Снова и более отчетливо я услышал крики. Что происходило в помещениях, смежных с комнатой, в которой мы находились? Откуда доносились крики? Этого нельзя было определить. Они могли доноситься откуда угодно, поскольку коридор был узким и стены, кажется, представляли собой деревянные перегородки, построенные недавно и кое-как в силу чрезвычайных обстоятельств. Однако в голове у меня все путалось. Состояние было предобморочным. В любой момент я мог упасть, что, пожалуй, освободило бы меня от продолжения этой пытки. Воздуха не хватало. Зажмурив глаза, я старался контролировать дыхание, чтобы удержаться на ногах и одновременно избавиться от гнетущей монотонности ожидания. Но вдруг зазвенел звонок, мужчина закрыл книгу и сразу поднялся, как будто пробудившись от сна. Бросив взгляд на нас троих, стоявших вдоль стены, он заложил закладку между страницами и спросил, кто первый. Ему никто не ответил. Тогда он обвел нас глазами и, указывая своим коротким и толстым пальцем на меня, процедил:
— Иди, ты, креол!
Пришлось сделать несколько шагов к открывшейся двери. Комната за ней была прямоугольной и более просторной. В центре находился стол, за которым сидел маленький человек в очках, с короткими руками, в темном пиджаке. Перед ним лежал целый ворох бумаг. Казалось, что он с головой погрузился в их изучение. Я приблизился к столу и остался стоять перед маленьким, но важным господином. Испуг не позволял мне сосредоточиться, и взгляд то и дело перескакивал с одного предмета на другой. Помню, что на стенах висели желтые занавески, и у меня возникло ощущение, что за ними нет ничего, кроме двери, в которую я вошел.
Наконец господин, похожий на властелина приоткрывшегося мне параллельного мира, снизошел с высоты своего положения настолько, чтобы увидеть стоявшего перед ним, и спросил:
— Как тебя зовут?
Я сразу постарался дополнить ответ сведениями, которые он, скорее всего, сверял с моими документами, загадочным образом очутившимися на его столе. Кто их принес туда? Я вспомнил, что в момент задержания документы находились у меня в пластиковом пакете. Но я был тогда настолько сбит с толку и дезориентирован, и даже не заметил, когда он исчез. Начальник поднял голову. За толстыми стеклами его очков просматривались холодные, равнодушные, близорукие глаза. Но все же в них проскальзывало сомнение. Заключенный никогда не рассказывает правду, как бы говорили они.
Поправив очки, маленький господин перешел в атаку:
— Расскажи мне свою историю, Эмануэл, но только подробно!
Не теряя времени, я коротко пересказал ему всю свою жизнь, с самого начала и до того момента, как меня задержали. Он поднял правую руку и снова поправил очки. Я впервые обратил внимание на движения его рук, маленьких, аккуратных, с ухоженными блестящими ногтями на пухлых пальцах, фаланги которых были покрыты густыми волосами. Когда я закончил, человек удобно облокотился на спинку стула и заявил:
— Я хочу услышать другую историю, Эмануэл. Я хочу знать, как называется твоя политическая организация, к какой ячейке ты принадлежишь, имена твоих товарищей, какое задание ты выполнял здесь, в Ресифи, или в любой другой части страны. И не заставляй меня тратить время понапрасну. Мне надо выслушать еще много народа.
Хорошо помню, что все это он произнес совсем не так, как я сейчас. В его голосе присутствовала какая-то непонятная интонация. Усиливаясь, она придавала речи оттенок нарочитой агрессивности или высокомерия, которое он как никто другой умел подчеркивать. Хуже всего, что после его слов я не нашел ничего лучшего, как пролепетать подобострастным тоном:
— Сеньор, я уже рассказал вам все. Это чистая правда. Мне больше не в чем вам признаться, потому что это так, потому что мне, к сожалению, больше ничего не известно. Я не принадлежу ни к какой политической организации!
Мужчина заерзал на стуле и раздраженно, как бы разговаривая с самим собой, возразил:
— Твоя версия никуда не годится.
Через несколько секунд он отложил документы и перешел на крик:
— Мне нужны имена, конкретная информация, слышишь, имена!
И тут же его ручонка, ловкая и проворная, оказалась под столом и нажала кнопку звонка. Он кого-то вызывал. Действительно, из желтых занавесок, как фокусник в цирке, вышел мускулистый человек в солнцезащитных очках, в рубашке с завернутыми рукавами, принесший с собой кожаную сумку. Он поставил ее на пол около меня и в ожидании распоряжений остался молча и неподвижно стоять. Шеф наклонил стул назад, чтобы лучше прочесть документ, который вытащил из бокового ящика стола, затем повернулся в нашу сторону и обратился к пришедшему человеку:
— Этот креол нуждается в особом обслуживании, чтобы понять, — мы здесь не шутим.
Слегка повернув стул, он спокойно погрузился в чтение, как будто вокруг него ничего не происходило.
Только тогда я сообразил, что человек, вошедший с черной кожаной сумкой, был тот самый тип, который встретил нас с таким нетерпением утром, а потом, как товар, сверял со своим списком. Звучным, хорошо поставленным голосом он, в свою очередь, обратился ко мне, пытаясь склонить к признанию:
— Давай, признавайся во всем! Это самое лучшее, что ты можешь сделать.
Я посмотрел на шефа, продолжавшего читать, затем — на его подчиненного и почувствовал еще большее отчаяние. Признаваться в чем? Вновь повторил, что сказал правду. Всю правду. Мужчина сделал шаг к сумке и, наклонившись к ней, что-то стал вынимать. Я не разглядел, что именно, так как в этот самый момент смотрел на его шефа, читавшего ту же бумагу и утвердительно качавшего головой. Я даже успел обрадоваться, подумав, что шеф встал на мою сторону. Ведь, в конце концов, я действительно сказал только правду. Какая наивность!
Мужчина в темных очках, находившийся сбоку, странно уставился на меня и будто увеличился в размере. Это был уже другой человек. Правую руку он держал за спиной. Я вновь услышал его уверенный и уже утративший нотки сочувствия голос:
— Вытягивай руки перед собой!
Казалось, он говорит это не мне или все это только шутка. Конечно же, он вышел из-за штор, как из-за кулис, чтобы сказать мне что-то смешное. Однако его слова, возвращая меня к реальности, звучали все менее деликатно:
— Вытяни руки! Ты что, оглох? Давай, креол, обе — на уровне живота!
Вечно так! Всегда одно и то же: «всезнающий негр», «дерзкий негр», «вытяни руки», «хочу их видеть». Что мне было делать? Обладатель полированных ногтей, время от времени медленно вертящийся на стуле, утвердительно качающий головой, как бы говорящий «да», и его подчиненный, огромный, но с вкрадчивым голосом, просящий меня вытянуть руки, продолжали казаться персонажами из сновидения. Но в какой-то момент все же я понял, что слова, звучащие в тишине, действительно адресованы мне. Я моргнул один, два, три раза, и ничего вокруг меня не изменилось: опущенные шторы, тишина и голос, настаивающий на том, чтобы я вытянул обе руки на уровне живота. Человек в очках стоял в той же позе — с правой рукой, спрятанной за спиной. Что там было? Какая разница! Я решил подчиниться.
Человек в очках отдал новый приказ:
— Теперь смотри мне в глаза! Да, вот так, постарайся! Давай, крепко уцепись за мой взгляд!
Чем дольше я смотрел в его глаза, тем меньше я видел, потому что темные стекла не позволяли разглядеть зрачки этого странного человека. В нем было что-то наивное, инфантильное, и это создавало впечатление, будто происходящее — всего лишь детская игра, вроде пряток, в которые мы играли в Писи. Неожиданно в голове промелькнул образ Блондина, который однажды на шоссе повел себя похожим образом, показав мне свою ладонь, как будто это была карта. Однако Блондин сюда не вписывался. Здесь все было по-другому. И кроме того, люди, находившиеся рядом, хотели знать обо мне другие вещи. Все это мой мозг успел отметить за те секунды, которые понадобились, чтобы поднять руки ладонями вверх, как требовал человек в темных очках. У меня даже нашлось время подумать: может быть, он был прорицателем, одним из тех, кто обладает способностями предсказать судьбу по линиям руки.
