— О небо! — проговорил Каулквейп. Он протянул нож молоткоголового Прутику.

Прутик улыбнулся.

— Оставь себе, — сказал он. — Ты его заслужил. Прекрасная работа, Каулквейп. Я и не знал, что у тебя есть способности к этому, — заметил он.

Каулквейп опустил голову и смущённо засунул нож за пояс. То же самое сделал и Прутик.

— Эти молоткоголовые гоблины не очень-то верные друзья, — захихикал Рябой, вешая дубинку на стену. Он повернулся к Прутику и Каулквей-пу. — Однако они опасны, — продолжал он, — спасибо, что пришли на помощь, господа. — Трактирщик поставил обратно одну из перевёрнутых скамей. — Присаживайтесь. Я вам налью из своего лучшего бочонка — за счёт заведения, разумеется.

Прутик и Каулквейп сели не без удовольствия. Каулквейп был весь в поту, и руки у него дрожали. Он в первый раз оглядел трактир.

Другие посетители, сидевшие по тёмным углам, потягивая вино, казалось, не обратили никакого внимания на происшедшее. Некоторые примостились рядом со штабелями шестиугольных бочек, встроенных в дальнюю стену, как соты лесных пчёл; некоторые развалились на низких брёвнах у питьевых корыт. В углу крытая жаровня светилась бирюзовым светом и эхом отражала мелодичное пение горящих поленьев.

— Поёт, как «Колыбельное дерево», — с беспокойством заметил Каулквейп. Он всё ещё не отошёл от потрясения.

— Ну, мы же в трактире «Колыбельное дерево», — заметил Прутик и улыбнулся. — Напоминает мне о Дремучих Лесах во времена моего детства. Спельда — я рассказывал тебе о ней, — моя приёмная мать, лесная троллиха, бывало, перед сном закладывала в огонь полено колыбельного дерева. Его протяжное пение убаюкивало меня, и я засыпал.

— По мне, так звучит жутковато, — содрогнулся Каулквейп.

Рябой вернулся с тремя бокалами, доверху наполненными золотистой жидкостью, и сел между ними.

— За ваше здоровье, — сказал он, и они подняли бокалы и поднесли ко рту искрящееся крушинное вино. — А-ах! — со вздохом оценил его Рябой. — Чистый нектар.

— Очень хорошее, — похвалил Прутик. — Правда, Каулквейп?

Каулквейп сморщился, потому что крепкая жидкость жгла ему горло и отдавала в нос. Он поставил бокал и протёр глаза.

— Очень приятно, — пискнул он, потом нахмурился и повернулся к Рябому. — А вы не боитесь, что эти вымогатели опять вернутся? — спросил он.

Рябой захихикал.

— В душе молоткоголовые — трусы, — объяснил он. — Стоит раз их побить, и всё. Пойдут слухи, что таверну «Колыбельное дерево» на деньги не разведёшь, и они оставят меня в покое, по крайней мере на какое-то время. И всё благодаря вам двоим!

— Эй, Рябой, — раздался в дальнем углу хриплый голос, — ещё лесного грога, быстрее!

— Уже иду! — прокричал в ответ Рябой. Он встал из-за стола и обтёр руки передником. — Никакого покою с ними нет, — пожаловался он. — Позовите меня, когда нужно будет долить вина.

Рябой удалился. Прутик повернулся к Каулквейпу, который во второй раз попробовал глотнуть крушинного напитка.

— Подождём, — велел он юноше, — может, стоит осмотреться, пока мы здесь сидим. Поболтать с местными. Вдруг кому-нибудь что и известно.

Каулквейп решительно поставил бокал на стол, радостно кивнул и вскочил на ноги.

— Отличная мысль, — поддержал он, — и я с тобой. — Бедняга не хотел оставаться один в этом грубом, тёмном месте со странной, заунывной музыкой.

В таверне гуляли больше десятка пьяных. Троги, тролли и гоблины: запойные пьяницы с морщинистыми, обрюзгшими лицами и осоловелыми, невидящими глазами.

— Привет, друг. Можно тебя угостить? — спросил Прутик, хлопнув одного из них по плечу. — Интересная стоит погодка.

Странное создание повернулось и оказалось троллем-несуном. Он с трудом сфокусировал взгляд на лице Прутика и заплетающимся языком выговорил:

— Чё те н-надо?

Прутик поднял руки.

— Просто выпить, — сказал он. — И немного поболтать. Рябой, наполни корыто для моего друга. Он, кажется, хочет пить.

Несколько пар глаз повернулись на звук пенистой струи.

— Спасибо, сэр, — поблагодарил тролль-несун. Прутику удалось привлечь его внимание.

— Я говорю, погодка интересная: странные дожди, градины размером с кулак гоблина и всякая ерунда с неба сыплется. Я даже слышал, будто прямо здесь, в Нижнем Городе, падали звёзды.

Тролль-несун вздохнул.

— Я не видел ничего, — ответил он. — Только что с корабля, с Великого Рынка Работорговли Шрайков. Рабов мы везли, — пробурчал он. — Больше никогда! Шум ужасный: крики, стоны всю дорогу. Из головы выбросить не могу. Прямо сюда пришёл, забыться. — Он опустил лицо в наполненное до краёв корыто, и Прутик пошёл дальше.

Вдруг справа раздался вопрошающий хриплый голос:

— Капитан?

Прутик обернулся. Каулквейп всматривался в темноту, пытаясь разглядеть говорящего.

— Капитан, никак это ты? — Тяжёлый стул с грохотом полетел на пол, и крепкий коренастый человечек вскочил на ноги, протирая глаза, как если бы только что проснулся.

Прутик уставился на подошедшего. Это был душегубец из Дремучих Лесов: пышная грива и кроваво-красная кожа, тёмно-малиновая в полумраке таверны. Его суровое лицо растянулось в улыбке.

— Капитан Прутик, ведь это ты, правда? — спросил он. — Правда ведь?

— Тарп? — отозвался Прутик. — Неужели это ты, Тарп? Тарп Хаммелхэрд? Из команды «Танцующего-на-Краю»? — воскликнул Прутик. — Да, это я! Это я, твой капитан!

Они упали друг другу в объятия.

— Ох, капитан! — со слезами на глазах проговорил Тарп. — Я уж боялся, что не доживу до этого дня.

Прутик вырвался из крепких объятий Тарпа и схватил его за руки.

— Но ты выжил, Тарп! Ты жив! Ты правда жив! — голосом, дрожащим от волнения, повторял он. — И вот я тебя нашёл! — Он повернулся к Каулквейпу. — Смотри, Каулквейп, — начал он, — мы нашли одного из моей…

Он замолчал. Его юный подмастерье вытаращился на него так, словно увидел привидение. Он стоял неподвижно, с открытым ртом, глаза у него чуть на лоб не вылезли. Рядом с ним таращился и Рябой, тоже порядком обалдевший.

— Каулквейп, во имя неба, в чём дело? — спросил Прутик.

— В… вы об… оба светитесь, — заикаясь, ответил Каулквейп.

— Как два светильника на масле из тильдера, — добавил Рябой, в ужасе уставившись на них.

Прутик глянул на Тарпа. И правда, начиная с ярко-рыжих волос на голове до носков начищенных кожаных сапог тот излучал яркое сияние. Прутик осмотрел собственное тело. Грудь, ноги, руки, трясущиеся пальцы — всё светилось.

Вокруг них завсегдатаи начали перешёптываться. Они тыкали в них пальцами и качали головами. Тролль-несун рядом с Каулквейпом схватился за амулеты на шее.

— Духи, — прошептал он, — духи в воздушных доках. И тут тоже духи. Это ненормально, я вам доложу.

Пара городских гномов встала из-за столов.

— Я здесь не останусь, — испуганно сказал один и направился к двери.

— Я тоже, — поддержал его приятель. По пути он повернулся к Рябому. — В Нижнем Городе в наши дни и так жутко. Не хватало только, чтобы духи появлялись в твоей таверне!

— Да уж, — пробормотал тролль-несун и поспешил за ними. — Духи — это уж последняя капля.

— Но… но ведь они уже уходят, — начал Рябой. — Не так ли? — добавил он, быстро выпроваживая всех троих за дверь. — Ничего личного, — пробормотал он, обращаясь к Прутику, — но вы мне клиентов разгоните. А торговля есть торговля, вы понимаете… — И он мягко, но решительно вытолкал их на улицу.

Когда дверь за ними захлопнулась, Прутик повернулся к остальным.

— Вот она благодарность! — усмехнулся он. — Но какая разница? Ты жив, Тарп! Вот что главное.

— Приятно снова увидеть тебя, капитан, но… — Тарп нахмурился. — Мы на самом деле выглядим странно, это свечение и все такое. Кто угодно испугается. — Он сдвинул брови. — Я светился, когда упал в Нижнем Городе, но свечение скоро погасло… До того момента, — неуверенно добавил он, — когда мы встретились.