, мучительно пытаясь вспомнить, что же случилось перед тем, как он потерял сознание.

Память медленно возвращалась, картина становилась все яснее: сначала совместная с Амензесом удачная попытка установить связь, потом появление странного жреца Сатха, отозвавшегося на их зов, и наконец болезненный разрыв контакта. Так ли это было?

Вот только с этим необычным жрецом что-то неладно. Последняя фраза… Он сказал: «Мой король»…

И тут его осенило: слова прозвучали по-валузийски! Перед мысленным взором жреца опять всплыло лицо человека, которого назвали королем. У него были серые глаза, высокий лоб и длинные черные волосы… Волосы!

Жрецы Сатха брили головы! Это самозванец.

Сатхамус вспомнил описание короля Валузии Кулла: волевое лицо с серыми глазами, длинные черные волосы… Верховный жрец даже вспотел — этого не могло быть!

Но как Кулл туда попал? Ночной штурм отпадает, о нем жрецы сообщили бы сразу. Перемирие тоже следует исключить: Кулл не дурак, он знает, что, стоит ему войти в город, даже для переговоров, кхешийцы забудут все клятвы, схватят и казнят его.

Предательство? Жрецы Сатха знают, чего ждать от Кулла. Нет, предательство тоже отпадает. Тогда как он попал в храм? Сатхамус был уверен: они видели именно храм Сатха в Тшепи, а не другое место, только там были такие тексты заклинаний на стенах.

Верховный жрец допускал, что одежда могла обмануть стражников, но жрецы сразу бы раскрыли обман. Тогда почему он находился в потайной комнате и к нему, не таясь, обращались по-валузийски?

Его размышления прервал пришедший в себя Амензес:

— О великий, извини, что прерываю твои размышления, но хочу вернуться к нашему путешествия. Тебе не показался странным тот жрец?

Сатхамус посмотрел на него. Амензес уже полностью оправился и жаждал поделиться впечатлениями. У стены застыли в ожидании жрецы.

— Я рад, что твое здоровье вне опасности, — сказал Сатхамус. — Подожди, я только отдам необходимые распоряжения, и мы с тобой все обсудим. Дети Сатха, продолжайте вызывать Тшепи, — обратился он к жрецам. — Хотя, по-моему, это бесполезно, — тихо, чтобы слышал один только Амензес, добавил он.

Верховный жрец и маг вышли из комнаты в коридор, чтобы поговорить без свидетелей.

— Знаешь, кого мы видели в Тшепи? — спросил Сатхамус, когда они остались одни.

— Нет. Но это не настоящий жрец Сатха. Я думаю, это вор, пробравшийся в храм, чтобы что-то украсть.

— Это король Валузии.

Маг застыл, как изваяние.

— Невероятно! — наконец произнес он. — Но я вынужден признать: ты прав, о великий. Он полностью подходит по описанию, и к нему обращаются «король». То-то сначала он показался мне похожим на Халега, когда тот вышел из подземного хода с Тха-Таурагом. Не личное сходство, а осанка, твердый взгляд и особенно серые глаза. Я преклоняюсь перед твоей наблюдательностью и способностью видеть очевидное там, где другие не видят ничего. — Маг помолчал. — Но как Кулл попал туда? Наверное, ты уже знаешь?

Что-то в словах Амензеса насторожило Сатха-муса. Он почувствовал, что разгадка где-то рядом, маг, сам того не желая, как-то ответил на мучивший жреца вопрос.

— Нет, — честно ответил Сатхамус, пытаясь ухватить ускользавший ответ. — Повтори, что ты сказал о Кулле?

— Он похож на Халега. Для меня все северные варвары похожи друг на друга.

— А ты не можешь поточнее вспомнить свои слова?

— Мне показалось, что он похож на Халега. Я видел тулийца, когда он вместе с Сенахтом и Тха-Таураг ом вышел из подземного хода. Мне бросилось в глаза не личное сходство…

— Ну конечно! — воскликнул Сатхамус, перебив мага, — Подземный ход. Ответ на вопрос, как варвар попал туда, очень прост — по подземному ходу.

— Я не слышал о таком в Тшепи.

— И я тоже, Амензес, но это не значит, что хода нет. Вспомни о подземном ходе, ведущие из нашего храма в храм богини Нут. О нем мы знаем только потому, что раз в сто лет туда спускается Тха-Таураг, иначе мы давно забыли бы о нем. Я уверен, что такой огромный и древний храм Сатха, как в Тшепи, обязательно имеет подземный ход.

— Да, это все объясняет. Значит, храм в руках врага. Если они захватили цитадель, Тшепи обречен, как ты и предсказывал.

— Похоже, так оно и есть. Кулл решился переправиться ночью через Таис и по подземному ходу ворвался в храм. Но как он узнал о проходе? Без предательства тут не обошлось.

— Я тоже так думаю. Что будем делать?

— Тебе лучше остаться здесь, Амензес. Постарайся узнать что-нибудь еще. А я пойду предупредить Логово.

— Да пребудет с тобой Великий Змей.

Маг направился в потайную комнату. У самого выхода спутник вдруг окликнул его:

— Да, кстати… Я хотел принести твои извинения, за то что пытался подчинить твой разум.

Амензес коротко кивнул.

— Не будем об этом.

Глава одиннадцатая

На пристани Ханнура сегодня собрался весь город. Зеваки запрудили рыночную площадь и портовые улочки, дабы поглазеть на отплытие жрецов и правителя Кхешии, которое было назначено на полдень. Солнце почти уже достигло зенита, когда со стороны храма Сатха раздался приветственный гул, предвещавший начало шествия. Толпа оживилась.

По главной улице потянулись инкрустированные золотом паланкины жрецов, отплывающих с армией. Во главе процессии в окружении телохранителей ехал владыка Сенахт. Он отказался от носилок и сейчас лишний раз убедился, что был прав. Ему было приятно смотреть на восторженные лица, слышать радостные вопли подданных и думать о том, что его Кхешия, богатая и сильная страна, одолеет любого врага.

В это время в потайной комнате храма Сатха на циновке, скрестив ноги и привалившись спиной к стене, сидел Амензес и мелкими глотками пил горячий отвар со жгучими и ароматическими приправами.

То и дело юноша бросал хмурый взгляд поверх чаши на магический кристалл, лежавший на подставке из сандалового дерева, на маленький алтарь перед ним, забрызганный кровью двух куриц, принесенных в жертву всевидящей Нут и справедливому Инпу.

Несколько долгих дней и бессонных ночей провел молодой маг, пытаясь связаться с храмом Сатха в Тшепи, но все оказалось напрасно, и сейчас он чувствовал себя разбитым и опустошенным. Голова тупо болела и кружилась, ноги, казалось, онемели, руки заметно дрожали.

Допив отвар, Амензес поставил чашу на пол, выпрямился и, положив разведенные руки на колени, принял позу, в которой ему всегда было проще всего сосредоточиться.

Вскоре его дыхание замедлилось, а потом и вовсе остановилось, лицо застыло, став похожим на восковую маску, опущенные веки оставались неподвижными — сейчас маг менее всего напоминал живого человека, сторонний наблюдатель принял бы его за статую.

Амензес же видел себя сидящим на высоком холме. Порывистый ветер то налетал со спины, то бил в лицо, то толкал в бок. В воздухе кружились сверкающие искорки, вспыхивая, как мелкая рыбья чешуя в лучах солнца. С вершины холма открывалась бесконечная даль, а с неба текло ровное и густое, точно мед, сияние. Время здесь, казалось, вовсе остановило свой бег.

Между тем в потайной комнате прошло не больше тысячи ударов сердца, когда веки жреца дрогнули и открылись. Лихорадочный блеск в глазах пропал, головная боль исчезла, вязкий туман, мешавший сосредоточиться, рассеялся. Мысли стали ясными и простыми, будто палочки для счета.

Маг легко поднялся на ноги и выглянул в окно.