Литмир - Электронная Библиотека

— Все мы здесь коммунисты, — сказала Нюся и встала рядом с ним.

Вслед за нею шагнули и Гурам, и юный Левон.

— Хорошо… их нужно опередить. Пусть они сначала нарвутся на нас. Примем бой.

— Патронов маловато, — сказал Гурам.

— Десятка по четыре на нос наберется, — возразил Ашот, — еще гранаты.

— Вот что, Нюся, теперь пойдешь одна, — сказал я. — Предупредишь Гаевого — и вниз. Без подмоги ему не продержаться.

— Никуда я вас не брошу…

— Это приказ, Нюся. Санинструктор Чечеткина! Повторить боевое задание!

— Ну, до наших добраться…

— Без “ну”, ты же военный человек…

— Я и стреляю не хуже вас, пусть Левка скажет…

— Ради нас ты пойдешь. Одна.

Нюся посмотрела на Левона. Сказала с какой-то ворчливой нежностью:

— Ты без меня тут не суйся куда не надо. А я скоренько…

Мы сидели над картой тесным кружком, плечо к плечу.

— Здесь оставаться нельзя, сразу накроют, — сказал я.

— А если вот на эту горку взобраться? — предложил Гурам. — Очень даже удобно. Они обязательно мимо пойдут. А мы их сверху, как Ашот тогда.

— Одиночными будешь стрелять, — деловито сказал Ашот.

Серый зимний рассвет застал нас на вершине горы, нависшей над узким проходом, который немцам не миновать на пути к нашей заставе. Гурам выкладывал рядочком под правую руку гранаты. Левон и Ашот прилаживали между камнями автоматы. Молодцы. Решили стрелять с упора. Наверняка. Я прикидывал: нашей горсточке нужно продержаться часа два, не меньше…

— Черт, ногу сбил, теперь когда заживет, ~ проворчал Гурам.

— Внимание, — негромко сказал я, взглянув на часы, и добавил, помня о немецкой пунктуальности, — кажется, сейчас начнут.

И в тот же миг горы наполнились грохотом. Разрывы вздымались там, где была застава Гаевого.

Нюся должна была уже пройти слой облаков и спускаться по течению горной речушки к базе полка. Если дошла до заставы, если не провалилась по пути в предательски запрятавшуюся под слоем снега трещину…

Пушки замолкли так же внезапно. Видимо, немцы решили, что трех десятков фугасок достаточно, чтобы разнести в пух и прах заставу, известную им до последнего поворота траншеи. В наступившей тишине далеко раздались гортанные слова команд. И вскоре несколько фигур в маскхалатах выросло будто из снега. Спокойно, во весь рост, двинулись они по узкому проходу, не замечая нас.

Напряженно застыл с зажатой в руке гранатой Гурам. Приготовились мои считанные автоматчики.

— Рано… еще рано, — повторял я. — А теперь — огонь!

Немцы не сразу сообразили, откуда настигают их пули. Залегли, постарались слиться со снегом.

— Ура, наша взяла! — не выдержал, закричал Левон.

Он лишь немного, совсем немного приподнялся над только что сложенным бруствером и тут же стал медленно оседать, схватившись рукой за грудь. У него еще хватило сил вытащить сестрин платочек. Он с недоумением смотрел, как темнеет ткань, набухает кровью, его кровью.

— Не говорите им, — с трудом шептал Левон, — Ануш… Нюся…

Наверное, в этот предсмертный миг образы двух таких разных, непохожих девушек — сестры и любимой — слились в его душе воедино, в образ великой женской любви, преданности, верности.

Немцы тем временем очухались от- неожиданности, стали медленно подбираться к подошве горни, на которой мы закрепились.

— Слушай мою команду, — закричал я, — батальон, к бою! Огонь!

Снова застучали выстрелы. И вдруг смолкли. Ашот отложил автомат, вытер пот со лба.

— Все, у меня патроны кончились. Да и камешек здесь не раскачаешь, не хватит на них на всех камешка.

Немцы не стреляли. Я понимал, что там у них сейчас происходит. Какая-то группа, вбивая в щели крючья, медленно поднимается вверх, все ближе и ближе к нам, надеясь взять нас легко и просто. Они не вызывали огонь орудий. Можно было израсходовать сотню снарядов, прежде чем хоть один угодит точно в наш пятачок. А может быть, просто боялись своих же снарядов. Так легко вызвать обвал, который их в первую очередь погребет под грудой камней и снега.

В это мгновение у меня созрело решение. Шансов на то, что все выйдет именно так, как я мечтал, было мало. Как говорится, пан или пропал…

— Скалу, скалу подорвать надо. Завалить проход…

А немцы подбирались все выше. Я явственно слышал стук их альпенштоков о скалы. Но они пока были недосягаемы для нас.

— Эх, кто нам хачкар поставит, — вздохнул Ашот, глядя, как Гурам деловито загоняет одну за другой гранаты — весь наш запас — в узкую щель между острым выступом скалы и Монолитом горы.

— Горы будут нам хачкаром, — сказал я, обнимая Ашота.

Гурам попробовал, прочно ли сели в щель гранаты. Потом продернул сквозь кольца остатки веревки, отполз к нам. И веревка тянулась за ним, как бикфордов шнур. Но прежде чем дернуть за этот шнур, прежде чем раздастся взрыв, который и нас, возможно, ударной волной сметет с пятачка, Гурам вынул из застывших ладоней Левона пропитанный кровью платочек. Он привязал платочек к дулу ставшего бесполезным автомата, всадил с силой приклад между камнями, и над вершиной затрепетал алый флаг.

Мы бросились в снег, и Гурам рванул на себя конец веревки.

…Торопливо, расцарапывая руки в кровь, Нюся карабкалась вверх по крутому склону. Лишь изредка оглядывалась она на автоматчиков, обещала:

— Скоро, теперь уже скоро… рядом совсем.

И бойцы уже слышали редкую перестрелку и наступившую вдруг тишину. И услышали они потрясший воздух одновременный взрыв двух десятков гранат, которым и танк даже перевернуть можно. Они увидели, как сдвинулась, поползла вниз по склону снежная шапка с нарастающим гулом и грохотом.

Она подняла голову и увидела там, наверху, на безлюдной вершине в солнечных лучах красное пятнышко. Она смотрела на этот флажок, не замечая, что отряд автоматчиков обгонял ее. Где-то впереди уже завязалась рукопашная схватка…

Мы не слышали звуков боя…

Фантастическая повесть

П

или чай в тяжелом молчании, нарушаемом лишь размеренными ударами маятника. Старинные настенные часы, много повидавшие за свою долгую жизнь, были прошлой весной привезены сыном с городской квартиры- в загородный коттедж. Здесь Георгий Иванович давно и прочно обосновался, чтобы быть поближе к Зеленому городку и не убивать время на дорогу.

За сплошной стеклянной стенав веранды садилось солнце, огромное, багровое. Осенние ослабленные лучи, дробясь в витражах, падали на дубовые стулья и стол, покрытый скатертью, весело отражались от начищенного до блеска, сердито пыхтящего самовара, блуждали по экрану видеофона.

Еще несколько минут назад, когда над домом прошелестели крылья орнитоптера, а затем послышались шаги Георгия, идущего по дорожке к дому, она догадалась: случилось что-то из ряда вон выходящее.

Обычно муж шагал с работы легко и быстро. В этот раз он шел медленно, ссутулив плечи.

Георгий опустился в жалобно скрипнувшую качалку, а жена принялась собирать на стол, стараясь отвлечься от беспокойных мыслей.

Праздничное угощение выглядело отменно. Еще бы, день сегодня далеко не ординарный. Ей даже стало немножко обидно, что Георгий никак не прореагировал на ее кулинарное искусство. Мысли его витали где-то далеко… Доливая свою чашку, он не успел вовремя завернуть кран самовара, и на белоснежной скатерти расплылось большое дымящееся пятно.

— Прости.. Не рассчитал, — сказал он виновато, и в голосе его прозвучало такое отчаяние, что у нее захолонуло сердце.

Она знала: расспрашивать о том, что произошло на космодроме, бесполезно. Придет в себя — сам расскажет. По крайней мере, ей известно: запуск Дора состоялся. Об этом ровно в полдень, в расчетное время, возвестил давно и с трепетом всеми ожидаемый грохот дюз, донесшийся с космодрома, расположенного за Зеленым городком.

Георгий медленно прихлебывал густо заваренный чай, черный как деготь, — свой любимый. Казалось, он все время ждал чего-то.

14
{"b":"168586","o":1}