— Нет, не завела. Я пришел по сигналу о совершенном вами должностном преступлении — составлении и оформлении липовой истории болезни.

— Значит, она вам написала?

— Нет, она не писала.

— Странно. Никто другой не знает об этом. Вы что-то скрываете, товарищ…

— Антонов. Подполковник Антонов. Уверяю вас, она нам ничего не сообщала.

— Пусть так. Только чтобы, в конце концов, не стало, что она заберет Виктора у его родителей! А поскольку это касается лично меня, я готов отвечать перед законом… Если найдется суд, который осудит меня, я готов и за решеткой посидеть, лишь бы Виктор ничего не понял и остался со своей семьей. И со мной! Знаете ли вы, когда они возвращаются в Болгарию, он всегда приходит ко мне, живет здесь по нескольку дней. Мы с ним ходим на рыбалку… Он называет меня дядя Куби. Правда, я — Кубрат.

— А он как себя ведет, похож ли он на свою мать? Я имею в виду его характер.

— Я бы этого не сказал. Чтобы совсем уж непохож, это, видимо, невозможно, но окружение, в котором он растет, его как-то облагораживает, делает другим человеком… Он уже говорит по-немецки и даже по-английски. Правда, он избалован всеобщим вниманием, но это естественно. Так сказать, в допустимой норме… Но вы все-таки не сказали мне, откуда узнали об этом случае и почему им интересуетесь?

— Разве вы не знаете, что не только вы, но и милиция имеет свои профессиональные тайны? Могу вас заверить: дело по этому случаю еще не возбуждено и что сообщила о нем нам не Пенка. С этой стороны вам ничто не угрожает. Весь разговор останется между нами, и незачем писать сестре. Уверяю вас, совсем лишнее, если вы их потревожите!

***

Когда на другой день Консулов выслушал рассказ Антонова о поездке в Ихтиман, первое, что он произнес, было:

— Э, в конце концов, мы получили хороший мотив, проверенный в многовековой истории хомо сапиенса, — родители ногтями и зубами оберегают свое бесценное потомство, не отказываясь даже от помощи фосотиона.

— Да, оберегают, — задумчиво сказал Антонов, — но из Вены. Как было установлено, инженер Эмил Донев и его жена, доктор Анна Донева, приезжали в Софию на своей машине лишь восемнадцатого марта и снова на ней же вернулись обратно, уже тридцать первого марта. На этот раз они были без сына. С тех пор Доневы находятся в Вене. Если это не железное алиби, то будь здоров!

— Что еще известно о них?

— Если тебя устраивает, то только то, что есть в их личном деле. Донев числится в штате научно-исследовательского института химической технологии. Старшим научным сотрудником первой степени. Его биография в полном порядке… Бедный сельский парень, закончил гимназию в Шумене с отличием, химия в Софии, потом специализация в ГДР, затем ассистент химико-технологического института, наконец, яри создании нового НИИ был принят, туда научным сотрудником. Часто ездил в зарубежные командировки, на симпозиумы и конгрессы. Кроме немецкого, владеет свободно и английским. В общем, надежный научный кадр страны… В Вену его, видимо, послали не по протекции, а потому, что действительно заслужил. Она — доктор Анна Донева — по девичьей фамилии Каролева, почти как он. С той лишь разницей, что происходит из семьи служащего. Достигла степени ординатора в Третьей городской больнице. Ее отец был налоговым инспектором в Плевене. Донева специализировалась в области педиатрии. Женаты с 1954 года…

— Значит, двенадцать лет безуспешных попыток родить ребенка, — заметил Консулов.

— Почему только двенадцать! Попытки могут продолжаться и по сию пору.

Закрывая свой толстый исписанный блокнот, Антонов добавил:

— Вот и все, Крум. Больше я ничего не знаю.

— Вижу, вижу, здорово ты поработал. Но какая польза нам от всего этого, если они еще в марте уехали в Вену?

— Да, уехали и больше не возвращались. И двадцать первого апреля они там были, и сейчас там находятся… Если это они, то как им удалось дать Пепи яд из Вены, и притом в момент, когда Сивков находился рядом?

— То, что Сивков был у нее, может оказаться простой случайностью.

— Не люблю я этих “случайностей”. Любовник — единственный из присутствующих, когда Некто из Вены отравляет Пепи… Не то шампунем, не то каким-то ядовитым зельем, каково?

— А ты опять подозреваешь… Сивкова?

— Не имею права не подозревать.

— Хорошо, продолжай на здоровье. Но не забывай, что от твоих голых подозрений пользы никакой. Сейчас нам нужно разработать гипотезу с участием Доневых. Они хотя бы имеют мотив для убийства…

— Мотив хорош, нет слов, но они же были в Вене!

— Перестань с этой Веной! Преступление совершено либо при личном контакте, либо заочно. Если при встрече с Пепи, то убийца — Сивков. А если оно заочное, то убийцей может быть и Бедросян, и этот -хулиган Попов, и… “мистер Икс”. Помнишь? Сейчас “Икс” оформился как семья Доневых. С мотивом, который даже ты, не имеющий детей, признал весьма веским.

— “Икс” может оказаться и не Доневыми, а кем-то другим.

— Может, но это маловероятно. Интересно, сколько же людей хотело убить эту женщину?..

После того как был закончен официальный допрос, доктор Каролев пригласил Антонова пообедать в ресторане, даже попытался при этом заплатить по счету, и, когда ему это не удалось, как он выразился, “в качестве компенсации за беспокойство”, он привел его к себе в дом “выпить настоящего турецкого кофе”.

Вопрос Антонова о том, как Пепи их шантажировала и сколько получала с них, дал повод доктору заново наброситься на нее, ругая ее всячески. Каролев знал, что при каждом приезде сестра носила полные чемоданы добра к Пепи, а претензии алчной и бесстыдной шантажистки день ото дня росли…

Антонов хотел еще раз осмотреть квартиру Пепи и увидеть своими глазами материальные следы шантажа. Он давал себе отчет в том, что многое из полученных вещей Пепи могла реализовать через свой салон и взамен приобрести другие ценности. Может быть, надо было взять с собой какого-либо специалиста из таможенного управления для оценки вещей. Но он предпочел прежде сам сориентироваться.

…Внутри все оставалось так, как при последнем их посещении. Даже столик с тарелками и стаканами стоял там же. И все-таки чувствовалось, что прошло много времени, что никто уже не заботится об этом доме. Пыль тонким слоем покрывала мебель, воздух был затхлым… Он прошелся по квартире. Всюду вещи, вещи, вещи — немые свидетели смерти хозяйки. Они знали, что здесь произошло. Но они были немы1 Или же он не мог услышать их голоса…

Машинально Антонов начал перебирать гардероб Пепи. Там уже не оставалось места даже для одного, хотя бы легкого летнего платья, настолько плотно все было забито. Внизу, под одеждой, полным-полно обуви. Вся почти новая, фирменная. Видимо, Пепи не опускалась до вещей отечественного производства.

Антонов посмотрел в другом шкафу. И там все ломилось — прежде всего от всевозможного наитончайшего и дорогого женского белья: ночные рубашки, пеньюары, пижамы… Недавно он где-то прочел статью о преклонении перед вещами с Запада, о потребительском обществе, зараженном вещеманией. И сейчас он стоял перед блестящей иллюстрацией авторского тезиса. Всякие штучки здесь тоже были — и сложный, со многими дополнительными приставками американский аппарат для массажа, какие-то другие хитроумные приспособления, чье назначение, вероятно, не знала толком и сама Пепи. Они стояли распакованные, но явно никогда не употреблялись по своему прямому назначению…

Стало ясно: нужно приглашать специалиста, чтобы определить происхождение и цены всех предметов в этом частном музее западной бытовой и легкой промышленности. Антонов сел в холле и закурил. Ему было приятно посидеть одному и неторопливо подумать, не слыша ворчания и шуточек Консулова, не видя вопрошающих глаз Хубавеньского, ожидающего услышать от “старого волка криминалистики” очередное откровение. Вот так, сам с собой, наедине со своими мыслями…

Итак, пока у него не было никакой опорной точки в рассуждениях о том, как на самом деле развивались события, связанные со смертью Пепи, кроме показаний Сивкова. Предположим, она его встретила, ужинали вместе, принесла магнитофон из спальни, начали танцевать. Пили виски с содовой и льдом. Кто-то позвонил в дверь. Она выключила магнитофон. Позвонили еще раз. Она потушила свет. Ждали, обнявшись. Целовались. Решив, что “соседка” ушла, зажгли свет, пили еще виски, вновь танцевали… А через несколько минут этой началось.