Шпулер кивнул в сторону пленников.

— Кокард нет, видишь? — объяснил он. — Они сгнили. И теперь им придётся понести наказание.

— Не хотел бы я оказаться на их месте, — заметил Прутик.

— И я бы не хотел, — согласился Каулквейп, нервно поправляя свою кокарду. Она была успокаивающе свежей. — Знаете, чего я хочу? Давайте-ка поторопимся и найдём побыстрее этот проклятый аукцион. Прутик огляделся.

— Я тоже этого хочу, Каулквейп, — сказал он. — Я тоже.

Они проходили по той части Рынка, где содержались самые удивительные и экзотические животные Дремучих Лесов. Здесь были свиноморды и крысолапы, которые визжали, сидя за решётками в деревьях с вынутой сердцевиной, и бритвокрылы, связанные и подвешенные за ноги на крюках, вниз головой, кричавшие от злости. Запихнутый в слишком маленькую клетку гнилосос пускал зелёную жёлчь из похожего на трубочку рта, и она, падая, шипела, испуская клубы зловонного пара; халитозная жаба в наморднике, скрючившись, пряталась в тумане собственного ядовитого дыхания.

— Здесь… здесь омерзительно! — сказал Каулквейп приглушённым голосом, зажимая нос и рот руками.

— Однако, несмотря на это, народ сюда идёт толпами, — устало вздохнув, заметил Прутик.

Он обратил внимание, что все это место было полно особо воодушевлённых покупателей. Звук их голосов доходил до лихорадочного визга, когда они торговались, пытаясь заключить сделки, которые в дальнейшем принесут им приличный доход.

— Вперёд, — сказал Прутик, ускоряя шаг, — давайте уже наконец найдём этот аукцион. Я не хочу оставаться в таком гнусном месте, кишащем паразитами, ни на минуту дольше, чем понадобится на наши поиски.

… Час спустя, когда друзья уже готовы были сдаться, они увидели то, что искали, — Большой Центральный Аукцион.

Расположенный на огромной платформе с террасами, аукцион состоял из длинного строения без окон, приподнятого над полом сцены, и трибуны ведущего торги. Всё это было освещено тяжёлыми подвесными стеклянными шарами, в каждом из которых сидел светляк, горевший, как свечка, и летавший по своей маленькой тюрьме в поисках выхода. Они так ярко освещали весь аукцион, что лёгкое свечение Прутика и Шпулера стало совсем незаметным.

— Двадцать пять? Кто даст двадцать пять? — Аукционист — высокая важная птица шрайк с красно-розовым оперением стукнула молотком из чёрного дерева и оглядела толпу. — Я прошу двадцать пять за этих плоскоголовых гоблинов. Товар молодой, здоровый, в расцвете сил. Идеальные охранники или солдаты. Двадцать пять? Спасибо. Тридцать? Кто даст тридцать?

Прутик уставился на сцену, у него бешено колотилось сердце. Есть ли здесь кто-нибудь из его команды? Трое потрёпанных плоскоголовых гоблинов, прикованных друг к другу цепями, мрачно стояли у переднего края сцены. Над ними возвышались четыре рыжевато-коричневые птицы-охранницы, подняв дубинки и хлысты, готовые наказать рабов за любое неповиновение. Аукционистка топталась слева от них на трибуне.

— Сорок, — произнесла она. — Кто даст сорок? — Она кивнула. — Сорок пять?

У её лап сидела, ссутулившись, учётчица с голубовато-серым оперением, зажав в когтях блокнот.

Время от времени она облизывала карандаш и записывала туда возрастающую цену. Каулквейп подтолкнул Прутика локтем.

— Узнал кого-нибудь? — спросил он. Прутик отрицательно покачал головой:

— Нет.

Он снова стал вглядываться во тьму в глубине сцены, где стояла толпа всевозможных созданий из Дремучих Лесов в ожидании своей очереди пойти с молотка. Там были глыботроги, городские гномы, крохгоблинша с детёнышем на руках, бандитского вида тролль-несун и пара незнакомых Прутику жилистых троллей, с косматыми гривами, из каких-то дальних уголков Дремучих Лесов, куда он никогда не заглядывал.

— Никого, — разочарованно протянул Прутик.

— Сорок пять, раз, — закричала ведущая аукцион. — Сорок пять, два… Продано! — объявила она, и молоток из чёрного дерева тяжело опустился на трибуну.

— Продано плоскоголовому гоблину в малиновом камзоле.

Прутик фыркнул. Плоскоголовые гоблины покупают себе подобных! Что же это за место такое, где свободные граждане и рабы отличаются только тем, что у одних есть кокарды, а у других нет? Он повернулся к Каулквейпу и Шпулеру.

— Идёмте, — сказал он. — Стоило попробовать, но мы явно теряем здесь время. Вперёд!

Каулквейп уже повернулся, чтобы уйти. Он был разочарован, как и остальные. На самом деле, чем дольше он оставался на Рынке Рабов, тем неуютнее себя чувствовал. По нему, так стоило сократить потери и немедленно покинуть это место.

— Номер девятый, — выкрикнула птица-аукционист. — Водный вэйф.

Прутик уже пошёл прочь. Водный вэйф? Он не видел там водного вэйфа. Прутик повернулся и снова глянул на сцену. Ну конечно, еле видная за толпой глыботрогов, стояла маленькая чешуйчатая фигура с большими, как крылья, ушами и выстреливающим изо рта, как у змеи, язычком. Одна из рыжевато-ко-ричневых птиц шрайков грубо подтолкнула маленького раба в спину. Водный вэйф застонал и устало прошлёпал на авансцену.

— Я думал, мы уже уходим, — заметил Каулквейп.

— Подожди, — сказал Прутик.

Он всматривался в стоящего перед ним водного вэйфа, потом взглянул на Шпулера, снова на водного вэйфа, снова на Шпулера.

— Ну? — спросил он.

— Я… я не уверен, — ответил древесный эльф. В его голосе не было воодушевления. — Может быть…

— Может быть что? — осведомился Каулквейп.

— Не что, а кто, — поправил Прутик. — Это может быть Лесорыб.

— Из твоей команды? — спросил Каулквейп. Прутик кивнул.

В этот момент начался торг.

— Десять! — объявила птица-аукционист. — Кто даст за него десять?

Прутик поднял руку. Птица взглянула на него, кивнула и снова отвернулась.

— Пятнадцать, — сказала она. — Кто даст пятнадцать?

— Пятнадцать, — донёсся хриплый голос.

— Двадцать? — спросила птица, поворачиваясь к Прутику.

Прутик обернулся и взглянул на того, кто набавлял цену. Это был некто крайне злобного вида, с металлической пластиной на одном глазу, он плотоядно смотрел на водного вэйфа вторым, здоровым глазом и зловеще облизывался. По чеканной эмблеме, вставленной в тяжёлое кожаное пальто, Прутик понял, что тот был членом Лиги, хотя символ он не узнал. Он поднял руку во второй раз. Птица-аукционист снова кивнула.

— Двадцать пять? — спросила она. — Кто даст двадцать пять?

Прутик снова огляделся. На этот раз он встретился взглядом с одноглазым членом Лиги, который в ярости смотрел на него.

— Двадцать пять! — выкрикнул член Лиги.

— Тридцать! — крикнул Прутик.

— Тридцать пять.

— Пятьдесят.

Член Лиги на миг заколебался, а потом, когда Прутик обернулся, открыл рот, так что в свете заключённых в шары светляков блеснули его золотые зубы, и ухмыльнулся.

— Он весь ваш.

— Продано за пятьдесят человеку в накидке из ежеобраза, — объявила птица. — Подойдите заплатите учётчице — и номер девять ваш.

Прутик поднялся на сцену. Каулквейп затаил дыхание. Был ли водный вэйф одним из членов команды Прутика или нет? И тут воздух зазвенел от удивлённого крика.

— Что, что вы хотите? — громким и недоуменным голосом вопила учётчица. — Вы хотите купить ему кокарду?

У Каулквейпа отчаянно стукнуло сердце. Значит, это всё-таки был Лесорыб! Каулквейп подошёл поближе к сцене, чтобы лучше расслышать, что там происходит.

— Я полагаю, плата верна, — говорил Прутик, вручая птице золотые монеты. — Пятьдесят за покупку и ещё две монеты за белую кокарду.

Учётчица вопросительно взглянула на ведущую торги.

— Раз уж он хочет потратить деньги на красивые жесты… — усмехнулась она и презрительно щёлкнула клювом.

Учётчица пожала плечами. В конце концов, пятьдесят две золотые монеты были пятьдесят две золотые монеты. Она бросила деньги в сундук, покопалась в своей сумке и вытащила белую кокарду.