— Зачем ты с ним так?
— Аленка, — взгляд у Киры был как у затравленного животного, — я должна сейчас побыть одна. Пойду в ванную, приму душ и лягу. К телефону меня не подзывай. Меня нет, кто бы это ни был и что бы ни случилось. Хорошо?
Аленка молча кивнула.
11
Пользуясь отсутствием Жени, которая повезла киношников в Питер, субботнюю встречу назначили у Андрея.
Митя на этот раз явился вовремя, но выглядел как побитый. Однако Нелли не было, а на Андрея бледный вид соавтора сильного впечатления не произвел. Правда, бросив на Митю беглый взгляд, он поинтересовался:
— Что такой хмурый? Живот не болит? — но тут же перешел к делу: — Слушай, я тут столкнулся с интересным фактом. Помнишь, в 91-м ожидался кризис с топливом — почти стопроцентно, неминуемо? А его не было, помнишь?
— Ну?
— Вот тебе и ну! Проценко тогда ездил напрямую договариваться с поставщиками.
— Ну и что?
— Сдается мне, что он кое-кого тогда сильно подмазал.
— Взятку, что ли, дал? Тоже мне новости!
— Какой суммой и из каких средств, вот в чем вопрос! Не из своего же кармана!
— Допустим, из государственного.
— Да нет, у государства их тогда не было, иначе бы до кризиса дело не дошло.
— Здрасьте! Напечатали бумажки, и сразу средства появились!
— В том-то и дело, что тогда еще не печатали. Инфляция чуть позже началась. А у Проценко деньги были!
— Ты думаешь, связи с мафией? — насмешливо поинтересовался Митя.
— Или деньги партии, — подхватил Андрей. — Шутки шутками, но мне все это очень не нравится. Чем дальше в лес, тем больше дров. Ты со своим учителем физики еще не встречался?
— Нет.
— Что так?
— Не совпали! Зато встречался с парочкой других его однокурсников, которые есть в списке, но в близких друзьях не ходили.
— Ну и?..
— Поют осанну. Лучше Проценко человека нет. Просто дедушка Ленин из детских книжек.
— Может, так и оставим?
— Да нет, побеседую еще разок с этим Куприяни.
— Когда?
— Встреча назначена на понедельник. Если ничего не случится…
— А что может случиться?
Митя помрачнел, потом поднял на Андрея вдруг сразу ставший озабоченным взгляд:
— Слушай, один вопрос можно?
— Какой?
— Ты в курсе проблем своей свояченицы?
— Киры, что ли? А что?
— По-моему, с ней что-то происходит…
— С чего ты взял?
— Я в пятницу был у нее дома — она пришла откуда-то сама не своя!
— А… Ты об этом… Женя мне говорила.
— Что-то серьезное?
— Да нет, длинный хвост старой истории. По-моему, в это дело лучше не лезть. Кира с этим сама справится, просто ей нужно время.
— Ты не мог бы мне объяснить, что это за дело? Строго между нами…
— А что это ты так интересуешься Кирой? Понравилась?
— Допустим!
— Не советую. Безнадега…
— Это мои проблемы. Так скажешь или нет?
— Из Англии приехала одна дамочка, бывшая любовница бывшего Кириного жениха. Ну и наговорила ей всякого. Бабские штучки. Пройдет!
— И больше ничего?
— Ничего.
Митя прошелся по комнате и остановился у окна.
— А красивые у вас занавески, — неожиданно сказал он.
12
Воскресный вечер у Андрея оказался свободен — редкий случай в его напряженной жизни. Он приятно расслабился и совсем было уже собрался завалиться с книжкой на диван, как вдруг вспомнил, что Женя давно просила его вымыть окна. Настроение сразу упало. С одной стороны, возиться с ведром и тряпками не хотелось, с другой — Андрея все-таки мучила совесть. Он в последнее время совсем забросил семью, и у Женьки есть масса поводов для претензий. Можно, конечно, сказать, что он занят по горло, что ему не до окон… Хотя это совсем уж бессовестно. Андрей вдруг вспомнил печальные Женины глаза. Раньше она много смеялась, а теперь все больше смотрит как-то обиженно, с укоризной, и молчит, молчит…
Тяжело вздохнув, Андрей переоделся в старые джинсы и майку — ту самую, с надписью «I am coach», в которой его в первый раз увидела Женя, — эта майка до сих пор не была разжалована в тряпки только по сентиментальным соображениям. В ванной обнаружил мешок с тряпками и в глубокой задумчивости стал их перебирать, убеждая себя, что выбирает наиболее подходящую, а на самом деле оттягивая неприятное занятие. В этот момент зазвонил телефон. Встрепенувшись, Андрей с надеждой подскочил к аппарату.
— Слушай, старичок, — раздался в трубке бодрый Кешкин голос, — ты чем занят?
— Хозяйством, а что?
— Ты? Хозяйством?
— Я муж или не муж? А что такое?
— Да сегодня в Политехе какая-то «ретротусовка». Организует «Литературная газета». Читка стихов всякими знаменитостями, ностальгия по шестидесятым. Вознесенский, Евтух и еще куча.
— Ну и что?
— Как что? Разве ты не идешь?
— Ты же знаешь, старик, я не слишком интересуюсь литературой. Это твоя епархия!
— Жаль. Я думал, ты все равно там будешь, так что… Слушай, а может, выручишь меня?
— А что случилось?
— Да понимаешь, Тинатин прилетает из Тбилиси, и только на один день. У нее какой-то важный концерт в Малом зале консерватории. Я же не могу не пойти…
Тинатин Гвишиани была грузинской скрипачкой, молодой и талантливой. Но не в этом суть. Дело было в ее внешности боттичеллиевской Венеры — тот же овал, те же черты лица, а главное, такие же волосы, бронзово-рыжие, по Вертинскому — «темно-змеиные». Увидев эти волосы, Кеша пропал раз и навсегда. Любовь его была романтична, велика и без взаимности. Тинатин мягко, но весьма недвусмысленно дала ему понять, что в ее планы входит только музыка, вся ее жизнь должна быть подчинена искусству. Кеша страдал, но, поскольку на горизонте не было никакого видимого соперника, не терял надежды.
— Я же не могу не пойти…
