– Тоже заговоренный? – спросил Виталий у ливийца, указывая на тент.

Юсуф только хитро улыбнулся:

– Может, и заговоренный, а может, и нет. Собирайся, осталось тебя дождаться.

Стоянку они свернули мгновенно. И снова начался путь по унылому выжженному пространству. Но чем дальше, тем сильней приходилось оглядываться – скоро начнутся предгорья: там наверняка будет прохладнее, а живность – разнообразнее.

Иногда они останавливались, прислушиваясь к звукам, но пустыня хранила молчание. Лишь кое-где треснет нагретый солнцем камень или прошелестит невидимая тварь, но таких звуков человеческое ухо не воспринимает.

На сей раз сюрприз случился в середине ночи.

К пляске светил в небе все трое уже привыкли – даже Джеймс шел, не задирая поминутно голову вверх (разумеется, он уже успел сфотографировать луны). Лучше всего было смотреть под ноги. Оказывается, необычное может очень быстро стать чем-то обыденным. Луны на человека не действуют, зато «тарантул» вполне на такое способен.

Именно Джеймс и остановился, всматриваясь куда-то вдаль, слева от видневшихся гор. Потом негромко подозвал успевших слегка уйти вперед товарищей.

– Свет! Видите, свет!

Его голос прозвучал в безмолвии очень резко. Виталий даже прошептал:

– Да не кричал бы ты так!

Но и он остановился, вглядываясь в ту сторону, куда указывал рукой американец.

– Это – не отсвет от лун?

– Нет, – тихо произнес Юсуф.

Он неслышно подошел к своим спутникам. Манера ливийца ходить по этой каменной пустыне напоминала индейцев из книг и кино: те тоже ступали по прерии совершенно бесшумно.

– Значит, там могут быть люди!..

Джеймс внезапно осекся. Видимо, его в этот момент посетили те же мысли, что и остальных: люди? А что, если совсем не люди? Если таких вот чужаков местные разумные существа пускают в пищу? А если и люди, то какие? Разумные, добрые и приличные? Которые напоят, накормят и покажут, где находится портал, выводящий прямиком на планету Земля, в тихую и приятную страну? Или готовые обратить в рабство тех, кто нежданно к ним пожаловал?

– Я не знаю. – Юсуф мрачно посмотрел на Виталия и Джеймса.

– Не знаешь чего?

– Не знаю, стоит ли нам туда идти, Вит. Я слышал о таких мирах.

– Все от деда?

– И от него, и не только. – Ливиец говорил вполне серьезно. – У нас такие миры считают обиталищем ифритов. Слышали, кто такие ифриты?

– «Сказки тысяча и одной ночи» читают и в России.

– Только там какой-то поселок. Может быть, небольшой город, – встрял Джеймс. – Мы сможем пополнить запас воды. Как раз к рассвету доберемся…

– Доберемся, Джимми, – согласился Юсуф. – А если там воды не окажется? У меня чутье – нам в ту сторону не надо. Там можно пропасть навсегда.

– А все-таки попытаться надо! – Джеймс едва ли не в первый раз за время путешествия говорил твердо и уверенно.

– Хорошо. Пусть будет, как ты говоришь…

Примерно через час сияние сделалось более заметным. Но ярким назвать его было нельзя – скорее, расплывчатым. Чем бы оно ни было, все это явно не походило на огни большого города. Виталию чудилось в нем что-то зловещее и очень знакомое, не то по книгам, не то по фильмам.

Примерно шагов через полтораста он остановился.

– Я туда не иду. Ты, Джимми, как хочешь.

Юсуф молча, но одобрительно поглядел на него.

– Почему? Что там не в порядке? Мало ли какой тут след цивилизации? Ну, пусть не город, но какой-то удаленный завод. Или рудник. Или что-нибудь еще…

– След. Ты прав. Мы теперь точно знаем: разумная жизнь тут есть. Или была. Да, скорее всего, именно так: она была.

– К чему ты клонишь?! – Голос Джеймса прозвучал почти враждебно. Вит его отлично понимал и даже сочувствовал: найти город означало не мучиться завтра весь день под палящим зноем. Тент – штука хорошая, но от жара пустыни все равно нет спасения.

– К тому, что мы там найдем радиоактивные развалины. И расплавленные до состояния стекла песок и камни. Вот и все, нет там больше ничего! Вообще нет. Давай-ка лучше доверять чутью Юсуфа.

– Какие радиоактивные?! Почему вы не хотите присмотреться?!

– Такие. Давай сделаем вот что. Если мы уже схватили какую-то дозу радиации, то вряд ли она значительна. А вот там – иное дело. Возможно, в этом мире была война.

– Мы обойдем это место. А с утра ты, Джимми, сам посмотришь, что это такое. Поверь лучше там не бывать.

– Хорошо.

Джеймс согласился неожиданно легко. Виталий даже начал опасаться, что он плюнет на все – и рванется к этому виднеющемуся вдалеке свету.

Но американец решил быть хитрее. Он был уверен, что завтра с утра их маленький отряд и в самом деле увидит в стороне небольшой городок, и вот тогда эти русский с ливийцем (непонятно, кто из двоих упрямее!) будут посрамлены – вместе со своими предчувствиями.

Он даже замурлыкал себе под нос какую-то песенку, предвкушая победу в споре. Ничего, что им придется идти по солнцепеку в этот городок, зато он-то окажется прав!

…Когда неяркие солнечные лучи озарили пустыню и предгорья, сияние померкло. А вместе с ним поблекли и надежды Джеймса.

В той стороне, где он заметил свечение, не было ничего, хотя бы отдаленно напоминавшее дома или какие-нибудь иные строения. Не было даже руин.

Просто там пустыня из коричневато-серой становилась черной. И был этот ожог слишком заметен, чтобы считать, будто там есть хоть что-то еще.

Теперь Джеймс шел молча и не оборачиваясь. Вида черной и почти наверняка радиоактивной проплешины он просто не мог вынести. На него было печально смотреть. Выражение на слегка полноватом лице американца было таким, будто он переживает в эту минуту все мировые страдания. Конечно, дело было и в усталости, и в непривычно долгом пути. Но самое страшное – это обида.

Впрочем, недолго так продолжалось – до той самой минуты, когда Юсуф скомандовал готовиться к привалу.

– Да, разумная жизнь тут есть. Была… – поправил себя Виталий, сбрасывая рюкзак.

– Или есть, только не тут, – сообщил Юсуф.

– Если здесь случилась атомная война, вряд ли хоть кто-то остался.

– Почему? Может, и остался. А может, и не атомная война, а что-нибудь другое. Джим, ты бы не расстраивался. Воду мы найдем дальше. Обязательно.

На сей раз Вит уснул первым, едва они покончили с завтраком. И вновь его сморил тревожный сон, где, кроме беспокойства, не нашлось места ничему – даже сновидениям.

Имени у него сейчас не было. Как не было ни у кого в отряде. Так положено: когда охотники и воины уходят в дальний поход, имена забирает шаман племени. Ведь это очень удобно: если ты убиваешь добычу, то на самом деле ее убивает кто-то без имени – никто. И мстить будет некому, месть пройдет мимо охотника и его деревни.

Но хоть каким-то образом называться надо. Поэтому воина, который шел впереди, звали Скорпионом.

Обычай отдавать на время имена внушал воинам и необходимое послушание. Только попробуй нарушить законы племени и струсить при встрече с чужаками – тогда шаман просто съест твое имя. Скорпион помнил, что в детстве видел такое. Старейшины и шаман собрали тогда всю деревню, а провинившийся охотник дрожал и пускал пену изо рта. Даже не умолял о пощаде, прекрасно понимая, что это будет совершенно бесполезно.

Так оно и оказалось: шаман достал его имя, торжественно сжег его, размешал в воде и проглотил пепел. Охотник упал, как громом пораженный. Его куда-то унесли, и с тех пор Скорпион его не видел. Да и никто из деревни: как только несчастный придет в себя, ему придется уйти навсегда. Теперь он станет чужаком для всех. А чужаку лучше сразу уйти в пустыню и умереть там под лучами палящего, не знающего жалости божества. Или даже пройти в один из Черных Кругов – может быть, тогда удастся вымолить у богов прощение?

Вот только удавалось ли это хоть кому-то, Скорпион не знал. Никто оттуда не возвращался.